Здравствуй, Аннабелль

— Давай разберёмся в другой раз. Тебе пора, — строго произнёс Ронан, глядя на наручные часы.

— Но...когда? Раз уж мы начали этот разговор, зачем сворачивать? — взбудоражено ответила Аннабелль.

По её лицу скатывались слезы, смешиваясь с каплями дождя. Она ужасно замёрзла, устала и измоталась.

— В следующей жизни. Пошли, я отвезу тебя, стоять под дождем - не самая лучшая идея, — холодно сказал парень, — промокаешь.

Аннабелль промолчала. Она почти беззвучно всхлипнула, посильнее натянула на себя кофту и поплелась за Ронаном. Они сели в машину. Воттерс-Кляйн, как сцепившийся с цепи, надавил на газ и посильнее обхватил руками руль. Он нёсся по дорогам, так и ловя гневные сигналы машин других водителей. Девушка пристегнулась ремнём безопасности, закрыла глаза и просто молилась, чтобы друг не натворил глупостей.

Через десять минут – он остановился рядом с аэропортом, и грубо открыл ей дверь. Ни объятий, ни тёплых пожеланий, ни-че-го.

— Это всё? Так ты меня провожаешь? — спросила она с ноткой разочарования.

— Простите, мисс, ковровая дорожка в химчистке, — ответил он с сарказмом.

— Ты же Ронан-Воттерс Кляйн, — возразила девушка, — позвони своему агенту и попроси уладить. Через пять минут здесь должна быть красная дорожка, усыпанная розовыми лепестками.

— Одну минутку, — сказал Ронан, — мисс Морган.

Парень прикусил губу, стараясь удержать улыбку, и достал телефон. Поднеся его к уху, он здорово сымитировал разговор с Терри.

— Да, это Ронан-Воттерс Кляйн. У меня есть небольшая просьба. Мы сейчас наход... Да, я знаю, что важное мероприятие, но это касается мисс Морган, и... Понимаю, но вы знаете, она довольно настойчива... Отлично, спасибо.

Расхохотавшись, девушка скорчила рожицу, и попросила парня помочь с чемоданом.

— Договорился?

— Конечно. Если сейчас останешься в Монреале, увидишь.

Аннабелль улыбнулась, но в ее глазах была призрачная грусть.

— Что ж, в таком случае, я этого не увижу. Ма-ни-пу—ля-тор.

Парень подошел ближе к ней, глядя в глаза, и произнес:

— Останься.

Аннабелль не смогла оторвать взгляда, пытаясь понять,что между ними такое. Неужели, Ронан считал ее кем-то большим, чем просто подругой? Сердце колыхалось, внутри разыгрывалась буря.

— Не могу.

Девушка покачала головой. Нет. Обратного пути не сыскать. Ронан обнял ее крепко, перебирая светлые волосы, поцеловал в макушку и с тяжестью вздохнул. Из колонок объявили, что рейс задерживают на несколько часов из-за непогоды.

— Рейс задерживают на два часа из-за погоды, — тихо сказал Ронан, — у тебя еще есть время подумать.

Аннабелль чувствовала, как сжимается сердце. Как слезы подступают к глазам близко-близко, как трудно их сдержать. К Ронану порой подходили люди за автографами или фотографиями, а она смотрела на него – каким же он был красивым. Высокий, статный, сложен, как греческий бог. В простых серых спортивных штанах, футболке, кепке, чуть сдвинутой вперед, на глаза, и бомбере выглядел, как с обложки журнала.

— Ох уж эта звездная жизнь, — рассмеялся Ронан.

— Тебе не нравится?

— Это странно. Я до сих пор не понимаю, что особенного сделал, чем отличился. Такое больше про Уильяма.

Аннабелль пожала плечами.

— Ронан, скажи честно, Уильям просто не захотел приезжать?

— Не знаю. Правда. Врать не буду.

— Если вдруг...я не обижусь. Ничего страшного. Передай ему, что буду скучать.

Девушка бросила взгляд на телефон. Болталось сообщение о том, что он скоро приедет.

— Что там?

— Адам почти на месте. Уже подъезжает.

Ронан усмехнулся.

— Выгоняешь?

— Нет, такие как вы никогда не подружатся.

— Тогда мне пора. Я пойду.

Аннабелль упала в его руки, раскинутые для объятий. Парень прижал девушку к груди, поглаживая по волосам.

Поцелуй на прощание.

