Встречный бой

Стоп! Тут, по всему видно, секрет скоропостижной обороны противника не только на хуторе, а всей его обороны на этом рубеже.

Перед тем как комбата позвал комбрнг — там, на горушке, в яме НП, — комбат развернул командирскую планшетку с километровкой; один сантиметр^ на карте равен одному километру на местности, таком масштаб. Сквозь потертую и исцарапанную войной слюду планшета хорошо видно было, как мы всей бригадой до сих пор шли по большаку, не встречая сопротивления противника слева, параллельно нашему маршруту, тянется речонка. Когда мы вышли из лесу — как в горловину подковы вошли, — такую впереди нас петлю делает эта речонка; на вершине подковы село с церковью без колокольни, на нашем берегу речонки, против села, — Черный лес. Справа, прижимаясь к берегу, он переходит в кустарники, а потом начинается открытое болотистое понизовье (куда пошли наши «тридцатьчетверки» искать брод в обход обороны противника с фланга). Слева, по дуге подковы, Черный лес обрывается стеной, не доходя до саманно–соломенного хутора, — вместо леса — по глубокому ложу речонки узкой полосой осинник; он тянется и по–вдоль хутора, но до последних дворов не доходит…

Так вот. Эта речонка с её петлей–подковой на нашем пути пересекает всю полосу наступления нашей бригады н форсировать нам се надо, хоть сдохни. А даже по карте–километровке — по горизонталям и другим топографическим обозначениям видно: кроме понизовья с болотинами, куда подались искать брод наши «тридцатьчетверки», и за густым, крепким Черным лесом, перед селом, и по–вдоль осинника (до саманно–соломенного хутора, против хутора), и дальше к нам в тыл — ближний к нам кряжевый берег речонки с крутннкон. Такой крупинкой, по которой «тридцатьчетверке» не сползти — перевернется. Подходящий спуск к речонке для наших танков, стало быть, надо искать. Пешочком. Под кинжальным огнем пушек и пулеметов немца… если он допустит до берега.

Только бы это.

Речонка. Ширина — с поннзовкого бережка на пони–зовиый бережок шапку можно бросить. Глубина… Тем более если форсировать с ходу; а ещё такая оттепель и такие осадки — уровень воды поднялся…

И без обгаптывання берегов пешочком, без замеров глубины палкой видно; хотя и наша речонка, а с ходу форсировать её без понтонного обеспечения никак невозможно. В бригадной колонне ни одного понтона; увязли в полевой грязи где–то ещё возле Киевско—Житомирско–го шоссе. Почему, как надо понимать, комбриг н послал двухвзводную группу «тридцатьчетверок» в обход обороны противника с фланга — вброд… если они гам, в болотинах и при таком разливе найдут его; в такую погоду.

Главное.

На самой вершине подковы–петли речонки мост. Большак, скатываясь с горушки, где развернулась голова бригадной колонны, пронизывает Черный лес–по этому мосту перепрыгивает через речонку, втыкается в село, улицей расчленяя его поперек па две равные доли. Единственный мост тут, в полосе наступления нашей бригады. Конечно же целый. По заминированный. Как положено. Немец будет держать его до той поры, пока будет держаться его оборона на нашем берегу речонки — по опушке Черного леса. Мы разрушим сс лобовыми ударами, остатки сил своей обороны в лесу немец переведет с нашего берега на свой берег, взорвёт мост.

Перед нами все та же речонка, с тем же крутым кряже–вым берегом.

Так — если по карте.

Против левого немецкого огневого гнёзда на саманно–соломенном хуторе, о пупка БНП «дно как на ладони -

не было. На местности он есть. Живой.

Тут собака зарыта!

Невооружённым глазом можно рассматривать сколько хочешь!^ О по р ы мостка надежные, бревна на них тол-

…

Че'Конечна и он заминирован. Этот мосток. Но если на топографической карте его нет, а»а; ссгн*т ои с, именно тут. и до сей поры не взорван, то и дураку нятно зачем немцу этот мосток н все ешс целый.

