Меж двух огней

— И вот тогда появились первые послы. Никто не понимал, почему Владыка решил пощадить нас. Этого не понимают и сегодня. Но вместо окончательного завоевания мы заключили Соглашение, которое действует и по сей день, на удивление во многом ограничивая Его слуг. Может быть, Владыка опасался, что реманы объединятся и он не сможет сдержать напор трёх стран. Может быть, Он не хотел привлекать внимание материков, у которых наверняка запросили бы помощи. Может быть, однажды всю Мельту накроет волной невероятно мощного тёмного заклятья, которое превратит всех живущих в ходячих мертвецов. Мы существуем по милости того, кто сравним по силе с демонами древности, с которыми на равных боролись Триединые. Кто знает, какие мысли бродят в его голове… если она у него есть.

Эвакил нащупал бурдюк с водой в глубине телеги и смочил горло.

— Одно могу сказать точно. Мы, подданные Аглора, ненавидим Владыку и тех, кто служит Ему. Если для победы над Ним и его прихвостнями потребуется уничтожить мою бессмертную душу, я с радостью принесу эту жертву.

Я почувствовал, как дерево подо мной стремительно нагревается. Раз за разом осознание того, в какой кромешный ад я попал, подталкивало заорать во всё горло: «Я не заслуживаю этого! Верните меня обратно!»

Для чего меня призвали? Чтобы примирить стороны, победить Владыку, завоевать для него мир, взойти на престол новым Владыкой? Почему-то крепло подозрение, что в конечном счёту я займу место пешки, которую сотрут в порошок суровые жернова жизни. Нет уж, поклялся я, этому не бывать. Я ничем не обязан ни одному человеку, которого повстречал в этом мире. Я не позволю себе умереть за чужие интересы. Здешние разборки меня не касаются, и всё, что нужно сделать, — это найти выход, пока не стало слишком поздно.

Наверное, не стоило говорить Эвакилу, что Вероника вознамерилась посвятить меня в рыцари. Я решил сменить тему:

— А где Ла… госпожа Ланда?

— Скорее всего, в авангарде, — пожал плечами жрец, но от меня не укрылось, как смягчились черты его лица при упоминании магички, — Она весьма активная особа. Вся в брата… до того, как он превратился в того, кто он сейчас.

— Такуми!

Обернувшись на окрик, я увидел Веронику. Держалась в седле она, как заправский ездок, расслабленно и с той небрежностью, которая позволительна профессионалам. При побеге я точно бы только мешал ей — даже в качестве груза, переброшенного через спину лошади.

— Какую ложь Триединых тебе скормили на сей раз?

Я замялся. Откровенно говоря, одного взгляда на обладавшего некоторой схожестью с ящером скакуна пепельноволосой девушки, или на её кинжал, или в её глаза, хватало, чтобы понять, что рассказы Эвакила близки к правде настолько, насколько позволяла его пристрастность.

— Ничего интересного. Обычная болтовня ни о чём, чтобы скоротать дорогу, — ответил за меня Эвакил. Вероника скептически подняла брови, но промолчала.

— Интересная у тебя лошадка… Никогда не видел похожих на неё, — осторожно сказал я, — Как её зовут?

Вероника тронула поводья, и конь перешёл на прогулочный шаг, позволив ей быть на одном уровне с повозкой.

— У него нет имени. Эта порода специально выведена для того, чтобы усваивать корм, выращиваемый в Мадиле, и не бояться его подданных. Обычные животные нервничают при приближении неупокоенных.

— Так Мадил — это человек или государство?

— Владыка един с его землёй! — выпалила Вероника, возмущённо вскинув подбородок. Надо отдать ей должное, этот жест был чертовски мил. Эвакил закашлялся, и я уловил в этом кашле едва слышимое: «Как же, его», — Невозможно отделить величие Владыки как личности от его свершений и того благоденствия, что он привнёс тысячам неупокоенных и тем, кто нашёл окончательное посмертие.

Видимо, развязывание смертоубийственной войны не являлось для Владыки помехой на пути к благоденствию. Но я сомневался, что кто-то настолько фанатичный, как Вероника, осознал бы основы гуманизма.

