Страница 9 из 21
Глава 5
Несмотря на надвигающуюся грозу, в этот вечер ужин накрыли на веранде, распахнув все окна и наслаждаясь (по крайней мере я) сумеречной прохладой. Ещё не сильный ветерок, а даже довольно приятный, шевелил лёгкие локоны Юленьки, собранные в хвост и закреплённые маленькой золотистой заколочкой.
Анистов хотел казаться весёлым. Рассказывал о поездке и о большом рынке, где приключилась с ним комичная ситуация. Я слушал в пол уха, поэтому не могу пересказать его историю. Я больше наблюдал за его взглядом. Усталый, беспокойный, почти отсутствующий. Что так волновало моего старого приятеля, что он ни разу не взглянул ни на меня, ни на племянницу? Ответ крутился у меня в голове.
Ада же напротив молчала и наблюдала за мной и Юленькой исподлобья. Она была совершенно недовольна поездкой. Будто ожидала от неё большего, чем случилось. Юленька, казалось, и не замечала взгляды тётки. Она была слишком невинной, чтобы заметить злость, и тем более понять смысл острого, колючего ревностного взгляда.
— Через десять дней состоится конная ярмарка, будет праздник в деревне. На этой ярмарке я представлю своего жеребца, — проговорил Анистов и Ада удивлённо воззрилась на него.
— Но Серёжа, ты же знаешь, что он уже…
— Это мой жеребец! И плевать, что там говорят, ясно?! — Повысил голос Анистов, и мы с Юленькой быстро глянули на него. При мне Сергей никогда не повышал голос, я ни разу не слышал от него и намёка на крик. Свидетелем такого тона я был впервые. Юленька даже немного испугалась, но тут же выдохнула и успокоилась, спрятала руки под стол. Наверное они у неё дрожали.
Что имела ввиду Ада, я, конечно, не понял, но знал из рассказа кухарки, что Сергей в долгах, и, возможно, жеребец его часть этого долга. Вряд ли разумно продавать то, что тебе уже не принадлежит. Это не моё дело, но любопытство всё же раздирало меня.
— Прости, — сказала Ада так кротко, что я невольно глянул на неё. Если она виновата в том, что дом их разорен, то ей бы вообще больше молчать. Игра до добра не доводит! Несмотря на мои пороки, игрой я не увлекался. Хотя встречал людей играющих. Видел как один проигрался и застрелился. Я не успел помешать. Если честно, я своими словами на его счёт мог подлить масло в огонь. А он был очень эмоциональной личностью.
Ада встала из-за стола и, кинув на меня быстрый взгляд, вышла из комнаты. Анистов после ужина не дал мне и шанса с ним поговорить. Он сослался на сильную усталость после поездки, когда я спросил может ли он уделить мне внимание. Он ушёл, как и Ада, лишь поцеловал племянницу на прощание. Мне этот жест показался искренним, но я не хотел обманываться.
Мы остались с Юленькой наедине. Она предложила посидеть в гостиной, там выпить чаю. Я с радостью согласился.
Кухарка принесла большой поднос с чашками, заварочным чайником и разными сладостями.
— Юленька, съешь вот эти пирожные, — я указал на маленькие медовые кружочки, которые показались мне ужасно аппетитными. Я и сам взял одно. Юленька скромно улыбнулась и покачала головой.
— Я не очень люблю сладкое. Но Вы обязательно съешьте этот замечательный десерт. Знаете, моя мама часто пекла такие пирожные, и когда я по приезде сюда увидела его на обеде, десерт то есть, то расплакалась. Но на следующий день обошлось уже без слёз.
Я перехватил её руку и прижался губами к тыльной стороне. Аромат жасмина напомнил мне о нашей прогулке в саду. О беседке и объятиях. Мне вновь захотелось заключить её в свои объятия и не отпускать всю ночь. У неё были такие печальные глаза пока она рассказывала о матери и её десерте, что я ни за что решил не пробовать его! Убрать с глаз долой, вот что мне захотелось сделать с чертовыми пирожными.