— Ничего не говори. Увидимся, — прошептала Аннабелль.

Воттерс-Кляйн подозвал рабочего, чтобы тот помог девушке с тяжелыми чемоданами и не смотрел ей вслед, чувствуя, как боль сковывает каждую клеточку тела. Как будто кто-то выкручивает корни цветущего дерева. В груди осталась та же призрачная грусть, что и в глазах Аннабель, но он знал — ничего не сломает их отношений. Наоборот, расстояние поможет разобраться в том, что они натворили. Может быть, когда-нибудь, они разберутся окончательно. Но разве ее любил?

Ронан ушел не сразу. Он увидел, как Адам взял Аннабелль за руку, как поцеловал, как прижимал к себе, как мило говори с ней. Почему она слушалась? Потому что боялась? Или потому что любила? И если не любила...то почему так смотрела на Ронана?

Взглядом умоляя не уходить.

Что было в ее голове?

48. Новая жизнь

7 лет назад

Поначалу все было так красиво, как рисовал Адам. Они поселились в огромной квартире на одной из центральных улиц Берлина.

Окна открывали восхитительный вид на город, на балкончике парочка курила по утрам, зарываясь в пушистые пледы, встречая рассветы. Аннабелль расхаживала по дому в одном нижнем белье, напевала дурацкие песенки себе под нос, много готовила по разным рецептам, принося Адаму завтрак в постель.

— Мой Адам, — шептала она, — я тебя так сильно люблю.

— Я тебя сильнее, — отвечал он, зарываясь в ее светлые волосы, — ты такая красивая.

Первое время Клэман не работал, а затем – устроился в какую-то фирму по продаже квартир, и целыми днями пропадал там. Аннабелль много рисовала, фотографировала картины для социальных сетей и бродила по городу, захаживая в маленькие кофейни, чтобы выпить ароматный латте. Немецкий выучила быстро, то и дело болтая с местной творческой молодежью. Морган можно было встретить в небольших парках, где она сидела на скамейках, слушая уличных музыкантов, попутно делая зарисовки.

Устав от одиночества, она устроилась на работу в галерею искусств, договаривалась с молодыми художниками о выставках, помогала организовать мероприятия. Она жила искусством, окружила себя им, как могла. В ее новом мире существовало три вводных – она, Адам и искусство. Остальное отвалилось. Сменила номер телефона, документы и планировала долго не возвращаться в Канаду. Кем она была там? Серой мышью? В Берлине Аннабелль расцвела.

На худеньком теле появлялись татуировки – птицы на предплечье, строчки из песен на спине, имя Адама на запястье, выведенное его же почерком, на пальцах – несуразные рисунки. Спустя два года жизни в Берлине, Морган стала другим человеком. Она плохо узнавала себя – и в моральном, и в физическом плане. В голове – другие рассуждения о том, как стоит жить, о том, с кем и почему нужно общаться.

Многие выходные Морган и Клэман проводили в ночных клубах, где музыка просто приводила людей в экстаз, знаменитое Берлинское техно «срывало крышу». Алкоголь, постоянный алкоголь. Аннабелль не хотела пить, но знакомые приглашали только в бары, превращаясь в собутыльников, вечно ноющих по поводу несправедливости жизни. Морган сидела в очередном баре с красноватым освещением, размешивала лёд в стакане с коктейлем и слушала чьи-то рассказы про личную жизнь.

— Привет, я – Аннабелль. Акцент? Да, у меня чертов французский акцент. Сбежала из Монреаля с парнем в восемнадцать.

— Рисковая девчонка. Мне нравятся такие – безбашенные.

— Я не безбашенная. Устала от скучной жизни и родителей.

— Берлин – как секс. Однажды попробуешь и не сможешь остановиться.

Иногда Аннабелль ловила себя на мысли, что это не ее жизнь. Какая-то дурацкая демоверсия, где нужно купить продолжение за баснословные деньги. В такие минуты тоски, Аннабелль вспоминала о родном городе, в котором жили мама и папа. Они звонили первые полгода, но потом перестали, видимо, понимая, что Аннабелль не хочет общаться. Она думала про них, но говорить с ними пока было не о чем. Ничего выдающегося не случалось, она все также оставалось той девочкой из Монреаля, только на два года старше. Она все еще сидела на чужой шее, все еще не гордилась собой, и собиралась поступать в университет на художника, тем самым выступая полным разочарованием для своих родителей.