Полицейский и философы

— Совершенно справедливо, — согласился с ним Йеллинг, продолжая держаться отчужденно и холодно (он не забывал, что его приняли в ванной). — Но всем известна ваша антипатия, даже можно сказать — ненависть к Патрику Жеро.

— Но одно дело говорить, что Пэддер дурак, а другое — его убить! — взвился Майкл Мэттер. — Вы чувствуете разницу?

Йеллинг не ответил, ограничившись неопределенным жестом. Тогда Мэттер поднялся и проговорил:

— Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал. Мне нечего больше доказывать сверх того, что я уже доказал… — В голосе его слышалась с трудом сдерживаемая ярость. — Но хотел бы я посмотреть, посмеете ли вы арестовать меня, как Симея!

Наконец-то, уже выйдя на улицу, Йеллинг улыбнулся. Разыгрываемая им шахматная партия развивалась неплохо. Его метод — доводить противника до белого каления — себя оправдывал. Когда вчера вечером, отвезя Лесли Стива домой, он возвратился в управление, то рассказал Сандеру об этом своем методе, и, к собственному удивлению, тот его полностью одобрил.

— Вы правы, Йеллинг, — сказал ему Сандер. — Пора размотать этот клубок. Мы до сих пор не знаем, кто тут замешан — Симей с Мэттером или Стивы. Но думаю, не ошибусь, если скажу: других ниточек здесь нет. Мы имеем дело с людьми, которые многое знают и так хорошо заметают следы, что нам их не поймать в ловушку. Но мы их припрем к стене. Прежде всего, как вы и предлагали, арестуйте Симея. А завтра утром отправляйтесь к Мэттеру и хорошенько его припугните. Потом мы должны будем что-нибудь придумать и для Стивов, чтобы вывести их из себя. Я знаю, что эти аресты ни к чему. Более того: у нас из-за них будет уйма неприятностей, но, держа этих людей на поводке, мы сможем довести их до бешенства, так взбесить, что кто-то из них и расколется…

Именно в этом, как со свойственной ему грубостью изложил ее капитан Сандер, и состояла новая тактика, примененная Йеллингом. Так как дело застопорилось, чтобы сдвинуть его с мертвой точки, надо было придумать что-то новенькое.

Новая тактика Йеллинга помогала увидеть, что как Стивы, так и Мэттер с Симеем знают куда больше того, что говорят. Надо заставить их выложить все до конца. Но как? Доводя до белого каления. Мучая. Притворяться, играть роль можно недолгое время — ну час, ну день, но, когда у тебя каждую минуту требуют доказательств, надоедают тебе, оскорбляют, это становится невозможным.

Поэтому и посадили Симея. Неожиданно к нему до-мои явились двое агентов, затолкали его в такси и доставили в Центральное полицейское управление. Он и пикнуть не успел, как угодил за решетку. Предполагалось продержать его два-три дня в полной изоляции, а потом выпустить, а на следующий день опять арестовать. Если ему что-то известно, он расколется.

Следуя этой тактике, Йеллинг отправился и к Мэттеру и имел с ним тот разговор. Угрожающий, раздражающий, способный вывести из себя и заставить выложить то, что он знает.

Затем настала очередь Стивов. Этих людей вряд ли можно было так легко вывести из равновесия. Их бесстрастное спокойствие, равнодушие были поистине каменными. Йеллинг с Сандером довольно долго прикидывали, что предпринять, потом Йеллинг сказал:

— Можно попробовать с врачом…

— Каким врачом? — спросил Сандер.

— Мисс Кэрол больна. Но к ней никогда не звали доктора. Мы можем сделать вид, что не верим в ее болезнь, и послать к ним для проверки муниципального врача. Нам наплевать, действительно она больна или нет, но посмотрим, как они воспримут эту проверку…

— Прекрасная мысль! — воскликнул Сандер. — Они позеленеют от злости. Завтра утром пораньше я пошлю врача в сопровождении полицейского. И скажем, чтобы они с этими Стивами не очень-то миндальничали…

— Именно это я и хотел предложить, мистер Сандер: они должны вести себя как можно менее любезно.

В тот вечер Йеллинг улегся спать очень довольный. Одобрение со стороны Сандера, его начальника, радовало Йеллинга как хорошая отметка, полученная школьником. Назавтра поутру он посетил Мэттера, а теперь сидел в своем кабинете и беседовал с врачом, который осматривал Кэрол Стив — доктором Джоном Ейсом.

