Меж двух огней

Из всего, что воспалённый мозг рождал на протяжении вечера, эта задумка более всего походила на готовый план, и я немедленно принялся исполнять её. Первым этапом стал вызов Айры. Она выслушала пожелания и с поклоном удалилась. Через минут пятнадцать слуга внёс приличных размеров поднос, на котором уместились салат (порубленные овощи в масле, никаких изысков), здоровый бифштекс с гарниром из жареной картошки, бокал и два кувшина — с вином и водой. Насколько я успел выяснить, предубеждений против распития спиртных напитков несовершеннолетними в этом мире не существовало. Однако рука сама собой потянулась к кувшину с водой.

После еды я сел на диван, закрыл глаза и попробовал расслабиться. Получалось не очень, ибо сердце стучало, как пойманный в силки заяц. Я сделал глубокий вдох, задержал дыхание, выдохнул. Повторил. И снова. И снова. Правильное дыхание — залог успеха. Каким же будет успех? Разумеется, магия. Я должен был овладеть ею за эту ночь. Научиться базовым трюкам, пусть даже полной ерунде — хотя бы бросать чёрную кляксу, которую в меня метнула Вероника на кладбище.

Я помнил слова Вероники о том, что главным двигателем потусторонней магии являлась воля. Так неужели моей решимости недостанет для того, чтобы найти путь на свободу? Кем бы я был, если бы не сумел даже такого пустяка, когда практически все герои ранобэ с начала пути мановением руки уничтожают горные хребты и возводят величественные крепости?

Ответ пугал простотой: обычным человеком. Однако пораженческие мысли следовало отмести, ведь они — враг мотивации. А значит… раз уж я тут, это означает, что я уникален, что меня призвали с определённой целью, под которую неведомые боги наверняка выдали хоть какие-то таланты. Если бы мне довелось дать богам совет, я бы всеми руками и ногами проголосовал за игровую систему с прокачкой в виде раскидывания очков опыта. На втором месте стояла бы внутримировая Википедия. Строго говоря, может ли вообще история без этих пунктов считаться полноценной? В глубине души ещё тлела надежда, что я просто не нащупал способа открыть админскую консоль. От божественного благословления отказываться тоже хуже бы не стало: кто в здравом уме отринул бы роль апостола веры, которая дарует могущество и призвана нести благо?

На худой конец сгодился бы и артефактный меч или, скажем, дух, способный подсказать неопытному приключенцу, как выбраться из передряг и устроиться в новом мире. На этом мысли окончательно смешались, и я потряс головой, изгоняя бессмысленные вереницы рассуждений. Ничего из этого мне не досталось, а работать приходилось с тем, было на руках. На руках же было одно воспоминание о том, как Вероника пробудила в моих ладонях огонёк тьмы.

Я сложил их лодочкой и осознал, что девушка сделала всё сама, пока я сидел со скучающим видом на телеге. Ах, если бы я спросил, как работать с внутренней (ли? Я не знал и того, откуда черпалась сила для заклинаний) маной! Затея быстро теряла остатки первоначальной привлекательности, однако на ум больше ничего не шло. Альтернативой оставалась бессонная ночь без смысла и цели, наполненная тревогами и изнуряющими предположениями о своей судьбе.

С закрытыми глазами я представил, как собираю лучи энергии со всего тела и направляю её в область груди. Представил, как воля концентрирует её, формирует шар, похожий на второе сердце. Представил, как этот шар пульсирует в такт ровному дыханию.

Сперва ушла суетливая нервозность. Затем пустоту на месте пустых мыслей заполонили остатки дневных сцен. Вероника, крепко державшая кинжал. Страх на лице Ланды, сменившийся стыдом, когда она поняла, что превратилась в разменную монету и подвела церковника и орден. Задумчивый взгляд Ала. Его хищная улыбка.

Я вздрогнул. Последний образ отказывался отступать. Тогда я вообразил ростовое зеркало, в котором мелькали отражённые события этого дня, забегая за лишённую украшений раму. В воображаемой руке сама собой появилась кувалда. Я замахнулся и с силой ударил по зеркалу. Оно разбилось. Его осколки исчезли прежде, чем попали на меня. Ещё одно зеркало. Ещё один взмах. И ещё. И ещё.

