Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 47 из 57

Никогда и никому хотя бы с виду оскорбительного, обидного слова. Как у Щеголихина, когда он, бывало' врежет: «Сгась, твою мать!..» — со стороны глядючи, не может такое не показаться оскорблением, а оскорбления нет; чужому человеку так не выдают. Не чужой я cmv. значит.^ Стало быть, обижайся, ори, сколько хочешь, а никакой обиды в душе — на него. Досада на себя: что–то нс то и не так получилось, надо как–то и поскорее переделать не так сделанное, чтоб и впрямь никто не под-мал, что дурак–пять штук на пятак. У Шрама — никаких ха рак I ернстнк в голосе, в слове, — они у него лишь во взгляде, — замкнутом, и как бы в ошейнике.

А тут, вдруг:

— Тебе, дураку, доверили батарею на пять минут — на одни немецкий пулемет почти весь боекомплект батареи израсходовал! Хромай в свой взвод управления: завтра с подъема боевая подготовка и — полная взаимозаменяемость! Понял? — Махнул рукой. А я словно бы услышал Щеголнхнна. Только в голосе, в жесте — нет Щеголихина. — Болтался столько месяцев черт знает где по тылам — за тебя пусть другие воюют? Иди! — Сам первый ушел, косолапя, лейтенант Шрам.

Пошел с гвардии лейтенантом Кожаным и лейтенантом Рокотянским обмывать медаль Кожаного.

Гляди ты, как он тихо, из–за угла, буравил, буравил и Щеголихина, выходит, — как завидовал его властной свободе в батарее! Завидовал. А даже в своем взводе стеснялся открыто быть Щеголихиным. Прорвало! А тихим пареньком был, хотя и прямой внук потомственного забайкальского казака, расстрелянного в Долине смерти холуями генерала Семенова, когда тот подлец, проигравшись в свои политические карты начисто, убегал от Советской власти в Китай — внук даурского казака Шрама — лейтенант Шрам. Как–то сам, когда был командиром взвода, сказал про это. И как–то так сказал — между прочим; тут же и забыл о сказанном, как о чужом для него. Но и так вместе с тем сказал, что заставляло помнить: трагический случай для многих казаков, не захотевших уходить с обжитых степей в чужие земли, даже в истории СССР значится; п он, лейтенант Шрам, хочешь не хочешь, от рождения, выходит, личность историческая.

Теперь сразу стало видно: и в школе, видимо, и в офицерском училище в Барнауле, надо полагать, всегда помнил лейтенант Шрам своего деда — в душе носил даурского казака. И в батарее капитана Щеголихина на минуту не забывал. За ошейник придерживал. Щеголи–хин мешал. Шахтер. Комбат. Единоначальник основного звена в артиллерии. Как и солдат–пехотинец в своем окопе, командир танка, летчик, капитан на корабле, — первый и последний по сути дела начальник на войне, потому что от него все, в нем все. Выпустил — лейтенант Шрам — своего даурского казака из груди. Дожил. Чудно тем не менее: выпустил не в образе своего деда, а в образе капитана Щеголихина!..

41

… Сам Распорол

— Мих—Автон-Анл—Днлов. предложил я ему вариант…

_ Знаешь поему я с тобой так, Стась?

— По–дружески.

— Ну.

я б теб^ её^давно кнршмюм ”еределал 3 “ГГ знакомые: кто такой? — не знаю ’ как не*

— Здравствуй, Миша.

_ Здорово, Стась… жнвой' но бедный Демьян Бед–ый.

«„„ко ничего подобного, Миша. Поверх моей соб–ето^ноЬГот рождеиия–чужой крови в жилы налили:

"«ЯВУУ, ГКиХГо?2"а! — Мишка сам удивился чРто. то–лучше, чем у тебя, а?

— Ну.

— Пошли, — схватил он меня за руку.

I д' это? — Автондилов двинул мне под нос пле-Ч° НаМп 7с

“место одной широкой лычки старшего сержанта, две–буквой «Т»: старшииал? ^ лежишь война стоит_тебя

ждём? АИ наш договор: дороже денег, Стась, пошли, по–шли.

"°ИиТа° еТри^У ие пол„же,.о трамбовать старшиной дорожки перед землянками солдат и офице–ров.

