Встречный бой

Иван Пятых все ещё, наизволок, вытаскивал свои тощие оконечности из самой глубокой на его пути — назло всем! — нажравшейся мокрого снега лужи перед пупком, толкал впереди себя, посапывая и ругаясь, большую саперную штыковую лопату. Кожаный думал. Прикрывшись от пулеметов и пушек на хуторе пупком БНП, оглядываясь по сторонам, Пятых, как комбат возле ямы НП, сел на пятки,'вогнав острым задом раскисшие основательно носы своих валенок в слякоть; снял шапку, оглядываясь, и — как собака, когда выскочит на берег из воды: брызги и мокрый снег ошмотьями от него во все стороны — на Васю и его телефонный аппарат, на меня и на Кожаного; не понять даже, как это у него получилось так, v Ивана.

_ Уймись! — защитно навалившись грудью на аппарат, блеснул на него фнксой Золотой человек; Кожаный

ничего не заметил и не услышал. — Псих несчастный! Было бы солнце — радуга на всю Правобережную Украину. Хочешь, чтоб фриц по твоим фонтанам из автомата?!

— Не ори ты! — шумнул я и на Васю.

Кожаный думал. Глядя на него, можно было догадываться: контрольную стратегическую задачку решал. И Иван, согнувшись в три погибели, втянув в плечи и голову, тревожно оглядывался: осторожно взял шапку, стряхнул с нес мокрядь, напялил на мокрую, со слипшимися волосами голову; осторожно застегнул полушубок и, оглядываясь, покосился на Кожаного.

— Падлы с хутора перебьют нашу нитку, кто первый полезет восстанавливать связь? — спросил, осторожно прицениваясь.

Кожаный думал. Ответил, не посмотрев на Пятых и как бы издали:

— Вы, Пятых. Больше некому… пока. Вы пойдете связь восстанавливать. Тотчас же, не дожидаясь моего распоряжения. Я говорю сейчас, чтоб потом никаких разговоров нс было. Связь оборвется, вы тотчас же на линию. Без вопросов.

Иван как–то сразу успокоился; разогнулся, по–собачьи задрожал в ознобе и сел расслабленно, подтянув к себе штыковую лопату.

— Ну, вот… — посмотрел обреченно на Васю, на меня, спросил, обращаясь лишь к Кожаному: — Копать для каждого свою или одну на всех?

Кожаный думал; задачку решал.

— Что вы имеете в виду, Пятых? — расслышал все же.

— Могилы, — ответил за Ивана Золотой человек, показывая фиксу. — Отсюда, кончится сейчас снегопад, мышонку… все равно, что в один рукав немцу залезть, а в другой вылезти, и чтоб немец этого не заметил. А рядовой Иван Пятых вон–на какой… мичуринец — помесь радиоантенны с жирафой.

— Заткни свою хлеборезку! — обеспокоился Иван, но пугливо не договорил и огляделся, проборматывая матерные слова.

Кожаный не услышал; напряженным взглядом смотрел на носки своих сапог… не видел и их. А может, перевооружаясь с батальонных на полковые минометы, успел притерпеться к деловой атмосфере, какую любил

на НП, НПН, БНП лейтенант Смолин… да и сам комбат.

— Конечно, рядовой Пятых имеет в виду могилы, а не щели для укрытия, — продолжал Вася, суетясь над аппаратом, поблескивая фиксой. — Потому что у него есть голова, у рядового Пятыха. Он думает. А раз думает, значит, есть. Одна, но голова. Не железная рогатина… Рядовой Иван Пятых умеет и вперёд думать. Соображает воин. Только там надо копать, — кивнул Вася в сторону хутора. — Выкурим немца оттуда, люди опять будут жить там: цветы принесут рядовому радисту — лазутчику по тылам немца…

— Пошел ты!.. — матерным словом и в полный голос разрядился Иван; голова выстрельнула из плеч на всю длину шеи в сторону Васи.

Не выдержал раднет–лазутчнк испытаний. Золотой человек корчился над аппаратом и — как на грохота попал; так всего его трясло от смеха и удовольствия. Иван сам опомнился — огляделся. Воткнул лопату штыком в землю перед собой, проткнув слякоть.

— Где копать? — спросил у Кожаного.

— Копайте, где сидите, Пятых, — ровным голосом велел Кожаный.

— Под собой, — добавил Вася, блеснув фиксой из толстогубого рта, — чтоб не надо было далеко бегать… без штанов.

