Страница 26 из 42
— Не думайте ни о каких штрафах! Полиция! Нельзя терять ни минуты!
Водителя разом покинула его флегматичность. Машина сделала резкий рывок и, громко сигналя, понеслась на полной скорости. От этой гонки возбуждение Йеллинга несколько спало. Порой казалось, что машина вот-вот кого-то сшибет или на что-нибудь налетит. Тормоза скрежетали и визжали, как раненный насмерть зверь. Такси мчалось, не обращая внимания на светофоры, выскакивая на встречную полосу, нарушая все правила движения. Чуть испуганного Йеллинга бросало из стороны в сторону, и, когда машина свернула на дорогу на Конкорд, он еле сумел прокричать водителю:
— Теперь поезжайте потише и выключите левую фару. Должна гореть только правая!
Шофер выполнил приказание, сбросил скорость, и Йеллинг чуть отдышался. Так они ехали еще минут десять, пока перед машиной на дороге не появился человек, сделавший знак остановиться.
Это был Фабер.
— Он еще здесь, на том же месте, где я его оставил. По-моему, ему плохо. Кажется, его рвет, — доложил он Йе л лингу, открыв дверцу машины.
— Пошли, — сказал Йеллинг и добавил, обращаясь к водителю: — А вы ждите нас здесь.
Фара автомобиля выхватывала из мрака только несколько метров дороги, все вокруг тонуло в полной темноте. Из-за туч не было видно звезд. Доносился мерный плеск реки — она была в каких-нибудь нескольких метрах. Фабер, большой и грузный, но двигавшийся очень легко и быстро, зажег карманный фонарик и подал знак Йеллингу следовать за ним.
Они сошли с дороги и углубились в прибрежные заросли. Стояла полная тишина, слышался только плеск воды. По дороге не проехало ни одной машины.
— Должен быть где-то здесь, — проговорил Фабер, освещая кустарник.
Они подошли еще ближе к реке. К самому берегу, «тихому берегу Девилиза», как поется в одной известной песенке. Вода в реке была желтоватая, густая, неспокойная.
— Вроде вот тут, — продолжал Фабер. И вдруг его фонарик ярко осветил Лесли Стива.
Старик, глава семьи Стивов, сидел на берегу, у самой воды, опустив голову на руки. Свет фонаря и их присутствие, казалось, его ничуть не побеспокоили. Он даже не обернулся. Плечи его то и дело содрогались от коротких всхлипываний. Он плакал.
— Эй, послушайте… — обратился к старику Фабер, наставив на него фонарик.
Лесли Стив, не оборачиваясь, затряс головой.
— Оставьте меня. Что вам надо? Мне ничего не нужно. Я прекрасно себя чувствую.
— Да и мы неплохо. Мы из полиции, — проворчал Фабер.
Даже при этих словах Лесли Стив не обернулся. Но перестал всхлипывать и довольно спокойным голосом проговорил:
— В таком случае уберите фонарь. Вы меня слепите.
— Отверните фонарик, Фабер, — вмешался Йеллинг, до тех пор молча наблюдавший за стариком.
Как только Фабер отвел луч фонаря, старик поднял лицо. Глаза у него были красные и заплаканные, весь он был всклокоченный, рубашка в темных пятнах.
— Вот он, глас правосудия, — усмехнувшись, хриплым пьяным голосом проговорил Стив. — То есть голос Артура Йеллинга. Значит, правосудие за мной следит, не так ли?
С трудом он поднялся на ноги, огладил грязную бородку. Фабер держал фонарик пониже, так чтобы его свет не слепил старика.
— Вы не расшиблись, мистер Стив? — спросил Йеллинг, указывая на темные пятна на его рубашке.
— Это кофе, — ответил старик. — Я пил кофе, но у меня дрожала рука, потому что я пьян и вот — облил рубашку. У вас есть еще ко мне вопросы?
— Да нет, нет, успокойтесь, — заботливо проговорил Йеллинг и взял его под руку. С другой стороны старика поддерживал Фабер.
— У вас такой вид, будто собираетесь отвести меня в тюрьму, — пробурчал Лесли Стив. — Да пустите меня, я умею ходить и без вас! — вдруг вскипая, добавил он, отталкивая их руки.
Йеллинг с Фабером молча повели его к стоящей на дороге машине.
— И могу я узнать, что вы намереваетесь со мной делать? — заорал Стив, приходя еще в большее раздражение от их молчания. — Почему вы за мной шпионите?
Он спотыкался так, как изображают пьяных актеры в театре, и им то и дело приходилось поддерживать его, чтобы он не упал.
— Мы отвезем вас домой, — все тем же заботливым тоном сказал Йеллинг. — Оставьте ваши страхи.