Юленька сжала мою руку в ответ и с благодарностью посмотрела на меня. Мне безумно хотелось её утешить. Близость этой девушки творила со мной поистине что-то невообразимое. Тепло разлилось по телу при мысли, что она мне доверяет и позволяет обнимать. А значит может доверить и большее.
Кажется я замечтался или просто задумался. Я услышал её милый голос, такой женственный и таинственный, тихий, у самого моего уха.
— Как много разных людей в мире, — говорила она, грустно глядя на картину, что висела на стене напротив того места, где мы с ней сидели. — И никогда не знаешь, кто настоящий… А кто просто притворяется. Мама и папа были настоящими. И дядя Серёжа тоже настоящий.
Если насчёт первых я ничего не знал, то о втором мог бы поспорить. Но я не хотел раньше времени тревожить душу Юленьки. Сначала я должен поговорить с Сергеем и понять, правда ли он замышляет злодейство против племянницы, как я думаю, или я ошибаюсь. И всё же странно, что она вдруг заговорила о характерах людей. Неужели думала о ком-то конкретном.
— Не так трудно разглядеть человека, если хорошо в людях разбираешься, — немного самодовольно произнёс я. Юленька воззрилась на меня с интересом. Спросила:
— Вы хорошо разбираетесь в людях, Алексей?
Я готов говорить с ней о чём угодно, лишь бы подольше. Пусть она меня узнает лучше, тогда, быть может, не будет так дрожать при моих прикосновениях. Я улыбнулся и ответил с удовольствием:
— В силу моей прошлой профессии, мне приходилось сталкиваться с разными людьми и уж поверь, Юленька, я могу судить о характере человека. Вот ты, например, кроткая и добрая, совершенно бесхитростная и поэтому столь чистая душа манит к себе непреодолимо.
— Вы так интересно выразились, в силу прошлой профессии, — отозвалась Юленька, чуть зардевшись от моих последних слов. — Кем Вы работали и почему оставили это в прошлом?
— Я был редактором журнала, где люди печатают свои стихи и рассказы.
— Дядя Серёжа пишет стихи.
Дурацкая мысль пришла мне в голову: человек, который пишет стихи не может быть низким, совершать гадкие поступки. Ведь пишут стихи только люди с возвышенной, светлой душой. Я говорю именно о хороших стихах, таких, какие пишет Анистов, а не о тех поэтах, творчество которых вызывает отвращение и неприязнь.
— Я печатал его стихи. Так мы познакомились.
— А почему ушли из журнала?
Я заметил, что Юленька упорно называла меня на Вы. Это упрямство или просто вежливость? В её случае, думаю, вежливость, а вот в случае с, например, Адой, было бы упрямство. Причём ослиное.
— Я получил наследство. Денег стало много, а я всегда жаждал приключений, путешествий.
Я бросил журнал и пошёл во все тяжкие, одним словом. Мне больше не нужно было работать. Я мог свободно делать, что душа пожелает. И я делал…
Юленька слабо улыбнулась. Она хотела придвинуться ко мне ближе, но что-то её остановило. Наверное воспитание.
— Так что я праздный, ленивый и…беспутный человек.
Я не стал говорить слово порочный, но подразумевал это. Юленька долго смотрела на меня, серьёзно, сдвинув брови, а потом вдруг рассмеялась своим звонким смехом, что наполнял трепетом моё сердце уже три дня подряд.
— Что такое? Почему ты смеёшься? — Я и сам улыбнулся, видя её такую весёлую. Мне было приятно, что я мог чем-то Юленьку рассмешить. Позволить её горю рассеяться хоть ненадолго. В тот момент я осознал как сильно ошибся в своём убеждении в первую нашу встречу. Я подумал тогда, что улыбка её не омрачена ещё никакими тяготами жизни или несчастливыми событиями. Но это было не так! Горе скрывалось за этим печальным взглядом, нежной улыбкой и румяными щеками.
— Я не верю, что Вы беспутный и порочный.
Она сказала именно то слово, которого я хотел избежать. Пусть. Она не верит мне, но это правда. Юленька думает обо мне слишком хорошо.
Я пожал плечами и улыбнулся шире, говоря тем самым, что это шутка. Юленька кивнула. Ладно, в каждой шутке есть правда. В моём случае много правды.