Страница 14 из 19
"покорным слугой.
"Многогрешный Антон Головин".
"Старик гораздо умнее, чем можно было предположить,-- подумал вслух Евгений Васильевич, приобщая письмо к другой деловой корреспонденции, хранившейся в особом таинственном ящике.-- Очень недурно, Антон Иваныч!.."
XV.
Антон Иваныч явился на Чауш, как снег на голову. Приехал он в глухую зимнюю ночь и был пьян, как стелька. Даже Гаврюшка позавидовал хорошему городскому барину, который так ловко нахлестался. Вот это так настоящий барин, не то что наш-то "омморок", как под сердитую руку Гаврюшка величал Евгения Васильевича. -- А я того... швамдрюберрр!..-- бормотал Антон Иванович, шатаясь на ногах. -- Не хотите ли, Антон Иваныч, нашатырнаго спирта?-- предложил немного смущенный хозяин.-- Содовой воды?.. -- Мне? Спирту? Хе-хе... Смотрите здесь, глядите так... нра-а-вит-ся ли этто вам... Содовой воды?.. Рюмку водки, отец... Ах, братец ты мой, и врал же я сегодня... вот как врал, чуть не подавился... а она -- хитрая бестия... у-у!.. Ну, да и мы не пойдем через забор шапкой щи хлебать... Шалишь, Марѳа!.. Евгений Васильевич едва уложил спать веселаго гостя, который еще под одеялом продолжал напевать: "Смотрите здесь"... Удивительная живучесть и бодрость духа! Перед отходом ко сну старик не забыл торопливо помолиться и с угнетенным вздохом проговорил: -- Что-то моя Татьяна Марковна поделывает? Со слезами меня провожала и все говорила: "Не пей ты, подлец, свыше меры"... Очень она меня любит. А за что? Ну, скажите, Евгений Васильевич, откровенно, за что? Помните эту канашку Берту,-- "жить, говорит, без тебя не могу"... Хе-хе... О, Господи, Господи, и уродится же этакий подлец, как Антошка Головин! Что-то моя Татьяна Марковна... -- Спите, Антон Иваныч... -- А еще рюмочку? -- Завтра, завтра... -- Нет, за что меня так женщины любят... а? Скажите откровенно... Старик быстро заснул, как невинный младенец, а Евгений Васильевич долго ворочался с боку на бок. Его безпокоил этот запах перегорелаго вина, который водворился у него в кабинете. Антон Иваныч привез с собой целую кабацкую атмосферу, точно в кабинет вкатили старую бочку из-под вина. Евгений Васильевич опрыскал всю комнату одеколоном, потом из пульверизатора попрыскал гостя английскими духами, и все напрасно,-- кабацкий букет был сильнее. Утром старик поднялся, как встрепанный. Евгений Васильевич нашел его уже в столовой за графином водки. -- А я уж чай пью, голубчик,-- обяснил Антон Иваныч.-- У меня уж такое положение: как встал, сейчас три рюмки водки... Что делать, привычка... -- Хороша привычка, нечего сказать! -- В моем почтенном возрасте, кажется, можно себе позволить маленькую роскошь... Всего три рюмочки, а сегодня, по дорожному положению, пять. Лугинин мог только покачать головой. Агаѳья подала самовар, и он принялся священнодействовать около него. Столовая вообще являлась местом священнодействия, и Евгений Васильевич именно здесь являлся настоящим кровным барином, который торжественно питал свое барское холеное тело. За чаем Антон Иваныч подробно поведал о своем визите к Марѳе Семеновне. Сначала-то она даже трухнула и очень трухнула, а потом опомнилась и начала врать самым безсовестным образом. Врет и прямо в глаза смотрит. -- Заметьте, это -- кулак-баба, как я уже писал вам,-- обяснял Евгений Васильевич, прихлебывая чай.-- И, в случае чего, ни пред чем не остановится... -- Сие принято было во внимание. -- Скажите, вы скоро напились у ней? Я забыл предупредить вас... -- Э, нет, дудки! Я пил, но в меру, а напился окончательно уже дорогой. Ведь как заяц прятать след: сначала поехал будто обратно в город, отехал верст десять, да на Чауш и махнул... хе-хе! Ищи ветра в поле... -- Ну-с, что же относительно завещания? -- Должно быть оное... Меня не проведешь, матушка!.. Чуть-чуть Марѳа-то не проговорилась, когда я ее сразу припер к стене. -- Именно? -- Да, говорит, я не могу одна ничего сказать, а Капочка уехала гостить. Ну, а потом понравилась: я, говорит, безграмотная, так всегда с Капочкой советуюсь насчет делов. Все врет... Выпив для разговора шестую рюмку, Антон Иваныч проговорил: -- А ведь нам с вами, батенька, придется ехать в эти скиты! -- Как в скиты? -- Разве я вам вчера ничего не разсказывал?.. Ну, конечно, нет: пьян был, елико можаху. Дело в том, государь мой, что Спирька проведал как-то об исчезновении Капочки и проболтался, что ее Марѳа Семеновна законопатила куда-то в раскольничий женский скит. Значит, шито и крыто... А Спирька-то знает все. Только, как ни пьян был, а всего не сказал... Очень уж я его напоил. Ведь через него я документ добыл на Марѳу Семеновну... -- Где же эти скиты? -- А чорт их знает... В лесу где-нибудь, надо полагать. -- Зачем же я туда поеду, Антон Иваныч? -- Вот тебе раз: а выручать невинно-угнетенную девицу? Позвольте нескромный вопрос, как у вас далеко дело зашло?.. Лугинин должен был откровенно разсказать всю сцену с Капочкой, происходившую в этой самой столовой. Антон Иваныч только покачал своей седой головой. -- Немного...