Мы перебросились ещё парой слов, и Вероника оставила нас, уехав вперёд. Вскоре я заскучал, но жрец не выглядел готовым продолжать общение, так что оставалось только вертеть головой по сторонам. Пейзаж не внушал: с двух сторон дорогу окружали деревья. С превеликим удовольствием махнулся бы местами с теми, кто с пеной у рта отстаивал романтику неспешных поездок. На мой взгляд, когда единственный выбор заключался в том, ехать ли в повозке и отбивать зад или идти пешком и глотать пыль, такие путешествия следовало посылать куда подальше при первом намёке на них. Увы, мне такой роскоши не досталось.

Какое-никакое движение началось, когда мы вышли из леса на равнины. Отряд стал готовиться к привалу. Мне выдали котелок и приказали наполнить его. Рейнджер из меня получился бы никудышный: в поисках ручья я почти заблудился (и это в полях!) и пару раз угодил в овраг, причём второе падение едва не стоило шеи. На фоне этих достижений мысли о побеге я задвинул в далёкий ящик. Городской житель не прожил бы в дикой природе и трёх дней.

На обед дали посредственную мясную похлёбку, приправой к которой служила прокалённая в горшке зола неизвестного растения. Рассчитывать на разнообразие специй не приходилось, но отсутствие даже соли и перца удручало неимоверно.

Путешествие выдалось незапоминающимся. Иногда мы проезжали мимо деревень, но остановок не делали. Видимо, припасов хватало и без этого. Поселения выглядели более запущенными, чем та деревня, откуда мы начали путь. Потом равнины вновь сменились лесом. Из других событий… однажды Вероника и Эвакил вступили в жаркую перепалку, когда жрец узнал о намерении девушки сделать меня рыцарем.

В тот момент мне показалось, что вспыльчивая слуга Владыки поубивает всех поблизости. Что ж, всё больше причин надеяться на то, что комиссия решит не отдавать меня ей… На всякий случай я уточнил у Эвакила, существовало ли в Аглоре рабство. Феодальные отношения между дворянами и крестьянами имелись, однако без оснований объявить тебя собственностью другого никто, кроме короля, не мог. Очевидное исключение в виде царствующей особы походило на дань абсолютизму, хотя на практике, как я подозревал, без согласия большинства дворян король обладал малой властью.

За всё время путешествия Ланда так и не показалась на глаза, предпочтя двигаться в авангарде. Скорее всего, она не горела желанием встречаться с Вероникой.

Когда на горизонте показались городские стены, я чуть не стал прыгать от радости. Пусть короткое, но странствие измотало донельзя. Я всей душой надеялся, что в столице для путников найдутся горячие ванные, потому что холод местных рек и озёр отбивал желание купаться. И это несмотря на то, что стояла только ранняя осень! От здешних ветров слабо спасала даже куртка, которую выдали обозники.

От нетерпения дрожали ноги, то ли призывая пуститься в пляс, то ли поторапливая. Я поймал себя на странной мысли: до сих пор не удосужился выяснить название столицы. Впрочем, эту проблему решил Эвакил, сообщивший, что впереди Новая Литеция. Не трудно было сообразить, что Старую Литецию сделал своей резиденцией Владыка.

Усилием воли я успокоил взбудораженное тело. Ожидание изматывало, но результат заслуживал того. Скоро я попаду в цивилизацию.

Глава 6

Какую картину рисует воображение при словах «столица средневекового королевства»? Начать нужно с окраины. Прежде всего, у самой городской черты стоят неуютные деревянные хибары, готовые (если судить по обманчивому внешнему виду) в любой миг обрушиться на головы нерасторопных, но смелых обитателей.

Это, впрочем, далеко от истины: местные жители просто не любят привлекать внимания к тому, что творится внутри. А что может быть лучшей маскировкой, чем видимый упадок? В этих хижинах, чьи подвалы много больше надземной части, обитает низшая каста теневой жизни города. Трущобы кипят лихорадочной жизнью, а их редкие обыватели не выходят за порог, стоит солнцу уйти за горизонт. Стража избегает этих кривых улочек, никогда не видевших света городского фонаря.