Сду 3 релЧИЯ «К рас н о а р ме й с кой ^ни ж ки > °е ш е не полу-

a^JSZ

яТ?»Г-заЛ^

ГнеТаХо^воира приставят со спины, с винтов-К 0Й^3 Сдаюсь’ ‘мии^ Н Считай! что боролись пять раз по пять паз как’договаривались: все двадцать пять раз твой верх… не по очкам, а чистыми победами. Перед

строем сделаю подтверждение. л х–ппявпенче–Мишка схватил меня за рукав и в обход правление

ской землянкГпоташил в кусты, почти не тронутые трио–пом С высокими, частыми и переплетающимися пооега ми* густо опушенными уже большими и сочными листья–ми! Кромешная зга. запах СЫР 0Й

tt I if v ппп снегом допревающих листьев. Сибирская «аим Пноле А ту^ только что началось лето. Десяти шагов не сделали, продираясь сквозь чащу.

— Стой! Кто идет?

Я вздрогнул.

— Автондилов! Не видишь? — Командный голос Мишки — под Щеголихина.





Зга. Но глаза уже чуток притерпелись к темноте — я увидел, как Мишка одернул полы гимнастёрки и согнал складки с живота под ремнем; гордыня в ширь груди.

— Пароль? — Голос незнакомый.

— Яте дам пароля! Командира своего по шороху не узнаешь? На передовую с таким ехать, к немецким окопам подползать ночью? Научат дурака в тылу — родную мать застрелит на посту, ещё и хвастаться будет: какой он служака. Здесь фронт. Война. Голова нужна, кроме устава… пароли орать под носом у немца: вот я — вся твоя? Отчислю из отделения–до конца войны будешь торчать здесь часовым!

— Есть, товарищ старшина: тихо надо спрашивать, знать в лицо, угадывать по походке и по дыханию.

— Учись!.. Пошли, Стась, — Мишка потянул меня за рукав. — Береги глаза, пригодятся.

— «Автондилов> — пароль на круглые сутки, на все времена года и на все фронта, Миша?

— А–а–а… из пополнения. Новенький разведчик. Двадцать шестой год пошел. Стась. Пацаны. Учить надо. Переучиваю.

В нашем, старом отделении Мишка был не таким Однако. Как он нашел в такой темноте, в чаще свой куст, да ещё между высокими деревьями? — не понять. А нашел. Посмотрел на небо в просветы, похожие на игольные ушка, понюхал, принюхиваясь, пощупал побеги вокруг, чуть повернулся, сделал ещё два шага и присел под кустом; под его руками хрустнула сухая веточка, зашуршала лиственная стлань.

Мишка Автондилов мог бы стать и начальником разведки всего корпуса; с такой памятью — так ориентироваться по сути дела в ночном таежном буреломе.

— Садись… на чем стоишь, Стась. Здесь сухо.

Что–то брякнуло в его руках, потом забулькало; он

сунул мне в руки… похожее на алюминиевую, чуть сплюснутую кружку.

— Не пролей, смотри.

Колпачок с немецкой офицерской фляги; понятно.

?е."ьнЖон Днл^Вак? Я В 30"РеЛ- СдУреЛ 0И 0К 0""а' Н “ За тв? е возвращение, Стась. За нашу встречу остался пларН,,К 0В взвода Управления двое

STSoMO? aT ™pyr друЫгуеШЬ? НЭМ "аД° ДСрЖаТЬСЯ, ю‘

— Спасибо, Миша.

1-и»7 иМ 0Л°ДеЖйЬ учить нало» опыт передавать, как нас надо. К 0 ИбаТ капнтан Щ^олихин. Воспитына? ь

— Как ты часового?

г А–а–а… и покрасоваться тоже иногда хочется fiJnv-b П 0|,имаешь? Я тебя с ними знакомить утром Суду, хорошие мальчншоночки; школьными чернилами

Тп, Па„о'СТ- Т“ Д°лько помоги, Стась, помо •»/вое возвРа 1 пение, Станислав Антонович ~ Мне нельзя, Миша. Нс дай бог…

А думаешь, я не понимаю. Конечно, нельзя Ты только пригубь. Ну? Будем! — В темноте он нащупал мою крышку, чокнулся флягой и булькнул из горлыш–помёшал.3. К 0 мбата нашег°' Стась' W «ов никто не

— Кто? да 0,,° Так " Х 04 ег пеРещеголять Щсголихина?

— Шрам.

А–а–а… С новенькими — сразу, как только принят командование батареей. Со старичками… ты первый

— Л в бою? *

— Шрам?

— Ну.

ssSE’ ш"“ —

— Не понял.

|.,.“Л°Й“?ШЬ- Не УтвсРжлзет его комбатом комбриг. Не верит он, что капитан Щеголихин погиб. Комбриг наш. Путаница там какая–то у штрафников получилась Раненый будто наш комбат был, когда штрафники про рвалн оборону в начале Проскуровской операции Л вместо санбата, госпиталя–полез в какую–то нашу самоходку, когда мы проходили возле деревни Окоп И смех и грех, а получилось так, будто, что он дезер? и«‘