Страница 6 из 42
Осколочное ранение в бедро было серьёзным. К счастью, бедренная артерия оказалась не задета, но всё равно я мог потерять ногу. В итоге меня, имеющего в послужном списке «Орден Мужества» и несколько медалей (не считая неубиваемых часов от комбата), отправили в главный военный госпиталь имени Бурденко. Медики и аппарат Илизарова сотворили чудо, не только сохранив ему ногу, но и через полгода вернув ей практически полную работоспособность. Лишь чуть заметная хромота напоминала о ранении, да ещё позже он заметил, что перед дождём начинало слегка ломить кость в том месте, где её собирали по кусочкам. Но всё это было мелочью на фоне того, что ногу вообще могли ампутировать.
И когда уже реабилитация подходила к концу, а я снова собирался проситься на фронт, всё и случилось. Из госпиталя посчастливилось улизнуть, прежде чем туда добрались «чужие». Подобрав валявшийся на тротуаре брошенный кем-то скутер, добрался до своего дома на 5-й Парковой. Перепуганная до чёртиков тётка собирала вещи, чтобы на своём стареньком «Опеле» рвануть в Тверь к родственнице.
— Вот тебе ключи, живи, если получится, — сказала она. — Но я бы на твоём месте уносила из Москвы ноги.
Даже не предложила поехать с ней, тварь… Да я бы и не поехал. Из холодильника «любимая» тётушка практически всё выгребла, кроме пачки замороженных пельменей, обнаруженных в морозилке, да початой бутылки водки. Ну и недобитые упаковки кетчупа и майонеза стояли сбоку. В тот вечер я эту водку допил, закусив сваренными и политыми майонезом пельменями. И принялся выживать.
Вооружённый одним только кухонным ножом, среди ночи добрался до супермаркета, который на фоне паники ещё не успели разграбить, затарился там консервами и сухарями, которых мне впоследствии хватило на пару недель. А затем я встретил коммунаров и после некоторого размышления принял предложение влиться в их дружные ряды. Там, во всяком случае, имелись и водопровод, и канализация, да и вообще ещё с детдома я привык жить в коллективе.
С собой взял только небольшой чемоданчик, найденный дома на антресолях уже после отъезда тётки. Роясь в его содержимом при свете свечи и задёрнутых от греха подальше тёмных шторах, я обнаружил записи родителей, и в том числе фотографии наскальных рисунков древних людей, живших на территории Урала. Так вот, на этих рисунках среди прочих сцен охоты были примитивные изображения дракона и ещё нескольких чудовищ, похожих на те, которые атаковали Землю через порталы. И это наводило на некоторые размышления, которыми я пока ещё ни с кем не делился.
Но это было позже. А в первые дни в Москве царили хаос и паника. Люди прятались как могли и где могли. Но беспомощные старики и инвалиды были обречены. Как, например, обитатели находившейся неподалёку отсюда на пересечении 9-й Парковой и улицы Константина Федина психиатрической лечебницы. Персонал попросту сбежал, предоставив пациентам самим решать свою судьбу. При этом ворота оставив запертыми, так что душевнобольные, кто хоть что-то соображал, далеко не ушли. Может, врачи и санитары думали, что таким образом хоть как-то своих пациентов защитят… Однако для «чужих» ворота не стали серьёзным препятствием. Я сам слышал через приоткрытую форточку своей квартиры, как со стороны психушки в течение нескольких часов после того, как туда на моих глазах проникли монстры, доносились такие душераздирающие крики, что у меня волоски на загривке буквально встали дыбом.
Что удивительно, между собой твари в целом неплохо ладили. Словно бы у них был один общий враг — человек и прочие земные существа. Хотя, конечно, и между ними нередко случалась кровавая бойня, я сам не раз был свидетелем того, как одни монстры жрали других. На их планете или в их параллельной реальности так, конечно, и обстояло дело, а здесь у них появилась альтернатива. Может быть, чужая форма жизни была для них сама по себе серьёзным раздражителем, требующим её уничтожения на корню.
Жаждущие крови твари бродили стаями и поодиночке, сея ужас и смерть. Инопланетный бестиарий поражал воображение. Казалось, что разверзлись врата ада, и оттуда в мир Земли вырвались тысячи кошмарных монстров.
Одними из самых жутких тварей наряду с узруками считались гаргульи. Однако днём их видели редко, они вели преимущественно ночной образ жизни. Днём затаятся в каком-нибудь подвале, а как смеркается — усядутся на крыше или карнизе здания, и в неподвижности дожидаются жертву. Они нападали и на «чужих» меньшего размера, и на земных обитателей, будто то кошка, собака или человек. Бесшумно срывались вниз, паря на перепончатых крыльях, и атаковали сверху ничего не подозревающую жертву. Острые когти вонзались в спину, а не менее острые клыки рвали шею, порой за пару таких рывков умудряясь отделить голову от туловища.
Все выживали, как могли. В той же Москве люди прятались по подвалам и бомбоубежищам, кто-то предпочёл затаиться в метрополитене, в итоге многие станции обрели новых хозяев. Некоторые, правда, не могли удержать завоёванные позиции, держались те, обитатели которых смогли надёжно забаррикадировать входы на станцию как сверху, так и со стороны соседних станций, которые уже были захвачены «чужими».
Люди брали с собой только самое необходимое, в первую очередь еду и воду. С последней были самые большие проблемы, поскольку станции подачи воды обслуживать стало некому. Колодцев и артезианских скважин, из которых можно было качать воду, в городе оказалось наперечёт, в основном они находились на самой окраине столицы, где нашлись дома, оборудованные артезианскими скважинами. В конце концов пришлось использовать речную воду, и люди поневоле перебрались поближе к Москва-реке, а кто-то осваивал подземелья, где протекала заключённая в камень Неглинная. Яуза спустя пару месяцев после того, как встали предприятия и прекратила функционировать канализация, стала почище, и вода из неё также шла в дело. Только не всегда получалось у людей речную воду кипятить, так что дело за эпидемиями не стало, целые подземные колонии вымерли в первые месяцы ещё до наступления холодов от дизентерии и невесть откуда взявшейся холеры.