Страница 5 из 42
Это был тритонус — так москвичи называли относительно небольшое, раза в два-три больше летяшек, в общем-то безобидное для человека существо, покрытое зеленоватой чешуёй. Тварь была плотоядной, но питалась в основном мелочью типа мышей и крыс, не брезгуя и летяшками, поэтому Васька воинственно застрекотал в моё левое ухо и расправил гребешок. Тритонус несколько секунд рассматривал человека с потенциальной едой на плече, видимо, сообразил, что летяшка ему не достанется, и длинными прыжками отправился к туше ближайшей из убиенных мною тварей.
Ну а что, не пропадать же добру! Благодаря острым зубкам продерётся через толстенную кожу и доберётся до мягких, аппетитных внутренностей. Да ещё и его сородичи набегут… Во, точно, один, и ещё один, мчатся уже на своих коротких, но шустрых лапках. Таким макаром к вечеру от обеих туш не останется и следа, разве что белые костяки будут указывать на место гибели свинокрысов.
— А ну, брысь!
Им ещё останется попировать, а вот я тратил драгоценные патроны не просто так. Всё-таки я в первую очередь добытчик, и в мои обязанности входит снабжать продовольствием свою коммуну. Так что один свинокрыс мой! Кыш, мелочь пузатая, от туши самки, вам и самца за глаза хватит. У самки мясо понежнее будет, потому и пал на неё мой выбор.
Признаться, с белком — то бишь попросту мясом — в «Коммуне имени Владимира Ленина» по большому счету серьёзных проблем не было. Да и с растительной пищей, водой и электроэнергией дело обстояло более-менее. Всё же бомбоубежище было оборудовано автономными источниками энергии и подачи воды.
А в целом по городу дело обстояло хреново. Когда твари оккупировали город — коммуникации некоторые время ещё работали. Но скорее по инерции, потому что обслуживать их вскоре стало некому. Выходцы из другого мира за несколько недель превратили многомиллионный город в вымерший полигон.
Я присел на корточки, приготовившись кромсать тушу свинокрыса. Ещё раз огляделся, сканируя взглядом окружающую обстановку. За время, прошедшее с начала оккупации «чужими», я научился обращать внимание на каждую мелочь, иначе меня давно бы схомячил какой-нибудь монстр, возможно, такой вот свинокрыс.
М-да, вздохнул я про себя… Разве можно было представить ещё позапрошлой весной, что за каких-то полтора года Москва превратится в безжизненное, с заросшими зеленью домами и потрескавшимся асфальтом пространство, по которому опасливо передвигаются люди, стараясь прятаться в тени домов, чтобы не привлекать внимания существ, явившихся словно из преисподней⁈
Я родился в Москве. Родители мои были археологами, но погибли в одной из экспедиций под обвалом вместе с ещё тремя коллегами, их останков так и не нашли. Тётка сдала меня в детдом, а сама, будучи вдовой бальзаковского возраста, прописалась в квартире моих родителей на 5-й Парковой в доме, где во времена СССР жили преимущественно сотрудники МИДа. В её же прежней коммуналке остались жить сын со снохой и маленьким ребёнком.
Так в 10 лет я стал детдомовцем. Но уже в такие годы отличался врождённым чувством справедливости, и не раз вставал на защиту слабых, даже когда приходилось иметь дело с более взрослыми ребятами. Помогали занятия в секции бокса, куда я записался всего через месяц после того, как оказался в детдоме, и неделю спустя после первой драки, в которой мне разбили нос. Таким образом я заставил себя уважать, мало охотников находилось выяснять отношения с пареньком, который в драке даже против троих становился настоящим берсерком.
После детдома я вернулся на свою законную жилплощадь, где всё ещё оставался прописан, но и тётка там была прописана, так что одна комната оставалась за ней. Так мы и жили: я в своей комнате, в меньшей, а тётка в зале. Иногда к ней ходили мужики, но хотя бы не алкаши. В общем, отношения между тёткой и племянником не складывались, я старался приходить домой попозже и сразу же, быстро приняв душ и поужинав, закрывался у себя в комнате.
К тому времени я уже учился в педагогическом колледже на историка. В будущем мечтал пойти по стопам родителей, но прежде чем пытаться поступить на археологический факультет МГУ, я хотел закончить колледж, это стало бы при поступлении в главный вуз страны хорошим подспорьем.
Но после колледжа мне пришлось два года отдавать долг Родине на таджико-афганской границе, где я получил специальность снайпера. Демобилизовавшись, всё же поступил в МГУ, причём с первой попытки, а на 4-м курсе отправился на СВО добровольцем, хоть и имел бронь как студент. Толчком послужила смерть друга, который после детдома служил по контракту, и погиб через месяц начала СВО где-то на Донбассе. Да ещё и с девушкой своей я перед этим разругался, так что удерживать меня особо было некому. Не тётке же… Она так и вовсе, как мне показалось, была рада спровадить племянника на войну в надежде, что оттуда он не вернётся. Настаивала даже, чтобы зарплату — те самые 204 тысячи — я на её карточку перечислял, но была послана куда подальше. Мне и самому в будущем деньги пригодятся.
Служил я по своей военной специальности — снайпером. Прежде чем осенью 23-го получить ранение и загреметь в госпиталь, я успел записать на свой лицевой счёт 37 трупов укронацистов. Цели для своего «Сумрака»[1] я выбирал придирчиво, старался не стрелять в сторону на вид простых, насильно мобилизованных парней. Всё то же врождённое чувство справедливости, наверное, мешало мне это делать. Нацики же обычно выделялись поведением и внешним видом, почти каждый из упоротых «бандерлогов» считал обязательным прилепить на форму нашивку со свастикой или чем-то подобным.
Так вот ранение… Укры обстреляли нашу часть кассетными снарядами. Наверное, кто-то из местных навёл, либо дроны выследили. А я как раз после очередного задания вернулся в расположение с намерением помыться, нормально поесть и хорошо выспаться. По пути в баню меня и накрыло.