Страница 9 из 99
Ф. Н. Берг
Ханс Кристиан Андерсен
453. Говорят, говорят… Вот за чайным столом дамы чинно сидят И без умолку всё говорят, Говорят, говорят… Тут про шелк и про банты идет разговор, Там над ближним суровый звучит приговор, Та старается ручку свою показать, Эта хочет творенья свои прочитать — Но куда! беспрестанно кругом говорят, Про политику, бал и про модный наряд Говорят, говорят… Нежный юноша робко словечко ввернет, В разговоре он редко участье берет — Не философ — краснеет и больше молчит. «Как к вам это идет!» — вдруг одна говорит, Он и пуще того — похвала невпопад! А кругом говорят, Говорят, говорят… Про театр… Но уж тут и кричат, и пищат, И без умолку всё говорят, Говорят, говорят… В окна темная ночь к ним глядит со двора, И давно по домам разъезжаться пора… Разъезжаться начнут, и уж тут… Боже мой! Унеси ты меня поскорее домой! На прощанье хоть ночь у дверей простоят И без умолку всё говорят, Говорят, говорят… <1860> 454. Сумерки Небо серей и серей становилось, Пыль дождевая стояла в холодных туманах. Однообразно тянулась дорога — Вереск один лишь темнел, пропадая в тумане, И волновался, как море; А можжевельник, как остров зеленый, вздымался, Радуя взор утомленный: Так мореплаватель рад, увидав средь воды беспредельной Зелень плавучую — травы морские. Тяжко взрывают песок колесо и подкова, Вереск трещит, ударяясь в железные оси. Девочка гонит навстречу овец по дороге, Тихо поет она чудные гимны Давида, царя-псалмопевца… А брат ее крошка идет, как утенок болтаясь, Надув свои щечки и светлые глазки раскрывши, Он свищет в зеленую дудку. За ними же, трудно ступая, Бледная женщина низко согнулась, Несет на спине колыбельку, И так бесконечно печальна! И я не могу разобрать хорошенько — Дождь омочил ее щеки худые Или из глаз замигавших закапали крупные слезы. Дождик всё чаще и чаще… Закутала девочка братца И всё свою песенку тянет. Кто они? Что за великое горе Бедную душу наполнило дикою скорбью? Детям его не понять — да и лучше: Пусть распевают! Боже! Заблещет ли новое солнце, Или всё тем же рыданьям и стонам Будут внимать безответно Ночи сырые угрюмой, печальной пустыни?.. <1862>Д. Е. Мин
Данте
455. Ад. Из песни V Я был в краю, где смолкнул свет лучей, Где воздух воет, как в час бури море, Когда сразятся ветры средь зыбей. Подземный вихрь, бушуя на просторе, С толпою душ кружится в царстве мглы: Разя, вращая, умножает горе. Когда ж примчит к окраине скалы, Со всех сторон тут плач, и стон, и крики, На промысел божественный хулы. И я узнал, что казни столь великой Обречены плотские те слепцы, Что разум свой затмили страстью дикой, И как густой станицею скворцы Летят, когда зимы приходит время, Так буйный ветр несет во все концы, Туда, сюда, вниз, кверху, злое племя; Найти покой надежды все прошли, Не облегчается страданий бремя! И как, крича печально, журавли Несутся в небе длинною чертою, Так поднята тем ветром от земли Толпа теней, и нет конца их вою. И я спросил: «Какой ужасный грех Казнится здесь под темнотой ночною?» И мне учитель: «Первая из тех, О коих ты желаешь знать, когда-то Владычица земных наречий всех, Так сладострастием была объята, Что, скрыть желая срам свой от граждан, Решилась быть потворницей разврата. Семирамиду видишь сквозь туман: Наследовав от Нина силу власти, Царила там, где злобствует султан. Другая грудь пронзила в дикой страсти, Сихею данный позабыв обет; С ней Клеопатра, жертва сладострастий». Елена здесь, причина стольких бед; Здесь тот Ахилл, воитель быстроногий, Что был сражен любовью средь побед; Здесь и Парис, здесь и Тристан, и много Мне указал и нáзвал он теней, Низвергнутых в сей мир любовью строгой. Пока мой вождь мне исчислял царей, И рыцарей, и дев, мне стало больно, И обморок мрачил мне свет очей. «Поэт, — я начал, — мысль моя невольно Устремлена к чете, царящей там, С которой вихрь так мчится произвольно». И он: «Дождись, когда примчатся к нам: Тогда моли любовью, их ведущей, — И прилетят они к твоим мольбам». Как скоро к нам принес их ветр ревущий, Я поднял глас: «Не скрой своей тоски, Чета теней, коль то велит всесущий!» Как, на призыв желанья, голубки Летят к гнезду на сладостное лоно, Простерши крылья, нежны и легки, Так, разлучась с толпою, где Дидона, Сквозь мрак тлетворный к нам примчались вновь: Так силен зов сердечного был стона! «О существо, постигшее любовь! О ты, который здесь во тьме кромешной Увидел нас, проливших в мире кровь! Когда б господь внимал молитве грешной, Молили б мы послать тебе покой За грусть о нашей скорби неутешной. Что скажешь нам? что хочешь знать? открой: Всё выскажем и выслушаем вскоре, Пока замолк на время ветра вой. Лежит страна, где я жила на гóре, У взморья, там, где мира колыбель Находит По со спутниками в море. Любовь, сердец прекрасных связь и цель, Моей красой его обворожила, И я, лишась ее, грущу досель. Любовь любимому любить судила И так меня с ним страстью увлекла, Что, видишь, я и здесь не разлюбила. Любовь к одной нас смерти привела; Того, кем мы убиты, ждут в Каúне!» — Так нам одна из двух теней рекла. Склонив чело, внимал я о причине Мучений их, не подымал главы, Пока мой вождь: «О чем ты мыслишь ныне?» И, дав ответ, я продолжал: «Увы! Как много сладких дум, какие грезы Их низвели к мученьям сей толпы?» И к ним потом: «Твоей судьбы угрозы И горестный, Франческа, твой рассказ В очах рождают состраданья слезы. Но объясни: томлений в сладкий час Чрез чтó и как неясные влеченья Уразуметь страсть научила вас?» И мне она: «Нет большего мученья, Как о поре счастливой вспоминать В несчастии: твой вождь того же мненья. Ты хочешь страсти первый корень знать? Скажу, как тот, который весть печали И говорит и должен сам рыдать. Однажды мы, в миг счастия, читали, Как Ланчелот в безумии любил: Опасности быть вместе мы не знали. Не раз в лице румянца гаснул пыл, И взор его встречал мой взор беспечный; Но злой роман в тот миг нас победил, Когда прочли, как поцелуй сердечный Был приманен улыбкою к устам, И тот, с кем я уж не расстанусь вечно, Затрепетав, к моим приникнул сам… Был Галеотто автор книги гнусной!.. В тот день мы дальше не читали там!» Так дух один сказал, меж тем так грустно Рыдал другой, что в скорби наконец Я обомлел от повести изустной И пал без чувств, как падает мертвец. 1855