Страница 19 из 26
Я поспешно отодвинулся, запутался в ногах и едва не рухнул в вышеупомянутую клумбу. Вероника схватила меня за запястье и помогла удержать равновесие. В её глазах заплясали искорки веселья. Сейчас она совсем не походила на того, кому вскоре предстоит порка. Её прохладные пальцы на мгновение задержались на моей коже, пока она удостоверялась, что я снова не упаду. Это было до странности приятное чувство. Ещё более удивительным казалось то, что я не видел в ней злобности или обиды на мои слова, обрёкшие её на наказание. Я начал задумываться о том, что, возможно, меня не распотрошат после выезда из Новой Литеции.
— Воистину беспомощное создание…
Я не нашёлся, что ответить. Как парировать её выпад, когда ты только что висел на волосок от того, чтобы сверзиться на землю на ровном месте?
Просторные конюшни полнились запахами свежего сена, не менее свежего навоза и задорного ржания, периодически доносившегося из каждого стойла, кроме одного. Того, напротив которого остановились мы.
Конь Вероники изменился мало. Он по-прежнему больше смахивал на ящерицу, чем на лошадь, был молчалив и равнодушно косился слишком разумным для животного глазом. С его боков свисали перемётные сумы размером с небольшие рюкзаки. Вероника взяла его за уздечку и вывела наружу, затем вскочила в седло и похлопала по гриве.
— Это Такуми, — палец девушки показал на меня, — Свой. Будет ездить на тебе со мной. Один не будет. Может брать вещи.
Конь фыркнул и помотал головой. Неясно, понял ли он слова Вероники, но если бы он не мог, то какой смысл крылся бы в том, чтобы говорить это?
— Пока пойдёшь рядом со мной. Когда выберемся из города, посажу тебя перед собой.
Не сказать, чтобы меня воодушевили её слова, но альтернативы радовали ещё меньше.
Оказавшись за воротами, чьи створы с примечательной поспешностью захлопнулись за нами, мы начали путь по городу. Вскоре мы свернули с пустынной центральной улицы на оживлённую, но куда более узкую. Я вертел головой, рассматривая течение средневековой жизни и отмечая узкие переулки, куда, если такая возможность представится, можно будет улизнуть. Поначалу я держал дистанцию от Вероники, ибо внутри тлела мечта о побеге.
Прохожие шли скорым шагом, их взгляд прикипал к земле перед ними. Перед всадницей люди суетливо расступались, меня же будто не замечали. После пары чувствительных столкновений я решил держаться девушки, чья аура защищала от нечаянных и нежеланных знакомств — выставленных плеч, глухих ругательств и острого запаха чеснока изо рта. Впрочем, как я вскоре понял, подобную ауру излучал любой конный, и на то имелись свои причины.
Основная заключалась в том, что позволить себе лошадь могли немногие, а тот, кто мог, уделял мало внимания тому, что творится под её копытами. На моих глазах пара пышно разодетых дворян едва не наехала на нерасторопную старуху, которая несла плетёную корзину с бельём, и как ни в чём не бывало продолжила путь. Старуха успела отскочить, а вот корзине повезло куда меньше: некоторые прутья сломались, плетения расползлось, и вещи очутились на земле.
Я почувствовал, что это мой шанс. Передо мной разворачивалась несправедливость. Разве мог я называть себя героем, после того как равнодушно отвернусь от человека в беде? Безусловно, судьба не давала мне много возможностей примерить геройский титул, однако путь к вершине славы и благородства всегда начинается с малых поступков. В конце концов, я попал в другой мир не для того, чтобы безропотно следовать приказам сумасшедших поклонников смерти.
Не слушая окрики Вероники, я подбежал к старухе и принялся собирать бельё. Её реакция последовала незамедлительно.
— Вор! Вор! — завопила она и огрела меня по спине. От неожиданности я охнул и уронил то, что успел собрать.
— Э-эй, да погодите же вы! Я пытаюсь помочь!
Бабка определённо отказывалась внимать голосу разума. Она набросилась на меня с яростью тигрицы, защищавшей детёнышей, не забывая поливать отборными оскорблениями. Вокруг тотчас начала собираться толпа, и вдалеке послышался звук свистка. Городские стражники лениво, но уверенно двигались к источнику шума. Окружённый людьми, чьи лица с каждым мигом всё более зажигались насмешливым интересом, я потерянно оглядывался в поисках Вероники.
