Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 26

— Помочь этим червям заработать? Слава Владыке, сюда не подоспели шпионы короны! Уж они бы постарались раздуть это в скандал! — Вероника выдохнула и взяла себя в руки, — Нам нельзя подставляться. Не сейчас, когда баланс так хрупок. Треклятый принц обернёт против нас любой промах…

Я решил оставить расспросы на другой раз и с коротким поклоном извинился.

— Перестань пресмыкаться, — поморщилась Вероника, — Ты неофит ордена рыцарей Владыки, а мы не склоняем голову ни перед кем, кроме нашего повелителя.

Конь ждал нас неподалёку. У меня сложилось впечатление, что он не только не двигался с места после того, как Вероника спешилась с него, но даже не перебирал ногами. Он походил на статую. Памятник, возведённый всем странностям этого мира. Нелогичного, странного и опасного. Мира, где за желание помочь ты мог угодить за решётку.

Глава 10

Площадь вынырнула неожиданно. Внутренне я готовился к столпотворению и рядам торговых прилавков, но реальность оказалась совсем иной: пустоту открытого пространства разбавлял одинокий помост, на котором у деревянной арки возилась парочка опрятно одетых людей. Ими командовал мускулистый здоровяк, одетый в куртку, оставлявшую открытыми руки и плечи.

Заметив нас, верзила посмотрел на солнце, для приличия прикрыв глаза от его белёсых лучей. Драматический эффект предстоящего наказания должен был усиливаться пасмурной погодой, в идеале — по канонам драматургии — с минуты на минуту стоило ожидать дождя. Однако небеса, лишённые малейшего облачка, светились выцветшей осенней синевой. Кристальный воздух делал очертания отчётливее, лишая надежд на то, что природа поможет скрыть следы человеческой жестокости. Приближавшаяся зима по щедрому курсу выменивала краски мира на резкость контуров.

Громила с поразительной для его комплекции лёгкостью спрыгнул с помоста и приблизился к нам.

— Рановато явились. Мы токмо заканчиваем. Перекладина у вас, госпожа, — будь здоров! Ремни свежие, и пальчиком не пошевелите, не надорвётесь в судорогах. Тазик сготовлен, тряпки чистые, вода колодезная, студёная. Самое оно после процедуры!

Вероника пожала плечами.

— Рада слышать. А где остальные?

— Глашатай и ваш, с позволения, эк-зе-ку-тор? — Громила проговорил последнее слово с видимой гордостью, — Обещались скоро явиться, обделывают формальности.

— Готовят мифриловые цепи?

— Чегой нет, того нет, госпожа.

Взгляд, который ему подарила Вероника, затруднился бы назвать дружественным и самый отчаянный оптимист.

— Во всей столице нет даже наручей?

— Енто у вас надо спросить, госпожа, что ж в столице-то творится. Какие там артефакты остались, в сокровищнице припасённые людьми для людей. А у нас такого металла и за седмицу не сыщешь. Захолустье, истинно так, — не остался в долгу громила. Нарочито простой говор и разухабистый настрой были маской, за которой безуспешно пытались скрыться нахмуренные брови и побелевшие костяшки сложенных в кулаки ладоней.

— Вот как… — Вероника почесала лоб, — Разве столицу Аглора перенесли из Новой Литеции? Впрочем, неважно, я здесь не для того, чтобы давать уроки селянам. Такуми, присмотри за конём.

Я повернул голову к коню. Он покосился на меня глазом и фыркнул. Не то чтобы я его боялся, но… Скажем так, будь у меня выбор: держать его за поводья или нет, — я бы с радостью выбрал последний вариант. Не удивился бы, если бы узнал, что он питается мясом.

— Понятно… — протянула Вероника, — Конь, смотри за Такуми. Радиус — десять шагов. Не давай ему встрять ему в неприятности. Такуми, лучше не отходи от него далеко. Он… начинает паниковать, если рядом не будет знакомого лица в пределах десяти шагов.

— Ты приказала ему следить за мной? — не поверил своим ушам я. В ответ Вероника нетерпеливо махнула рукой, отвернулась и двинулась к помосту. Я пошёл за ней, однако на полпути меня остановило громкое ржание. В нём не слышалось угрозы, однако при достаточно развитом воображении читалось скрытое предупреждение. На недостаток фантазии жаловаться не приходилось, так что я счёл за лучшее довериться чутью и прекратить погоню.





Верзила, наблюдавший за этой сценкой, ухмыльнулся и хлопнул меня по спине, отчего я едва не согнулся вдвое.

— А ты не похож на ентих труполюбов, мальчик! Чегой-то ты забыл в её компании?

