Брекен и Ребекка

Однако не все обстояло благополучно. Наступил август, и в характере Брекена начали незаметно для него самого происходить изменения. С одной стороны, он обнаружил, что уже не может разговаривать с кротами, приходившими к нему, так же запросто и по-дружески, как раньше.

Многим из них он внушал глубокое уважение, они почитали его за существо высшего порядка и с невероятной серьезностью, вызывавшей у него раздражение, выслушивали все, что он говорил. Другие, в том числе и здоровенные вестсайдцы, явно боялись его, и, когда долгие попытки заставить их почувствовать себя непринужденно оказались безуспешными, он невольно стал испытывать к ним презрение и начал свыкаться с мыслью о том, что, пожалуй, действительно является существом особенным и все, что он говорит, вправду крайне интересно и важно.

Брекен обнаружил, что, когда возникает необходимость что-либо предпринять, куда проще строго приказать, чем вежливо просить. Суеты при этом куда меньше, и к тому же, как заявил он ворчливым тоном Босвеллу, пытаясь оправдать растущую в нем тягу к самовластию, данктонским кротам нравится, когда кто-то все за них решает и командует ими.

Еще Брекен заметил, что жизнь становится намного легче, если переложить часть собственных обязанностей на других и поручить им рассмотрение тех жалоб и с поров, по которым он предпочитал не выносить суждения лично. В системе выделилась и стала постепенно расширяться группа кротов, куда в основном входили жители Бэрроу-Вэйла, а также некоторые обитатели Истсайда, которые всегда оказывались между Брекеном и прочими данктонцами.

В самом явлении не было ничего необычного или зловещего — подобное происходит в большинстве систем, — но у Брекена это, к сожалению, совпало с периодом возникновения подспудной внутренней неудовлетворенности, причин которой он не пытался доискаться, поскольку не замечал происходивших с ним перемен.

Ему стали свойственны раздражительность и резкость, порой он в спешке принимал необдуманные и неудачные решения. Например, Брекен вмешался в территориальные споры, возникшие между молодыми кротышами по поводу участков, прилегающих к склонам холма, что вызвало всеобщее недовольство. Зачастую он по несколько дней подряд отказывался разговаривать с кем-либо и отсиживался у себя в норе в Бэрроу-Вэйле или бродил по отдаленным туннелям, которыми почти никто не пользовался.

Единственным кротом, с которым он находился в постоянном тесном общении, был Босвелл, хотя и с ним Брекен вел себя довольно-таки бестактно и бесцеремонно.

В Бэрроу-Вэйле стали говорить, что Брекен уж больно высокомерен и заносчив, но никто не оспаривал его права руководить системой, памятуя о том, что именно он помог избавиться от Руна и приказал убить Мандрейка, не забывали также о его легендарном переходе через болота.

Вдобавок вскоре нашлись другие темы для обсуждения, в частности неубывающая жара, из-за которой, как сообщил кто-то из кротов (хотя никто не знал, кто именно), количество червей в земле на лугах стало оскудевать, а некоторые из обитателей Болотного Края говорили, что от болот исходит жуткая вонь, а такого еще не случалось на чьей-либо памяти, и все дружно сошлись во мнении, что при подобной засухе трудно не впасть в раздражение, если не сказать больше.

В отличие от остальных кротов, которых донимали различные заботы, Босвелла главным образом тревожили причины перемен, происходивших с Брекеном. Он явился свидетелем того страшного шока, который перенес Брекен, когда Ребекка покинула их в Самую Короткую Ночь. Насколько ему было известно, с тех пор эти двое больше ни разу не встречались. И конечно же, он заметил, что если прежде Брекен довольно часто вспоминал о Ребекке, особенно во время их возвращения из Нунхэма, то теперь он вовсе перестал упоминать о ней, хотя порой, разговаривая с веселыми, отличавшимися живостью самками или прогуливаясь по поверхности земли, когда налетевший откуда-то ветер раскачивал ветви деревьев, холодная самоуверенность соскальзывала с Брекена, и он принимался с грустным видом озираться вокруг, словно пытаясь отыскать то, что потерял.