Разум очищался с каждым ударом, и настал миг, когда я, оглянувшись, обнаружил, что стою посреди тьмы. На сей раз сосредоточиться удалось с поразительной лёгкостью. Второе сердце забилось в унисон со первым, конечности слегка похолодели, и меж ладоней родилась чернота. Её природа отличалась от тьмы, в которой я находился, это стало понятно при первом взгляде. Окружение было… никаким. Не ощущалось ни холода, ни тепла, ни дуновения воздуха. Я мог видеть свои руки и ноги, хотя источников света поблизости не нашлось. Пространство словно отрицало любое бытие.

Жизнь и смерть, законы физики, понятия верха и низа — ничто не существовало тут, и моё появление в месте наподобие этого заставляло против желания задуматься. А есть ли я? Живу ли я? И если живу, то не растворюсь ли я в этой не-среде, как только внимание перейдёт на что-то другое? Хотелось бы сказать, что по спине пробежали мурашки, но на фоне всеобъемлющего отрицания бытия начали закрадываться подозрения, что спина — лишь выдумка блуждающего сознания, которая исчезнет, как только я отвлекусь. Концентрация стала единственным спасением. Ловушка пустоты схлопнулась.

Огонёк в руках разросся до шара размером с кулак взрослого. По его поверхности ползали масляные пятна, изредка дававшие грибообразные протуберанцы. Эти протуберанцы отталкивали не-бытие. Внутри шара вились неясные тени. Я почувствовал спасение. Оно вызревало в ладонях. Если вложить в тьму больше себя…

Первобытный ужас охватил всё моё существо. Он не нуждался в логическом обосновании, он отрицал его, он питался им. В шаре присутствовало… нечто. Нечто древнее, нечто неестественное, нечто, чего никогда не поймёт человеческий разум. Это нечто не объяснялось странностями другого мира. Нечто находилось вне рамок любого мира. Темнота вокруг меня была не-бытием. Тьма в руках являлась тем, что было до не-бытия, и тем, что останется после него, явлением и атрибутом, выходившим за границы человеческих представлений о мироустройстве.

В шаре билась частичка невыразимого, невыносимого абсолюта, что принадлежал к тем вещам, понятиям, смыслам, которые оставались непостижимыми даже после падения в пучины безумия. Ибо безумие входило в каталог вещей и порядков, созданный человеческим разумом. Стремление постигать подчиняло и не-бытие, которое было всего лишь изнанкой того, что любой видел, осязал, ощущал. Но это стремление оказывалось беспомощно перед частицей того, что находилось за грагранью постигаемого.

Сойди я с ума, моё положложение не изменилось бы ни на йоту. Неведомые пропасти глубоких видений Отчаячаячаяние затопило меня. Ослепительный хаос непонимания Тело затрястрястрястрястрясло, в глазах застыли слёзы, шорохи на грани слышимости руки загорелись болью отдавало в левом плече дродродрожь — тряска — шторм-м-м судороги боль невероятные формы нарастала плечо тьма ползла чудовищная по рукам захватила плечо плечо плечо плечо плечо плечочочо затылок оно подобралось к голове голова осознать знать ппонпонипонимать~

— Да проснись ты наконец!

Я открыл глаза и обнаружил, что лежу на полу. Затылок гудел, словно я сполз с дивана головой вниз (вполне вероятно, так и случилось в действительности). Вторичная боль охватывала левое плечо, которое трясла Вероника. Её губы кривились от досады, но в глазах стояло ледяное спокойствие, смешанное с лёгким удивлением.

Ноздри девушки широко раздувались, точно она принюхивалась к чему-то, и в голову закрались нехорошие мысли. Я завозился, незаметно ощупывая себя, не обнаружил ничего порочащего и расслабился. Сон, ещё секунду назад владевший мной, испарился, как туман под полуденным солнцем, оставив кислое послевкусие кошмара на языке. События сна тоже исчезли из памяти. Я не знал, радоваться этому или нет, но долго раздумывать, мне не дали.

— Поднимайся и собирайся. Мы выходим.

— К-куда?

— Сначала на Восточную площадь, а после — из столицы. Не будем злоупотреблять гостеприимством короны.