— Задаю себе этот вопрос вот уже который день… — пробормотал я.

— С каким удовольствием я бы выпорол эту шлюху, — меж тем продолжал громила, — К десятому удару она бы у меня молила о пощаде, давясь собственным языком и пуская кровавые слюни по подбородку, истинно так. Их братия наверняка не будет бить как надо. Слухай, а ты ведь правда не из них? — спохватился он.

— Нет… пожалуй, нет.

Честно говоря, услышанное оставляло во мне мало веры в человечество. Жил ли в этом мире хоть кто-то, кто не был бы скрытым маньяком по меркам Земли?

— Я свою работу люблю и делаю её порядочно. Отвести плечо, согнуть особой методой кисть, поиграть намасленными мускулами перед замахом, чтоб поймать солнечный луч, — народ любит блеск, народ ценит зрелище. А тут что: выйдет хмырь, погладит бабу плёткой да отпустит тут же. Достойно ли палаческого мастерства? Осквернение, истинно так. Мертвяки грязнят всё, куда б ни лезли, — здоровяк, в чьей профессии не оставалось сомнений, в сердцах сплюнул на землю.

— Неужели людям нравится смотреть, как другие страдают?

— С развлечениями тут не густо, малец, особливо после войны с мертвяками. Уличные шуты, факиры и циркачи, бродячие певцы и иные искатели судьбы обходят Аглор стороной, да и у реманов — не сказать, чтоб водились в достатке. Вот на материках… — Палач прикрыл глаза, погрузившись в воспоминания, — Я ведь по молодости ходил под парусом и много чегой повидал. Наши острова — окраина мира, чудес тут отродясь не бывало, истинно так. Однако ж — родина, милый сердцу вид. Ещё б заразу повывести, и зажили бы!

Я сделал мысленную пометку: похоже, Мельтинский архипелаг считался задворками цивилизации. Следовательно, чтобы найти путь домой, скорее всего, придётся плыть на материки, ведь там наверняка глубже развито магическое искусство и лежит множество тайн. Эти тайны только и делают, что ждут своего часа, который пробьёт с приходом определённого иномирца… Оставалось стряхнуть хвост в виде Владыки и его назойливой слуги, чтобы целый мир, полный загадок и чудес, предстал передо мной.

— Почему же сейчас никого нет?

— Слухи, малец. Слухи уже разнесли весть о том, что первой сегодня будут пытать труполюбку, а енто, знаешь ли, чревато. Мало ль какое проклятье она бросит в толпу. Боятся люди — и верно делают, истинно так. Позже подойдут самые отчаянные и бездельные, а те, кто с соображением и пугливее, подождут рядового вора и убийцу.

— Будут другие?

— Ну конечно! Токмо они уже пойдут в оборот у меня. Трое на палках, колесование одному, двоим голову с плеч — быстро и скучно, люду на висельников и угольков веселее смотреть. Да и спрос на волосы безголовых грошовый. Кости сгоревших да ногти и языки повешенных расходятся изрядно бойчее.

— З-зачем людям части тел?

— Одним — на счастье оберег, другим — для тайных опытов. Кому и зуб злотой за радость будет… Хотя ентим стража в обыкновении промышляет, до меня, считай, доходят уже обобранные. Словом, кому чегой надо. В таких делах не принято болтать. Наше дело маленькое: считай себе барыш да делись вовремя.

Я не смог удержаться от едкой ремарки.

— Однако ж со мной вы откровенны.

— Истинно так. Я душу человечью с первого взгляда читаю. Ежели вижу, что говорить можно, — говорю. Те, кто кровью жизнь себе строит и молчит как воды набравши, кончают худо. Смерть ведь не любит помощников, которые сами не ставятся под удар… А случай выговориться редкий бывает. Нашего брата ценят, но издалека, — палач ухмыльнулся.

Площадь постепенно оживлялась. Подошёл десяток солдат, рассредоточился по периметру подмостков. Чуть позже подкатила карета, из которой не спеша выбрался Ал. Он выглядел настоящим дворянином в бордовом камзоле и нежно-бирюзовом плаще, но, пожалуй, выбор одежды мог быть и лучше, если вспомнить, что он собирался делать. За Алом карету покинул маленький человечек, смахивавший на крысу, в широкополой шляпе с пером. Человечек заискивающе мялся, крутил в руках свиток и старательно лепил на подвижном лице выражение раскаяния. Оно подтаивало из-за проступавшего страха, как пластилин под жаром свечи. Вероника, которая проверяла и перепроверяла подготовленную подмастерьями палача сцену, застыла на месте.