Встречный бой

И тут же:

А почему вы здесь один… в степи… на безлюдной дороге… гоняетесь за машинами? Как это понимать?

— Возьмите меня с собой, товарищ гвардии лейтенант.

— И почему вы не по форме?

Ширинка у меня на штанах и впрямь была все ещё расстегнута, я забыл про нее.

— Почему без ордена? Где ваш орден?

А знал, что кроме медали «За отвагу», полученной между прочим раньше, чем он получил свои орден и медаль, у меня никогда ничего не было.

— Возьмите меня в нашу батарею, товарищ гвардии лейтенант.

— В какую на–шу?

— В вашу.

— Какая разница, в каком подразделении воевать, когда надо Родину защищать?.. То есть, вы не в батарее теперь?

— Ну.

— Без «ну», ефрейтор, мы в армии…

— Возьмите… без «ну».

В каком вы, собственно, сейчас соединении?

— Ни в каком.

— Ничого соби! — Голос Мнроненки из кузова. — И в кустах…

— Стась как Стась. — Гришка Шеин от заднего колеса. — Без грима и без антрактов.

— Прекратите болтовню! — Подбородок вперёд, из–под белых, туго сдвинутых бровей взгляд снних–пресн–иих глаз: — Ваши документы, ефрейтор. — Ровным голо–сом, и рука, как у военного коменданта на железнодорожном вокзале.

Не зануда… а?..

36

Для меня важно. Тогда, там; уже без меня. Рал. ьста–лазутчика Ивана Пятых не нашли, как и где ни искали; как и где только можно искать в наступательных боях танковой бригады, вышедшей после прорыва

основной обороны противника на его коммуникации. Петю Зарембу и Золотого человека комбат велел похоронить на горушке, у большака — в яме НП; ни к чему копаться в вязкой и слякотной, изгрызенной снарядами и мимами земле — терять время, — могила готова… надо только вычерпать из нее холодную воду и, поплавком, мокрый снег. И — никаких гробов, никакой музыки, никаких цветов на могилу. Где они?

Полушубок, валенки и шапка–ушанка — ходячий зимний дом при жизни солдата; в них все солдатское зимнее тепло и уют. Полушубок, валенки и шапка–ушанка собственный, навечно, казенный гроб солдата, погибшего в наступлении, когда без главного дела воины встречный бой! — танковая бригада не имеет права задерживаться на месте и на минуту; хотя бы и для того, чтоб, как положено в тишине и покое, похоронить погибших товарищей.

Музыка при жизни солдата — хлесткий треск автоматов и пулеметов, гром пушечных выстрелов, стальной звон стволов подпрыгивающих при каждом выстреле минометов. Музыка на скоротечных похоронах солдата в наступлении — троекратный залп товарищей из личного оружия над общей могилой, у свежего холмика рыхлон и мокрой земли, перемешанной с мокрым снегом… под дождём с мокрым снегом. Некогда ждать оркестра из медных труб с большим барабаном и медными тарелка–ми, — «тридцатьчетверки» головного танкового батальона ушли «Вперёд, на Запад!» — минометная батарея обязана мгновенно снять НП. ПНП, БНП, снять с огневых минометы, догнать головной батальон и занять свое место в боевом, наступательном порядке бригады; впереди ждёт следующий встречный бой. Какой он?.. Для кого?..

Цветы солдата при жизни солдата — разрывы мин и снарядов, одуванчики на мокром снегу… если нет ещё и падающих с неба бомб. Цветы на могилу солдата — гильзы, оставшиеся после троекратного залпа товарищей из пистолетов и автоматов. Некогда куда–то поехать за живыми цветами, хотя бы и в горшках, привезти на могилу, — впереди ещё море саманно–соломенных хуторов, сел с церквями без колоколен, кирпично–черепичных городов с высокими трубами — в них родные люди, высто–раживаюшне час свободного вздоха.

И — память товарищей после всего. Найденный где–то и обтесанный наскоро тупым топором столбик с заост-

!юГшп|Мияг!!«0Й* К Нему прнбнты гв°здямн из ящика из-L паск°Р° пеРеп»ленные тупой пилой дощечки из 21я”"'/ "3-под «НИ. На одной — «Здесь был ЬШ минометной батареи». На другой — «Здесь похопонены

ровГсепж! 3 аВемба П< А* 1925 г- Рождения, из Проску–рова, сериламт Корюшкнн В. Н. 1925 г. рождения из Mv-

СоветскойШРочинРТЬЮ ХРЭ 6 РЫХ 8 б 0 ЯХ за освобождение 26 декабря шз "». °Т неме|‘ко–фашнстскнх захватчиков

Все.