Пятых вскинулся…

— Прекратите безобразничать! — командным голосом велел Кожаный, а посмотрел на меня. — И не вертите головой. Фрниы стреляют с хутора — быот и но этим лугам. Следовательно, здесь фрицев нет. Займитесь делом и не отвлекайтесь. — Все это глядючи на меня. — Почему вы не ведёте наблюдения за противником, ефрейтор Горемыкин?

Так–то. Чтоб н ефрейтор Горемыкин не боялся разговаривать в полный голос, чтоб не оглядывался по сторонам. как Пятых.

— Трус несчастный, — помог Кожаному Золотой человек, сотрясаясь на грохотах. — Только не выставляй свою рогатину хоть здесь, а то, не считая Пятыха…

— Я запрещаю вам болтать без конца, сержант Ко–рюшкин! — только после этого Кожаный накинулся и на Золотого человека. — Связь!

По–своему, но точно Кожаный обрнсоцал комбату, что я ему показал на хуторе, помянул:

— Визуальным наблюдением установил ефрейтор Горемыкин.

Почти что дословно передал, что я ему рассказал. А показал свое решение стратегической задачки. Вместо того чтоб попросить комбата, чтоб он попросил комбрига, чтоб полковник перво–наперво выдвинул на наш левый фланг хотя бы две–три «тридцатьчетверки» и взвод автоматчиков, чтоб они стали засадой на Чертовом поле против мостка возле хутора, на случай если немец полезет с контратакой нам во фланг или в обход с тыла, Кожаный попросил комбата, чтоб комбат попросил комбрига, чтоб комбриг, не теряя минуты, не меньше как ротой «тридцатьчетверок» с десантом сейчас же саданул из–под нашего левого фланга под правый фланг противника — чтоб «тридцатьчетверки» на предельных скоростях пролетели Чертово поле, перелетели неожиданно для противника через речонку по мостку, и чтоб, не задерживаясь на хуторе, с ходу ворвались в село и захватили мост на большаке, чем можно обеспечить, без излишнего кровопролития, успешное продвижение бригады по большаку через село…

А что у немца ещё на хуторе, кроме двух огневых гнёзд, какие мы успели обнаружить, что за хутором по пути к селу?..

Возле холмика, похожего на брагскую могилу. Кожаный заступился за меня, хотя и защищал меня от моего друга: я не идиот. Согласно принимал мои советы. По справедливости признался комбату: данные об огневой системе противника на хуторе собраны ефрейтором Горемыкиным. Мог ли я после этого допустить, чтоб гвардии лейтенант, командир нашего взвода, своим стратегическим решением втянул в авантюру роту «тридцатьчетверок» с десантом, — чтоб потом комбриг распял его за неимением креста на первом же заборе? Конкретное лицо конкретной истории.

— Немцы только увидят с хутора наши «тридцатьчетверки», сразу взорвут мосток или пропустят, как наш танковый разъезд на большаке, а потом взорвут! — закричал я, скользнув с пупка, поближе к Кожаному, чтоб и комбат слышал мой голос по телефону. — Надо сначала прикрыться и доразведать!..

Не отпуская рычажка микрофона на переговорной трубке, с тем чтоб слышно было и комбату, Кожаный двинул подбородком вперёд — вместе с трубкой в мою

сторону: . _

— Почему вы постоянно со мной спорите? Вы мешаете мне работать! Я буду вынужден просить комбата, чтоб он отозвал вас с ВНП. Вы меня слышите, ефрейтор Горемыкин?! „ ,

Зануда, а!.. Так… После всего… Чтоб и комбат

слышал.

И только тут я понял, что там, у холмика, похожего на братскую могилу, обида на Кожаного — откуда и зачем принесло её и зарядило меня ею, как винтовку патроном! — она подкузьмила меня. А надо было там, у братской могилы плюнуть на одуванчики на мокром снегу и вернуться — оставить РПД Кожаному и… забыть. Навсегда. Забыть и то, что он у меня был столько времени, РПД. Пускай сам возится с ним — распределяет: кому из управленцев сегодня таскать па себе этого железного козла с железными рогами и брезентовой сумкой, кому завтра, кому на следующей неделе. А те–Что–то комбат спросил у Кожаного, что–то Кожаный 01 ветил ему, кивнул и протянул мне трубку, показал на нес синими–пресиними глазами; девчоночьи щеки были красные. Я взял трубку и склонился над ней, зашитая от мокрого снега.