Здравствуй, Аннабелль

— В смысле? Без Франсии?

— Нет. В смысле, они оба хотят пожить где-нибудь на острове, заняться духовными практиками и все в таком духе. Смех смехом, но Уиллу это должно быть полезно. К тому же, его родители начали донимать, когда у нас с тобой свадьба.

— Я ненавижу свадьбы, Ронан, — призналась Белль, — пустая трата денег. Давай просто поедем путешествовать. Ничего не надо.

— Поддерживаю, — поцеловал он Морган. — Наденешь свадебное платье. Или белье – только для меня, в нашем номере отеля.

— Что ж, это лучший вариант. Я, кстати, тут начала писать новую картину. Вот ее точно можно будет называть автобиографической. Созрела.

— Да? — заинтересовался Ронан, привстав.

— Да. Она будет называться «Здравствуй, Аннабелль», и пишу ее только себя. Чтобы каждый раз напоминала мне о том, что я все еще та девчонка из Монреаля с большими глазами в красивом платьице, у которой было море желаний, — пожав плечами, призналась Аннабелль.

— А сейчас разве нет желаний? Ты ни о чем не мечтаешь?

— Не-а, у меня все есть. Я счастливый человек.

— Я тоже, по-моему, ни о чем не мечтаю, потому что моя большая мечта сбылась – ты счастливая.

— Я тебя нарисовать хочу, вот что. Только что поняла.

— Могу ли я быть вашим натурщиком, мадемуазель художница? — предложил Ронан, улыбаясь.

На него падал закатный свет. Такой же умиротворенный, мягкий и ласковый, как и он. Ронана окружало теплое золото заката. Казалось, любовь преображала его. Или красота в глазах смотрящего? Аннабелль полюбила его настолько, что видела мужчину еще более потрясающим, чем могли видеть остальные.

—Мадемуазель художница не терпит пустых разговоров, мсье. Не шевелитесь и не моргайте, я хотя бы вас сфотографирую.

Он не сумел сдержать улыбку. Как же он был красив!

— А я хочу, чтобы мир знал о вас и ваших картинах.

— Мне это не нужно. Еще потом бегай от папарацци! Представляешь, таблоиды сойдут с ума – художница охмурила бывшую звезду баскетбола. Что за заголовок!

— Согласен, похабщина. Но ты все равно рисуй. Жизнь твоя — искусство, и ты создаёшь свою картину. Пусть в твоей каждый момент будет красочным, даже если в него вплетены разные оттенки, — прошептал Ронан, целуя девушку в щеку.

— Ага...Опять ты нашел нужные слова.

Ронан коснулся ее щеки.

— Я не особо хороший художник, точнее, совсем не художник. Если я бы занимался творчеством, сказал бы так - ты всегда была частью моей картины, Белль. Мы с тобой, кажется, рисуем её вместе.

— Это точно. Рисуем мы ее вместе.

— Поэтому я бы всем рассказал об этой удивительной девушке, в которой так удивительно сочетается храбрость и мягкость. О девушке, которую люблю больше жизни.

Аннабелль смущенно улыбнулась, глядя на бушующие волны океана. Несколько секунд молчания прервались поцелуем. Девушка вновь прокрутила в голове яркие моменты. Первый поцелуй, поездка в Берлин, встреча с Ронаном, выпускной, Уильям Воттерс, Доминик. Она была благодарна каждому событию, каждому человеку за случившиеся уроки. Если бы не предательство Уильяма, она бы никогда не встретила Адама, не подружилась бы с Домиником и не уехала бы прочь из Монреаля, если бы Адам не сделал ей больно, она бы никогда не вернулась к Ронану. Если бы она не вернулась к Ронану, в Монреаль, после всего пережитого – вряд ли она бы нашла себя. Так, значит, выглядела длинная дорога.

Возможно, все это — часть большого пазла, который мы собираем на протяжении всей жизни. И в конце концов, когда смотрим на свою картину, видим, что каждый крошечный момент, потеря и обретение были неотъемлемой частью нашего пути.

Пути к себе.

Конец