Босвелл был слишком умен, чтобы понапрасну вызывать неудовольствие Брекена, но, если речь случайно заходила о целительстве или о ком-то из данктонских или луговых кротов, которых вылечила Ребекка, он пытался втянуть в беседу Брекена, полагая, что тому станет легче, если он выговорится. Но у него ничего толком не получалось. Упоминания о Ребекке внешне не задевали Брекена, он почти никак на них не реагировал, отделываясь всякий раз общими фразами вроде:

— То, что у нас в системе есть такая целительница, как Ребекка, — огромное благо для всех. Нам невероятно повезло, что кто-то смог заменить Розу.

При этом он говорил весьма сдержанно, тщательно выбирая слова, и Босвелл, догадываясь, что за этим скрывается неискренность, понимал, что не сумел ничего добиться.

Ребекка редко появлялась в Бэрроу-Вэйле, хотя, пожалуй, в этом не было ничего особенно примечательного, ведь в свое время Роза тоже нечасто туда заглядывала. Роза считала, что кротов, которым нездоровится, следует лечить там, где поменьше посторонних глаз, а никак не в Бэрроу-Вэйле, где их слишком много.

Ребекка по-прежнему жила в норе, которую она выкопала себе после смерти Розы, и в жизни ее мало что изменилось. Комфри, существо необычное и восприимчивое, все так же питал глубокий интерес к различным травам и растениям. Он остался по соседству с Ребеккой и старался почаще бывать с ней вместе, отчасти потому, что чувствовал себя не слишком уверенно, а также пытаясь уберечь Ребекку от безысходного отчаяния. Порой он отправлялся на поиски новых трав, но почему-то часто оказывался там же, где была Ребекка. Он будто чувствовал, какие травы ей необходимы, и мог появиться в каком-нибудь отдаленном уголке, неся ту самую траву, которая была нужна ей для лечения. Они относились друг к другу с большим теплом и доверием, и все кроты стали воспринимать его как помощника Ребекки, что позволило ему свободно путешествовать по обеим системам, и со временем он стал величайшим знатоком по части лекарственных трав, распространенных в их пределах.

Виолету поглотил круговорот жизни «Луговой системы, она совсем перестала заходить к Ребекке и, разумеется, не встречалась с Брекеном.

Ребекка ни разу не попыталась навестить Брекена, по никому не пришло в голову удивляться этому. Кроты привыкли считать, что у целителей всегда все в порядке, и если у Ребекки и не все было ладно, об этом не догадывался никто, кроме Комфри, который замечал гораздо больше, чем думала Ребекка.

Босвелл понял, что разрыв между Ребеккой и Брекеном повлиял на отношение Брекена к Камню, и это удручало его сильней всего. Брекен уже не испытывал прежнего благоговения перед Камнем и довольно часто отпускал замечания иронического или скептического характера:

— Все это иллюзия, которой тешат себя некоторые, но со временем они поймут что к чему.

А когда Босвелл решился предложить ему отправиться к Камню и помолиться о том, чтобы он ниспослал им дождь, Брекен ответил:

— Если он ниспошлет нам дождь, Босвелл, начнется потоп, твой Камень склонен к подобным шуткам, когда он откликается на молитвы.

Любые просьбы о том, чтобы наведаться к Камню или в Древнюю Систему, где Босвеллу очень хотелось побывать вместе с Брекеном, неизменно приводили Брекена в холодную ярость. Он строго-настрого запретил всем кротам пользоваться туннелями Древней Системы. А к Камню пусть себе ходят, если им больше нечего делать.

Поначалу все это ужасно огорчало Босвелла, не только потому, что он любил Брекена как никого другого, но и потому, что он стремился завершить миссию, с которой явился в Данктонский Лес: отыскать Седьмой Заветный Камень и Седьмую Книгу, которые согласно его убеждениям там находились. Он заводил разговоры с другими кротами, встречавшимися ему в туннелях системы, обращался к старикам, в чьей памяти сохранилось многое, пытаясь найти в историях, которые они ему рассказывали, какие-то наметки сведений, которые помогли бы ему продвинуться в поисках. Он даже рассказывал им об Аффингтоне, если они задавали о нем вопросы или если ему казалось, что это поможет освежить их воспоминания о родной им системе. Порой его подмывало отправиться в Древнюю Систему в одиночку, но его удерживала уверенность, что только Брекен способен вывести его к цели.