Меж двух огней

— Третий и последний пункт заседания: вопрос о принадлежности Такуми Накагавы, — заявил Меридий, и меня начали расспрашивать о том, откуда я родом. Наскоро я придумал легенду об очень далёкой стране, вернее, рассказал им, что помнил, о средневековой Японии. На вопрос о том, в какой части света располагались мои родные острова, я пожал плечами. Поскольку у Аглора по ясным причинам не могло быть дипломатических контактов с императорским дворцом в Токио, я не мог быть причислен к друзьям или врагам королевства. По сути, здесь я был нелегальным иммигрантом. К счастью, этого понятия местные бюрократы пока не изобрели, и тюрьма с депортацией мне не грозили. Если не считать депортацию в Мадил, само собой.

Филип, поглаживая бороду, важно сказал:

— Если это возможно, я бы хотел оставить этого молодого человека на попечении ордена. Он является важным объектом для исследования, ведь, хотя мы и выяснили, что он человек, это не меняет того, что он оказался в уникальной магической ситуации. Проведённые опыты могли бы продвинуть науку далеко вперёд.

С одной стороны, перспектива попасть к магам и развить свой талант сильно грела душу. К тому же у них наверняка есть закрытые фонды, в которых лежали древние фолианты, наверняка наполненные запретными знаниями. Кто знает, быть может, среди них попалось бы что-то о перемещениях между мирами. С другой стороны, настораживало то, как магистр отзывался обо мне. Я был не прочь поучаствовать в экспериментах, однако только в том случае, если они не означали вивисекцию, трепанацию и прочие греющие душу безумных учёных слова.

Бельмут какое-то время рассматривал меня, а затем, улыбнувшись одними глазами, произнёс:

— Пусть Такуми и не принадлежит к пастве Триединых, однако он ещё молод, и жизнь может провести его сквозь тернии испытаний в лоно истинной веры. Святое Писание учит нас надеяться на волю Богов, предлагающих спасение даже закоренелым язычникам. С моей же стороны граница меж живым и мёртвым однозначна: живое должно держаться живого, а мёртвое следует оставить мёртвому. Я не вижу причин, по которым его нужно передавать Владыке.

— Согласно Соглашению, то, что получено с помощью ритуала поднятия, принадлежит Владыке, — возразил Ал, хищно раздув ноздри.

— Неупокоенные — да. Но в Соглашении ничего не сказано насчёт живого человека, — поддержал архиканоника принц.

Напряжение в груди начало рассасываться. Похоже, аглорцы действительно решили, что отдавать в руки Владыки человека с магическим даром будет слишком щедрым подарком силам зла.

Ал почесал подбородок и нахмурился. Тени от магических светильников, ложившиеся на его лицо, подчёркивали впавшие глаза и крючковатый нос. Он внезапно приобрёл сходство с орлом, который наметил жертву с небес.

— Лазейка в правилах, стало быть? Ну что ж… я бы хотел просмотреть запись ещё раз.

Эвакил снова завёл тягучий речитатив, и перед нами предстала сфера. Ближе к концу Ал попросил священника замедлить показ. Выслушав перебранку между Ландой и Вероникой, он горько вздохнул и театрально развёл руки в стороны.

— Вопиющая грубость.

— О чём вы? — спросил принц.

— О том, как госпожа Ланда назвала мою ученицу, само собой. Выражение «проклятый рыцарь» глубоко ранит достоинство рыцаря Владыки. Но что куда хуже, то, что умаляет наше рыцарство, бросает тень на величие самого Владыки. Мне известно, что крестьяне и прочий сброд за глаза зовут тех, кто служит Ему, проклятыми, однако услышать это от члена ордена святой Софии, дворянки и многообещающего мага — неслыханно!

Я скосил взгляд на Ланду. На лице блондинки попеременно появились непонимание, осознание и страх. Филип и Бельмут переглянулись. Если я что-то понимал в аглорской системе, церковь и магические ордена тесно сплелись между собой.

— Подобные оскорбления нельзя оставлять безнаказанными. Насколько я помню, в Соглашении отдельно прописаны условия для дуэлей чести, проводимых до смерти одного из участников. Если Вероника решит, что ситуация выходит за рамки личного оскорбления и затрагивает Владыку, она вправе потребовать дуэль. Полагаю, нам останется только согласиться с её вызовом. Я бы хотел выдвинуть новый пункт заседания: решение вопроса чести между Вероникой и госпожой Ландой.

