Фабрика мертвецов

Глава 47. Ведьма, которой нет

Паро-конь бежал по степи, пойманный домовик шуршал в мешке, все пытаясь прогрызть плотную ткань. Наконец невдалеке показалась знакомая роща.

— Принес мий хрестик? Чи такому поважному панычу що до рук попало — то пропало? — спросил девчоночий голос, однако сквозь насмешку в нем отчетливо пробивалось напряжение.

— Ну почему же? Могу и отдать! — Митя нырнул под ветки.

Застилающий землю ковер старых листьев был вскопан там, где он отбивался от мертвяка. Митя невольно передернул плечами и понял, что жест этот вовсе лишний. На самом деле он не вздрагивал, глядя на место, где навий чуть не убил его. У него не холодело в груди, не бежали по лопаткам ледяные мурашки. Ему было лишь жаль — потому что совершенно не было страшно. Никогда больше он не сможет испугаться мертвых.

Он не хотел такого! Совсем не хотел!

Девчонка стояла на том же месте, где он увидел ее в первый раз.

— Возьми! — Он шагнул ближе, протягивая сжатый кулак.

Даринка на мгновение заколебалась, чувствуя подвох, но забрать крест хотелось сильнее, и она протянула руку…

— Ай! — Она с испуганным криком выронила упавший ей в ладонь посеребренный нож. Тот самый, что отец вытащил из могильника.

Митя снова успел поймать ее за косицу, с силой притянул к себе и уставился в лицо. Должна же хоть как-то измениться та, что убила богов. Пусть маленьких, но и девчонка тоже не крупная. Все такая же серая, тощая и ушастая. Ничуть не изменилась.

— Это ведь ты упокоила их, верно? — Он дернул за косу, не обращая внимания на слабые пальцы, пытающиеся разжать его хватку. — Можно было и не отбирать твой крестик, чтоб ты пришла, ты бы и так меня не упустила, да, ведьмочка? Ох, ты и забавлялась, небось, тогда, видя, как я тебя вроде как заманиваю!

— Ты ж досвидчена людына, паныч, сам знаешь, ведьм не бывает, — безуспешно пытаясь высвободить косицу, пропыхтела пленница.

— Оказывается, среди образованных людей на этот счет разные мнения, — фальшиво обрадовался Митя. — Некоторые утверждают, что такие как ты очень даже бывают! Даже описывают вас ну просто слово в слово: хитрые, наглые и беспринципные! Так и норовят врагам выдать да жар чужими руками загрести.

— Сам-то ты дуже хороший, панычу! — фыркнула Даринка. — Дружка свого в доме з мертвяками кинул, а сам утек! Як ты з ним, так и я з тобой!

— Так было нужно!

— Так и мэни треба було! Крим мэнэ их никто упокоить не мог!

— Потому что ты их и разбудила? — тихо спросил Митя и по тому, как съежилась девчонка, понял, что угадал. — Зачем, ну зачем? — почти простонал Митя. — Тебе не хватало богов? Господа-Вседержителя мало? Кровных Предков недостаточно? Ты хоть понимаешь, что бабайковские мертвяки только чудом всю вашу губернию не поели?

А чудо пришлось совершать ему. А ведь он вовсе не хотел. Просто кроме него там никого не было. Кто б справился.

— Столько смертей, столько… Зачем?

— Не знаю, — отворачиваясь, прошептала девчонка и прежде, чем он вспылил на эти ее слова, добавила: — Тоди не знала. Привели, показали… як воны там лежат, ци двое, мов заснули. Жалко якось стало — таки ж малые, як я, и не пожили зовсим.

— И из жалости ты разбудила древних племенных богов? — скептически хмыкнул Митя. — Тебе сколько лет тогда было, ты, жрица неведомого культа?

— Та навищо ж так ругаться, панычу! Семь мне було, семь!

— Семь… — повторил Митя и задумчиво протянул: — А может, тебя убить? А то мало ли что еще ты из жалости натворишь… Мало ли кого еще… Чертей там из пекла выпустишь…

— Як можно, панычу! — с чопорной укоризной покачала головой Даринка. — Бо про чотрив уси знают, що злыдни они, а про цих двох хто ж знал? Недоученная я. Тетенька рано померла… — Она опустила глаза. — Сказали, разбужу — долги батькови простят.

— По выкупным платежам долги? — зачем-то уточнил Митя.

Девчонка мрачно молчала, глядя в землю.

— А поднимала на своей крови.

Едва заметный кивок. Понятно. Если прав Свенельд Карлович, и эти самые ведьмы и впрямь были некогда служительницами Древних и даже Пра-Древних… их кровь должна давать много сил, так много, что поднятых кровью девчонки божков только она сама упокоить и могла.

— А стишки те глупые — откуда взялись? Навряд ли древние племенные боги читали «Степку-Растрепку»?

— Воны — нет. Ада… панночка Ада Шабельская, она читала… вслух… — и девчонка вдруг зачастила: — Я вже килька рокив до них дистатыся намагаюсь, ось як трохи подорослишала, та зрозумила, що воны роблять! Та тильки воны ж, не будь дурни, меня до сэбэ не пускали! А з тобою прошла. — Ее прозрачные, бесцветно-серые глаза уставились на него с пристальным, недобрым интересом. — З тобою теж не все просто, панычу? Бачила я, як ты тех мертвяков крошил.

— Больше столько за раз не получится, это только после первого упокоения… — неожиданно для самого себя поделился Митя и тут же сам себя одернул: — Не обо мне речь! Ты, выходит, бедное, несчастное дитя, заставили тебя, обманули… а следы зачем прятала? Алешку Лаппо-Данилевского, когда он из дома Бабайко удрал, зачем прикрыла?

Она снова уставилась в землю.

— Расскажешь о нем, — властно бросил Митя.

Худые лопатки под вышитой рубахой протестующе шевельнулись.

— Я сказал — расскажешь! — повысил голос Митя. — Пойдешь к моему отцу и во всем признаешься. Про Алешку, про его отца… Ты ребенок, тебе ничего не будет.

— И батьке моему, который велел сделать, чего паны попросят, иначе по миру пойдем — тоже ничего не будет? Мамке, которая знала, да не донесла? — Даринка по выражению лица Мити сразу все поняла. — За поднятие навий сколько каторги дают?

— За сообщничество…

— Один черт, прости Господи! — отмахнулась девчонка и уставилась на Митю мрачными, разом потемневшими глазищами. — Хучь ты меня, паныч, полиции сдай — мовчаты буду! Хучь режь, хучь жги — ани словечка не скажу!

И Митя понял — не скажет.

— Они ведь снова что-нибудь придумают. Алешка с его папашей, — так же мрачно процедил он.

Плевать на Бабайко, но невыносимо знать, что младший Лаппо-Данилевский от него ускользнул. Да и старший тоже… Смеются, небось, язвят… как ловко всех провели.

— То вже не моя печаль! — твердо отрезала девчонка. — Що сама натворила — за то расплатилася, а до чогось иншего мне дела нет.