Пехота нс в счет; пускай и по горло в ледяной воде, она и вброд свободно может пройти с хутора на ,,а берег, а потом овражистыми лощинами и лощинками по

… висок илн в за-л^к танковой

знаютПте, кому уГдовелось

с танковой бригадой в перативной глубине обороны противника. Мы сами постоянно ищем так возможностьость. чтобы нам можно было так немца У… и тут нам попробовать, если удастся воспользоваться мостиком…

И только что Кожаный утюгом подплыл к пупку

ВПП, на четвереньках забежал за пупок, стал на колени, отфыркиваясь стыныо, отдуваясь жаром, взялся голыми ладонями соскребать с разгоревшихся шек и ушей мокрый снег оладушками, вынимать его горстями из–за ворота и из–за бортов шинельки, я снял с него шапку, мокрую и внутри, на что он даже не обратил своего гвардейского внимания, обмотал её остатками загодя намоченного, чтобы потемнел, бинта из индивидуального пакета, а поверх этого ещё и заляпал её мокрым снегом для маскировки на местности, сам надел ему шапку на голову, — потащил гвардии лейтенанта сначала на правый скос внслоплечного пупка, чтоб нс высовываться над гребнем, потом на левый скос — показал, что я до него увидел, рассказал, что успел понять, придумать. Посоветовал: перво–наперво — мгновенно надо попросить комбата, чтоб он попросил комбрига, чтоб полковник выдвинул на наш левый фланг хотя бы две–три «тридцатьчетверки» и взводик автоматчиков, чтоб они стали засадой против мостка, на случай если немец полезет с контратакой к нам во фланг или захочет ударить по нашим тылам, так чтоб было кому и чем встретить уже на том берегу речонки — чтоб не допустить его и до мостка… а то так и мы со своим БНП можем оказаться у него в тылу, а нам теперь край как надо узнать, что у немца ещё, помимо двух его огневых гнёзд, на хуторе, а может н за хутором, если он до сих пор не взорвал мосток. А потом подумать нам с ним вдвоём, с Кожаным, и насчет того, нельзя ли нам воспользоваться мостком, пока немец чешется…

Только после этого Кожаный, когда уже сполз к подошве пупка, сел, вытянув ноги прямо, шумно перевел дух, отхукавшнсь от запала окончательно, кляцнул зубами:

— Спа–а–аснбо… ефрейтор… — весь сжался, и его затрясло.

А надо что. Не надо сжиматься — напрягать все мышцы, чтоб аж трясло. Наоборот: надо расслабиться. И все под собой, на себе и вокруг принять так. как если бы от самого рождения так только и было, ничего другого и по–другому никогда не было и не бывает. Ни к чему, стало быть, себе и в голову брать что–то… там… навроде теплой печки то ли горячего под солнцем бережка, что бывает лишь в сказках. В общем, надо заставить себя

думать, что в этой стылой слякоти я всю свою жизнь прожил, живу и жить буду, пока жив буду, ничего другого у меня не было и нс будет. Притерпеться к ней надо.

Я посоветовал Кожаному сделать так Он сразу согласился со мной. Таким манером взял и подавил в себе дрожь; перестал кляцать зубами. Только огонь с его пушистых девчоночьих щек и вишнёвых губ тут же исчез; щеки и губы стали синеть. Даже икнул как–то… так… А ничего. Овладел собой. Нос кверху, подбородок вперёд, из–под сдвинутых бровей взгляд уже пронзн–тельно–синнх глаз — уставился на пустые, загнутые носки своих кнрзачей, стратегически задумался. Как и положено офицеру. А только что всплыл, как подводная лодка, к подошве пупка Золотой человек с коробкой телефонного аппарата и уже переполовнненной третьей катушкой телефонного провода, Кожаный совсем уже чистым голосом велел Васе:

— Связь с комбатом. Мгновенно!

— Потише бы!.. — вырвалось у меня, и я выглянул из–за пупка, огляделся и по сторонам невольно; в любой складке местности — немец мог оказаться рядом, ствол автомата или пулемета в нашу сторону. — Человеческий голос, а не выстрел… мы почти что на хуторе, а не на большаке… Не понимаете?

— Разумно, — не сразу согласился Кожаный и вернулся к своим стратегическим думам.