Так велел хоронить наших, из батареи наш ком-рД 7п"ТлЛеДИЛ’ ЧТ°б Х°Р°НИЛИ толы<о так. Приказал и его есл убьют, похоронить так же: на МП то ли на огневых позициях батареи, — где убьют; не иначе

батаа^п; Те^ДНа “ СВЯТая! Г дУрь был* У нашего ком–тям V v Д ’ сеРжантов и офицеров батареи хоронить Г,;'ðà 0 Места они отРаботали последний свой бон. вой армииИКИ Танковой бР|,гаА“ 3-й гвардейской тамко-А потом так.

cnv^r.??ar^ похолной нолонне наша батарея только что спустилась с горушки, прошла через Черный лес, проеха–танГГгоДпя^РНДЦаТЬЧеТПСр 0 КЛ бывше 1*° головного “ , Разъезда, расстрелянных немцами из засады

в >пор, сгоревших прямо на дороге, только что переехала поуцелевшему мосту через речонку е крутыми бер“амк

с котокппм, рВйУЛИЦУ Села’~по боков°и улице, от церкви с колокольней, разрушенной артиллерийскими снарята-т“е“|с в начале войны, выкатилась, шлепая широкими траками гусениц в глубокой грязи, «тридцатьчетверка остановилась на перекрестке, уступая разбиту ю^ зах^ бившуюся дорогу нашей батарее для пр^зда. За не/подтягивались, рыча в голос, дымя черными клубами отра–солярки» и останавливались в кильватерном нот К шли’машины третьей роты из бывшего головки,?,?,?3 бригады, теперь оставленного комбригом woum? резерве- Из башенного люка с отброшенной. кР“шкой >’же третьей остановившейся машины обеспокоим,™™04”'1 Л° П 0 яса танкнст в заеложенном. пебы–вязшеы, наверно, и под карбюратором комбинезоне, в

танкошлеме с болтающимися контактными проводами ларингофона, поднял черепашьей шеей высоко над воротником комбинезона голову, выбросил вверх длинную, как журавлиное крыло, руку, заорал, как если бы ему защемило пальцы между гусеницей и катком:

— Эй, минометчики! Лопухп–самоварникн! Привет от танковых войск — вот вам! — и обеими руками показал самое большое, какое мог, оскорбительное презрение к нашей батарее.

Мироненко вскрикнул, обеспокоившись первым:

— Ничого соби — о! — и ухватился за верхний брус деревянной надстройки борта, приподнялся на одной здоровой ноге, чтоб лучше видеть.

Мишка Автондилов заорал, обеспокоившись и сразу голосом комбата:

— Ива–а–ан, во взвод управления немедленно!..

А комбат, наш, уже написал боевое донесение, в нем указал и у'битых, раненых, отправил в штаб нашего, минометного батальона; приписал и про пропавшего без вести раднета–лазутчика Пятых. Комбата пружиной выбросило из кабины управленческого «шевролета» в хлябистую грязь перекрестка. Проваливаясь до верха хромовых сапог и разгребая грязь руками, он обеспокоенно побежал к «тридцатьчетверке»; длинные полы щегольской офицерской шинели поволоклись, заметая за ним пенистый, тяжелый бурун.

— Пяты–ы–ых! Голову сверну — немедленно в батарею!

Иван по–черепашьи втянул голову в воротник, провалился в башенный люк, — как не было. На его месте тут же показался, уже тоже обеспокоенный, лейтенант в таких же комбинезоне и танкошлеме. А Щеголихин капитан как–никак, хотя н минометчик. Намахивая ногами и руками в хляби, он орал уже благим матом:

— До–мо–о-ой — командиром отделения радистов сделаю!

Лейтенант исчез в башенном люке; захлопнул над головой броневую крышку. Комбат бежал к «тридцатьчетверке» со стороны борта, переменил курс, чтоб зайти со лба — к открытому люку механика–водителя. И тяжелая крышка лобового люка упала с броневым грохотом.

Пример — что па стороне танкистов, когда у них спор с другими родами войск. Могут с задраенными люками

и в батарейную колонну вкатить–потеснить своими бро–неутюгами, кого в куда, как захотят; ещё и башенную пушку наведут… для наглядной агитации. Противотанковую гранату бросать в такую гадину за злоупотребление военной техникой? Потом не соберешь не только что «студебеккеровэ–тягачсй, но и минометов, костей, а ему — лишь оправдываться.