Земля ушла у меня из-под ног. План Ала был невероятно прост и настолько же действенен. Глаза архиканоника и магистра пересеклись на магичке, покрасневшей от стыда и злости. Я осознал, что это конец.

Ал прочистил горло.

— А пока вернёмся к третьему пункту. Предлагаю проголосовать.

Нет нужды упоминать, что Бельмут и Филип изменили мнение. Тремя голосами против одного (Меридий из аристократического упрямства заявил, что желает сделать меня подданным Аглора) я был передан людям Владыки.

Дальнейшее происходило как в тумане. Я пробовал возражать, но слабые протесты утонули в казённых словах принца, что решение обжалованию не подлежит. Ужас от осознания, в какую ситуацию я сам загнал себя, буквально парализовал тело. Самое безобидное, что приходило на ум, — это ритмичные взмахи ритуального кинжала, которые заживо сдирают мою кожу. Месть за то, что я вынудил девушку подвергнуться публичной порке и проигнорировал фактический приказ Ала, наверняка будет куда хуже.

— Последний… я надеюсь… пункт заседания: оскорбление чести госпожи Вероники госпожой Ландой, — устало сказал Меридий.

Пепельноволосая девушка посмотрела на магичку, на лице которой читался страх напополам с вызовом, и равнодушно бросила:

— Претензий не выдвигаю.

Ал хлопнул в ладоши.

— Милосердие рыцарей Владыки поистине безгранично! Рад, что наша встреча не закончилась на такой дурной ноте, как кровопролитие. Триединые Боги будут довольны исходом, не так ли, господин Бельмут?

Филип встретил его слова громким хмыканием. Бельмут поджал губы и нахохлился, с лёгкостью распознав скрытую насмешку. Меридий пригладил волосы и нервно поднялся, возвестив конец заседания. Что же до Ала… Он не отрываясь смотрел на меня. На его губах играла лёгкая улыбка победителя.

Глава 9

Оказавшись в своих покоях, я рухнул на диван. Сил не хватило даже на то, чтобы снять парадную одежду, настолько я чувствовал себя выжатым. Хуже того, на усталость накладывалось ощущение обречённости, как у смертника, до казни которого оставалось всего несколько часов. Где же мой последний ужин? Мелькнула мысль позвать Айру, чтобы попросить принести поесть, но, когда я представил поднос с едой, меня замутило. Слишком уж взвинчены были нервы, чтобы думать о таком.

Не знаю, сколько я провёл времени, растекаясь безвольной медузой на диване. Вслед за бессилием пришёл период лихорадочной активности. К сожалению, он выпал на вечернюю пору, и довольно скоро я осознал, что заснуть сегодня не выйдет. Стоило закрыть глаза, и воображение рисовало картины ужасных мучений, которым меня подвергнут проклятые рыцари за попытку увильнуть от их настоятельного приглашения.

Желая отвлечься, я исследовал окна всех комнат, однако их прикрывали стальные решётки — витые, при некотором допущении даже изящные. Тем не менее их подчёркнуто тонкие прутья всё же оставались непосильной задачей для обычного школьника, у которого при себе не было напильника. К тому же для того, чтобы добраться до них, сначала пришлось бы разбить стекло. Уже на этом моменте у стражи возникли бы вопросы, приемлемого ответа на которые придумать не вышло.

В голову запрыгивали варианты один абсурднее другого. Позвать служанку и взять её в заложники, заказать плотный ужин, взять комплектный серебряный нож и, уткнув в сочленения доспехов охранника, обезоружить его, связать и броситься в бега…

Нет уж, какие шансы у современного человека в средневековом городе, чьи власти охотятся за тобой? И это в том случае, если затея не закончится ударом кованой перчатки по лицу от озадаченного и даже не успевшего разозлиться как следует солдата, которому я буду угрожать.

Вряд ли меня будут потрошить в городе на глазах у всех. А это означает, что для начала Вероника вывезет меня из Новой Литеции. На открытой местности простора для манёвра будет больше. Возможно, всё же стоит украсть нож как раз для рокового мига, когда ритуальный кинжал ещё будет в ножнах, а сама магичка повернётся спиной. Никаких убийств, само собой, — от одной мысли, что я убью другого человека, в животе появился мерзкий ледяной ком. Однако с позиции силы разговаривать будет легче: гораздо проще донести свою точку зрения, когда к горлу оппонента приставлено оружие.