— Уверяю вас, что, если бы меня не сопровождал полицейский, я там натерпелся бы страху, — рассказывал, улыбаясь, врач. — Прежде всего, сам этот дом, эта вонь, эти люди. А кроме того, мы явились к ним ни свет ни заря — в полседьмого. Полицейский изо всех сил стал дубасить в дверь. Открыл нам какой-то заспанный тип лет сорока со зверской рожей (наверно, Джереми, подумал Йеллинг), который, едва услышав слово «полиция», начал вопить, что он до восьми утра вправе не отворять. Полицейский убедил его, сказав пару теплых слов, и он нас впустил. Когда мы сообщили цель прихода, он готов был вышвырнуть нас обратно на улицу. На шум по винтовой лесенке спустились со второго этажа двое мужчин и женщина. После долгой дискуссии благодаря энергичному вмешательству полицейского наконец все же удалось осмотреть Кэрол Стив…

— Как вы ее находите? — спросил Йеллинг.

— У нее, несомненно, сильное нервное истощение. Но в остальном — все в порядке. Говорит, что вот уже два месяца у нее иногда сильно повышается температура. Может, и так, при нервном истощении это вполне возможно. Но в тот момент, когда я ее осматривал, никакого жара у нее не было. Скорее мне кажется, что она плохо питается…

— Они бедняки, — сказал Йеллинг, — вполне может быть, что она недоедает.

— Вот справка, — сказал Ейс. — Вы не желаете предложить мне еще что-нибудь в таком роде?

— Кто знает, — улыбнулся Йеллинг и попрощался с врачом.

Теперь оставалось только ждать, пока созреют плоды новой тактики. Йеллинг сложил медицинскую справку и сунул в карман. Но это было еще не все. Пусть Стивы не думают, что им так пройдет происшедшее вчера вечером. Лесли Стив, обнаруженный пьяным на берегу реки, — это след, которым нельзя пренебрегать. И Йеллинг не собирался оставлять его без внимания. Ровно в половине первого он был на Бордер-Хилл и стучался в дверь развалюхи Стивов.

Ему отворил сам Лесли Стив с опухшей физиономией — со вчерашнего похмелья и от кулака Фабера. В большой комнате сидели за столом Джереми и Кэрол.

Никто с ним не поздоровался. Джереми указал на стул, и Йеллинг сел. Стол был накрыт на троих. На клеенке стояли три глубокие тарелки с красным густым супом, от которого шел малоаппетитный запах. Кэрол молча ела, не поднимая глаз от тарелки и время от времени отламывая кусочек хлеба от ломтя, лежавшего рядом со стаканом. Джереми отвратительно чавкал и отдувался, хлебая густой суп. Странно, что эти моралисты не усвоили более изысканных манер поведения за столом. Что же до Лесли Стива, то он сидел, уставившись опухшими глазами на стоявшую перед ним тарелку, и не ел.

Молчание становилось поистине тягостным. Уличный зной проникал в дом, превращая его в раскаленную печь, было нечем дышать. Йеллинг как ни пытался, не находил нужных слов и не знал, с чего начать. Первым заговорил Джереми Стив.

— Вы пришли за объяснениями по поводу случившегося вчера с моим отцом? — спросил он.

— Не за объяснениями, — сладко ответил Йеллинг. — Лишь задать несколько вопросов.

— В таком случае объяснений от вас потребую я, — с плохо скрытым вызовом произнес Джереми. — Прежде всего, почему мы, как преступники, подвергаемся слежке? Мы не можем ступить ни шагу без того, чтобы ваши люди не следили за нами. Во-вторых, почему вчера вечером моего отца избил ваш полицейский? Благодарю вас, что вы доставили его домой, но считаю, что не было никакой необходимости его бить…

Артур Йеллинг смущенно потупился.

— Это со стороны полицейского были неправильные действия, которым я не успел помешать, — сказал он. — Мистер Стив сопротивлялся и не давал отвезти его домой, как мы хотели для его же блага…

— Пусть и так, — продолжал Джереми. Он перестал что-то вылавливать в похлебке и резко отодвинул тарелку. — Но объясните, на основании какого закона или постановления мою сестру полицейский врач насильно подверг осмотру. И к тому же в полседьмого утра. Я не хотел слишком энергично протестовать, потому что я дисциплинированный гражданин, но требую, чтобы мне объяснили причину этого произвола.