Страница 10 из 99
Франческо Петрарка
456. Благословляю день, и месяц, и годину, И час божественный, и чудное мгновенье, И тот волшебный край, где зрел я, как виденье, Прекрасные глаза, всех мук моих причину. Благословляю скорбь и первую кручину, В какую вверг меня Амур в жестоком мщенье, И страшный лук его, и стрел его язвленье, И боль сердечных ран, с которой жизнь покину. Благословляю все те нежные названья, Какими призывал ее к себе, — все стоны, Все вздохи, слезы все и страстные желанья. Благословляю все сонеты и канцоны, Ей в честь сложенные, и все мои мечтанья, В каких явился мне прекрасный образ донны! <1888>Джордж Гордон Байрон
457. Ах, плачьте, как плакали мы на реках вавилонских! Отчизна в плену, запустение в храмах сионских! Ах, плачьте! о камень разбиты Иудины лиры; В обители бога возносятся гордо кумиры. Где ныне омоем свои истомленные ноги? Сионские песни смирят ли на сердце тревоги? По-прежнему ль лира Иуды наш слух очарует? По-прежнему ль сердце от звуков ее возликует? В чужбине скитаться навек осужденное племя, Где сбросишь на отдых с рамен своих тяжкое бремя? Есть гнезда у горлиц, нора у лукавой лисицы; Тебе же, Израиль, остались одни лишь гробницы! <1859> 458. Дон Жуан.Из песни II Подмытый морем, дикий и пустой, Весь берег тот с нависшими скалами Был огражден, как армией, грядой Подводных скал, иззубренный местами Заливами (приют от бури злой), Где вой валов, катящихся рядами, Смолкал лишь в долгий летний день, когда, Как в озере, спят в море волн стада. Едва плескал о берег вал безмолвный, Как пенится шампанское в тиши, Когда бокал кипит до края полный — Отрада сердцу, вешний дождь души! Люблю вина живительные волны, И против них что хочешь мне пиши, Я стану петь: «Вина и дев веселья! И содовой воды потом с похмелья!» Нам, существам разумным, нужен хмель. Всё в жизни лучшее одно — похмелье! Богатство, честь, вино, любовь — вот цель И наших дел и нашего безделья. Без сока гроздий, пышное досель, Засохло б древо жизни и веселья. Напейся ж пьян, читатель дорогой, И завтра, встав с больною головой, Зови слугу, вели принесть рейнвейна И содовой воды. Уж много, много лет Напиток сей я пью благоговейно. Ничто на свете — ни льдяной шербет, Ни первый плеск пустынного бассейна, Ни сам макон, багровый как рассвет, Так после странствий, битв, любви и скуки Не утолит, как он, в нас жажды муки. Стремнины скал… Я, кажется, об них Стал говорить?.. Так точно. Скал вершины, Как небеса, безмолвны; ветер стих; Пески не зыблются; молчат пучины. Всё спит кругом; порой лишь птиц морских Раздастся крик, да всплещутся дельфины, Иль зашумит, ударившись о риф, Немолчных струй чуть видимый прилив. Они гуляют. Дома нет пирата: Крейсировать пустился он на юг. А у Гайде ни матери, ни брата — Одна лишь Зоя делит с ней досуг; Но, долг служанки исполняя свято, Она при ней лишь только для услуг: Плетет ей косы, вести ей приносит Да за труды себе нарядов просит. Был час, когда садится за холмом Лазоревым круг солнца раскаленный, Когда горит в пожаре заревом Весь мир земной, затихший, усыпленный, С одной страны обвит полувенцом Далеких гор, с другой — холодной, сонной Пучиной вод и розовой зарей С сверкающей вечернею звездой. По камышкам, в песках сверкавшим ярко, Они идут вдоль усыпленных вод; Друг другу руку жмут рукою жаркой И, между скал найдя прохладный грот, В мрак гулких зал с кристальной дивной аркой, Воздвигнутой причудой непогод, Они вступают и, обнявшись нежно, Любуются зарею безмятежно. Глядят на небо: там простерт шатер, Как беспредельный океан пурпурный; Глядят на волн сверкающих простор: Там всходит месяц из волны лазурной; Они друг в друга устремляют взор: Взор их очей пылает страстью бурной, И в трепете, при звонком плеске струй, Они уста смыкают в поцелуй — В горячий, долгий поцелуй, где младость И пыл любви, как в фокусе одном Лучи небес, в одну слилися радость, В тот поцелуй, с чьим пламенем знаком Лишь только тот, кто ведал жизни сладость, Когда в нас кровь клокочет кипятком II каждый пульс как молния трепещет, И каждый взгляд огнем восторга блещет. Забыв весь мир в порывах огневых, Они минут блаженства не считали; Но если б даже и считали их, Всю сумму чувств они сочли б едва ли За миг один, и в этот сладкий миг, Когда они речей не обретали, Какой-то демон влек уста к устам, Как мед душистый пчел влечет к цветам. <1875>