Страница 113 из 115
— Не знаю, почему ты себя в этом убедил… Мне казалось, я не давал повода, — не глядя на Митю, бросил отец. — Да и не имею я права ничего сносить без твоего согласия, ведь по старым дружинным законам… которые, к твоему сведению, никто не отменял… Это твоя добыча! Ты их обнаружил, ты злодея раскрыл… Так что если хочешь их оставить — твое право. Только узаконить придется. И не надо делать из меня семейного злодея! — раздраженно закончил он и отвернулся от застывшего в ошеломлении Мити. — Уговорили, Свенельд Карлович! Составите список необходимых документов… Если вы, конечно, согласны у нас работать.
Свенельд задумчиво склонил голову и вдруг выхватил из-за спины секиру.
— Свенельд, сын Карла, из дома Штольцев,
Кровью и жизнью, памятью предков и родовою секирой,
Аркадия Меркулова ярлом своим называю,
Хирдманном верным ему быть обещаю,
В войне ли, в походе встать с ним бок о бок,
В мира же час дом и усадьбу, иное хозяйство верно блюсти,
Быть на тинге-совете опорой,
В том моя клятва и будь мне свидетелем Один и Фригг! — И поднятая на уровне груди секира сверкнула на солнце.
— Gut gesagt[1]! — вынимая трубку изо рта, одобрительно крякнул герр Лемке.
Из отцовского рукава выскользнул посеребренный нож, Аркадий Валерьянович выпрямился, став на миг даже выше и внушительней, чем обычно, и размеренно начал:
— Клятву Свенельда Карлссона, Штольцев семейства, я принимаю,
На службу его отныне имею я право,
Ему ж обещаю припас, мирный и ратный, какой ему нужно,
Семейству и ближним защиту,
У очага моего достойное место,
Золотом плату и долю от общей добычи.
Вот мой ответ,
Свидетель ему Переплут-Покровитель, и Та, к дому чьему я причастен!
— Eswirdgesagt[2]! — торжественно повторил Лемке, а нож в руке отца полыхнул серебром.
И сразу же вся торжественность исчезла, все шумно выдохнули.
— Прошу, прошу! — Отец указал на двор, где у наскоро сложенного очага возилась нанятая в деревне стряпуха. — Настоящего пира для дружины предложить не могу — только обычный обед!
— Да мы и не завтракали, так что очень своевременно, — уже весело откликнулся Свенельд Карлович. Он был все еще бледен и словно бы слегка пришиблен, но того отчаянного, мертвенного спокойствия уже не было, старший Штольц начал оживать.
А младший Штольц за остальными не пошел.
Ингвар резко повернулся к Мите и глянул в глаза бескомпромиссно-ненавидящим взглядом.
— Вы теперь сын нашего ярла…
— Не вашего, — равнодушно обронил Митя. — Не переоценивайте себя, Ингвар. Маленьким мальчикам ярл не положен.
— Вот и отлично! — звенящим голосом ответил Ингвар и выпрямился до хруста в спине. — Я как раз хотел сказать вам, что не принимаю перед вами долга подчинения и уважения. Я готов повиноваться вашему отцу… Но не вам! Вы… бесчестный человек! Я даже не понимаю, как у такого благородного господина как Аркадий Валерьянович мог родиться такой… такой вот сын! Да вы и не цените его вовсе! Таким как вы только бездельников-князей в родню подавай!
— Вы только больше никому про бездельников-князей не говорите, — хмыкнул Митя. — Чтоб обожаемому вами Аркадию Валерьяновичу не пришлось арестовывать брата своего единственного хирдманна за кровное оскорбление.
— Величие, которое держится только на арестах! — строптиво вскинул голову Ингвар.
— Да-да. А осуществляет аресты мой отец, — покивал Митя.
Ингвар на миг растерялся, потом фыркнул, круто повернулся и уже у выхода бросил:
— Надеюсь, мы друг друга поняли! Вы мне никто!
— Не очень и хотелось, — пробурчал ему вслед Митя. Хотя жаль, конечно. Командовать Ингваром на правах сына ярла было бы забавно. Не так уж глуп, выходит, немчик, если сообразил, как говорят отцовы подопечные «в отказ уйти». — И князья у меня в родне есть…
Он прислушался к доносящимся с заднего двора голосам, зажал подмышкой мешок с домовым и торопливо метнулся к своему паро-коню. Сейчас, когда отец занят Штольцами и Лемке, ему будет не до Мити — самое время встретиться с еще одним самоуверенным ребенком из простонародья.
[1] Хорошо сказано! (нем.)
[2] Сказано! (нем.)