— А почему вы за мной следите? Что вы высматриваете? Разве я не могу прийти туда, где погибла моя Люси? Разве нельзя мне приходить и смотреть на это место? Я любил ее и прихожу сюда вспоминать о ней…
Они подошли к машине. Лесли Стив орал как сумасшедший и размахивал руками. Фабер, подчиняясь Йеллингу, с трудом сдержал желание надеть на него наручники и пинками загнать в машину.
— Садитесь, садитесь, пожалуйста, — увещевал его Йеллинг, распахнув дверцу машины.
— Черта с два сяду! — еще громче заорал Стив, отшатнувшись от машины, в то время, как таксист, забавляясь, с усмешкой следил за происходящим. — Я свободный гражданин, я профессор! А вы всего лишь пара легавых! Прочь! Не прикасайтесь ко мне!
Йеллинг побледнел.
— Но, мистер Стив, прошу вас…
Видя замешательство Йеллинга, Фабер не мог больше сдерживаться. У него в жилах текла кровь полицейского, а не водица, а кроме того, его выводили из себя смешки таксиста, который даже предложил: «Хотите, я вам помогу?»
Профессора Лесли Стива поразил точный и категоричный удар в челюсть. Профессор издал стон, пошатнулся и упал в объятия Фабера, который швырнул его в машину, как мешок с картофелем.
— О, боже мой! — в ужасе воскликнул Йеллинг. — И что же мы теперь будем с ним делать?
— Теперь мы отвезем его в кутузку, а завтра допросим. Хороши мы были бы, если бы слушали пьяных. Неизвестно, сколько тут бы с ним валандались.
— Нет, нет, только, ради бога, не в участок! — взмолился Йеллинг, влезая в машину и, превозмогая себя, садясь рядом с бездыханным телом Лесли Стива. — Мы отвезем его к нему домой.
— Как прикажете, — терпеливо ответил Фабер. — Дело хозяйское. Мне-то все равно.
Артур Йеллинг дал адрес:
— Бордер-Хилл, дом 3/3, — и водитель недовольно поморщился. Ему явно не хотелось ехать туда так поздно.
Но он довез их довольно быстро, и Йеллингу не пришлось ни торопить его, ни объяснять дорогу.
У дома Стива они вышли. В одном из окон горел свет. Таксист и Фабер взяли профессора под руки и потащили, к двери. Йеллинг постучал.
Открыл сам Джереми Стив.
— В чем дело? — проворчал он, но, увидев отца в таком состоянии, так же холодно спросил:
— С ним произошло какое-то несчастье?
— Да нет, — ответил Йеллинг. — Мы нашли его на берегу Девилиза… Наверно, немного выпил…
— Он мертвецки пьян, — поправил его Джереми Стив. — Посадите его вон там на стул, мы сами им займемся.
Оливер Стив сидел в углу комнаты с газетой в руках. Он даже не встал, не пошевелился. Лицо его ничего не отразило. Это была не бесстрастность. Это было полное равнодушие.
Усадив профессора на стул, — руки его болтались, голова упала на стол, — Фабер и таксист вышли. Йеллинг со шляпой в руках на мгновенье задержался, глядя на двух братьев. Они обменялись с ним взглядом, в котором даже не было раздражения.
Наконец Йеллинг проговорил:
— Возможно, я зайду завтра утром, если вам не помешаю.
— Мы с братом будем дома в полдень, — ответил Джереми Стив.
Йеллинг вновь взглянул на них, сначала на одного, потом на другого, спокойно, без вызова, но довольно пристально.
— Благодарю вас, — и вышел.
Он не добавил «до свидания», потому что знал, что все равно не получит ответа.
VII. Бежать — значит быть виновным!
Вода в ванне была прохладной. Майкл Мэттер, Барон резины, как он себя в шутку называл, плескался в ванне, похрюкивая от удовольствия, в то время как Мак пытался намылить ему голову.
— Ну, что скажешь? Отличный сегодня денек, Мак.
— Так точно, сэр.
— Холодная ванна каждое утро, даже зимой. Проживешь до двухсот лет.
— Конечно, сэр.
Майкл Мэттер удовлетворенно улыбнулся. Ему нравилось разговаривать с Маком, потому что тот всегда говорил ему «сэр». Всего десять лет назад-никто за него, Майкла Мэттера, не дал бы и ломаного гроша. А теперь у него роскошный дом, два шофера, несколько слуг, и Мак купает его в ванне. Прекрасная штука — деньги. И Мак ему нравился, потому что никогда не возражал. Он терпеть не мог спорить. Он чуть не умер со смеху, когда ему рассказали, что у одного магната над столом висел плакатик: «Я ценю тех, кто умеет сказать мне «нет». Старый дурак. Кого он думает провести? Слово «нет» Мэттер позволял говорить себе только сам, а все другие пусть остерегутся даже об этом подумать.