— Что тут происходит? — Тучный страж в видавшей виды куртке с металлическими шипами протиснулся сквозь толпу и встал между мной и старухой. Его напарник держался чуть позади. Его унылое лицо, захваченное унынием и застарелыми оспинами, контрастировало с весельем в голосе толстяка. В руках стражи держали копья, на их поясах висели короткие мечи.
— Добрый господин, этот вор! Этот вор напал на меня и попытался обокрасть! — выкрикнула бабка. К моему изумлению, зеваки загудели, подтверждая её слова.
— Всё так и есть…
— Бросился к ней…
— Выхватил корзину…
— Нет, сначала он толкнул её!
— Да нет же, я был с самого начала! Он ударил её в живот…
— … набросился на корзину и втоптал её в землю…
Толстяк покачал головой и упёр руки в обвисавшие бока.
— Тебе есть что сказать в своё оправдание, оборванец?
Как по команде, его понурый напарник вышел вперёд и протянул руку. Несколько мгновений я моргал, не понимая, чего от меня хотят. Затем пожал её. Стражник брезгливо отдёрнул ладонь.
— Шутить вздумал, выродок?
— Вяжи его и в темницу, — со вздохом сказал толстяк.
— Что⁈ Да не нападал я ни на кого! Я хотел помочь собрать вещи! На эту кошёлку наехали дворяне, и я подумал…
— Кого ты назвал кошёлкой, сын безродной ослицы и портового грузчика⁈
— Уймись, — бросил толстяк, и старуха послушно замолкла, — Уж не собрался ли ты обвинить благородных господ в том…
Послышался металлический свист оружия, извлекаемого из ножен. Кем бы ни казались стражники, дело они знали крепко: тотчас толстяк двумя руками схватился за копьё, а его сослуживец вытащил меч, бросив своё.
— Господа, — ледяной голос Вероники заставил толпу замолчать. Девушка стояла с обнажённым кинжалом — клинком вниз, показывая, что не намеревается нападать, но намёк был ясен. Люди подались назад. Самые сметливые вспомнили, что у них нашлись неотложные дела, и исчезли в ближайшем проулке.
— Добрая женщина утверждает, что этот оборванец набросился на неё и попытался отнять вещи, — настороженно сказал толстяк. Судя по капле пота, стекающей по его шее, он понял, с кем говорит. Однако это не поколебало его уверенность, подпитанную жадностью и нежеланием терять авторитет, — Он отправится с нами для выяснения обстоятельств.
Вероника свободной рукой нашарила на поясе мешочек и извлекла из него две монеты. Она поиграла ими, перекидывая меж пальцев, и бросила на землю перед унылым стражником.
— Кажется, я потеряла биремы, — сказала она ничего не выражающим тоном.
Стражники переглянулись, и напарник толстяка с осторожностью поднял деньги. Он быстро протёр одну о штаны, куснул и, кивнув, убрал во внутренний карман куртки.
— С другой стороны, кто поверит словам местной пьянчуги? Она способна увидеть воссоединение Реманской империи на дне бутылки и себя на месте императрицы, — продолжил мысль толстяк, изрядно расслабившись, — Незачем тревожить хороших людей из-за бредней подзаборной швали.
Девушка задвинула кинжал обратно в ножны. Старуха заголосила, но с ней Вероника церемониться не стала. Очередная монета, извлечённая из кошелька, полетела в сторону бабки с такой силой, что я на секунду подумал, будто она пробьёт череп склочной перечницы. Однако та перехватила её перед самым лицом, глубоко склонилась, подметая землю жидкими волосами, и исчезла, прихватив тряпьё. Стражники тоже не стали задерживаться, и те немногие зеваки, что наскребли в себе мужество остаться до конца представления, расползлись в разные стороны.
— Идиот! Недоумок! Кретин! — хлёсткие ругательства девушки ранили сильнее, чем ругательства старухи, — Никогда! Слышишь, никогда не лезь не в своё дело!
— Но я просто хотел помочь…