-- бормотал он.-- Впрочем, это дело ваше. Гм... Теперь сия девица отведала несквернаго скитскаго житья и первому встречному на шею бросится. -- Ну, это еще вопрос. Не тот коленкор... -- Э, все женщины одинаковы... О, я знаю их, к несчастью, слишком хорошо! Да, так нам придется ехать и ехать сейчас, чтобы не терять дорогого времени. -- Как же это так... вдруг... -- Все хорошия дела вдруг делаются. Вообще получился некоторый сюрприз и, вдобавок, с романической подкладкой. Оставалось только неизвестным настроение главной героини. А вдруг она не захочет оставлять скита? Наконец, по какому праву они хотят освобождать ее и вмешиваться вообще во все это дело?.. Лугинин серьезно задумался. Шаг, во всяком случае, решительный и может, если постигнет неудача, сделать общим посмешищем. Провинция неумолима, и может разрастись настоящий скандал. -- Ну, так как же?-- спрашивал Антон Иваныч, начиная хмелеть. -- Ничего... Только нужно какой-нибудь предлог. Впрочем, такой предлог всегда под рукой: ездили делать заявку на золото, и вся недолга. Разве мы не можем сбиться с дороги, например? Даже очень легко... Попадается под руку скит, и мы едем в него переночевать. -- Переночевать-то, пожалуй, монашины не пустят, хорошо -- просто обогреться... -- Гаврюшку с собой возьмем... Можем даже проделать всю церемонию заявки, я выведу поисковую партию... Словом, все будет замаскировано. В конце концов этот план даже понравился Евгению Васильевичу своей таинственностью. Все была проза, а тут вдруг роман с превращениями, переодеванием и, может-быть, даже полным провалом. Гаврюшке был отдан приказ готовиться к отезду на заявку. Он уже знал, что было нужно, и как-то сразу оживился. Сказался приисковый человек, встрепенувшийся от одного слова: золото. Да и барин наказал не развязывать языка -- это тоже что-нибудь значит. Чтобы не терять времени, отправились в этот же день, как только стемнело. Не следовало вызывать ничьего внимания, как всегда делается на заявках,-- золотопромышленники суеверны, как все игроки. Впереди ехали Антон Иваныч с Евгением Васильевичем, а за ними Гаврюшка с необходимой для заявки приисковой снастью. Для начала декорация была недурна, и Евгений Васильевич начинал сам увлекаться ей. Опять город, опять "Эльдорадо" с хором арфисток и пьяным Спирькой. Пришлось пробыть в городе лишний день, пока Антон Иваныч выведал у Спирьки подробный адрес скита; он находился в семидесяти верстах от города, в страшной лесной глуши, куда едва можно было пробраться только зимой, охотничьими тропами. Главным указателем служила какая-то Ручьева гора, под которой спрятался в неприступных дебрях искомый раскольничий скит. -- Уж мы это дело вот как разжуем,-- хвастался Антон Иваныч.-- А что, в самом деле, если мы еще и золото найдем?.. Организовать поисковую партию было плевым делом. Народ все привычный, и дело устроилось в несколько часов. Ранним утром дорожная кошевая летела уже из города по тракту, в противоположную сторону от Трехсвятскаго и Чауша. В кошевой сидели Антон Иваныч и Евгений Васильевич, одетые в тулупы и оленьи шапки с ушами,-- каких еще золотопромышленников нужно? Гаврюшка взмостился на передке, рядом с кучером. Партия, отправленная на двух подводах, должна была догнать на третьей станции, где приходилось свернуть с тракта в сторону. -- Не вредно для начала,-- бормотал Антоп Иваныч.-- А я дал зарок: водки ни-ни... Так и Танюшке сказал. Станция Развилиха служила поворотным пунктом, и здесь, в ожидании партии, пришлось провести целый день. Антон Иваныч окончательно вошел в свою роль золотопромышленника и под рукой наводил у стариков необходимыя справки относительно Ручьевой горы, до которой от Развилихи одни считали верст тридцать, другие и все сорок. Нанят был опытный вожак из местных охотников. Стоял конец декабря, снег в горах достигал глубины двух аршин, и проехать можно было только на высоких охотничьих санях. Но и это не все,-- могло случиться, что и на санях не проехать, а потому были захвачены охотничьи лыжи. Словом, настоящая экспедиция к северному полюсу. -- Такие люди только на картинках бывают,-- обяснил Антон Иваныч, усаживаясь в охотничьи сани.-- Ох, за грехи Господь наказывает... Где-нибудь медведь еще сест. Лугинин ехал на одних санях с вожаком. Это был низенький, неразговорчивый старичок с узкими серыми глазками, смотревшими как-то необыкновевно пристально. Дорогою Евгений Васильевич пробовал повести разговор о скитах, по старик отвечал неохотно. -- Сказывают, что есть будто скиток под Ручьевой, а доподлинно не знаю.