Порченная кровь (ЛП)

Райнер вздохнул.

— Возможно, ученик я плохой. Но всегда полагал, что почитатели Великого Изменяющего должны предавать неверующих, а не друг друга. — Он печально взглянул на Данцигера. — Вот почему я пришел к вам. Я хочу узнать больше о Слаанеше, в глазах которого измена не является священным долгом, и предупредить вас, что Шарнхольт снова может поставить дело Хаоса под угрозу, если попытается забрать всю славу себе.

Казначей наклонился вперед.

— Что он замышляет?

Райнер заговорил тише:

— Он собирается, милорд, привести за вами фон Пфальцена, когда закончится церемония в подвалах. Он поможет ему убить вас, объявит вас фанатиком и изобразит из себя героя, раскрывшего заговор.

Данцигер осклабился.

— Его всегда больше волновало положение в свете, чем благо Хаоса. Он хочет и уничтожить Империю, и править ею. Но, — он прикусил губу, — но как он собирается это сделать?

— Помните, он сказал, что его люди будут сторожить ход на нижние этажи? Так они его выпустят, а вас запрут внутри и потом позовут фон Пфальцена...

Данцигер побледнел.

— Но... но как мне это предотвратить? Мы должны разрушить камень, и все же...

— Это просто, — сказал Райнер.

— Просто? — В голосе Данцигера прозвучала надежда.

— Разумеется. — Райнер простер вперед ладони. — Не позволяйте людям Шарнхольта занять позиции без вас. Скажите, что хотите разделить честь охранять лестницу в подземелья. Если он ответит, что его люди должны сделать то-то и то-то, пошлите и своих людей. Предупредите их, чтобы опасались кинжала в спину, и возвращайте любое нападение десятикратно — и быстро, чтобы никто не успел поднять тревогу.

Данцигер кивнул:

— Да. Конечно.

— Я помогу вам, если пожелаете, — скромно сказал Райнер. — Мои люди будут рады возможности помочь Слаанешу и кое-что урвать для себя.

Данцигер нахмурился.

— Но ведь Шарнхольт узнает тебя и поймет, что что-то затевается?

— Он не увидит наших лиц, — объяснил Райнер. — Мы войдем в усадьбу и к моменту нашей встречи будем в масках. Можете сказать Шарнхольту, что мы слуги из усадьбы и не смеем показывать лица.

Данцигер кивнул.

— Очень хорошо. Слаанеш — гостеприимный бог и вознаграждает верность и отвагу. Помогите мне сокрушить Талабхейм и уничтожить Шарнхольта, и вы увидите, что я щедр. Предадите меня... — Он посмотрел Райнеру в глаза, и тот вздрогнул от его холодного, как у ящерицы, взгляда. — И ничто из того, чему научила вас когтистая лапа Тзинча, не подготовит вас к изысканной пытке, какой могут подвергнуть последователи Слаанеша одним лишь прикосновением. — Он откинулся назад и махнул рукой. — А теперь поехали. Будем в усадьбе в полночь.

Райнер встал и поклонился, когда стражи отпустили его руки и вернули меч.

— Очень хорошо, милорд.

Он едва не упал на колени, выйдя из кареты. Сердце билось, как орочий боевой барабан. Он сделал это! Он обманом заставил Данцигера «прокатить его на хвосте» через вход в подземелье и, может, даже в самую его глубину. А теперь остается лишь понять, как забраться в замок... и как из него выбраться с камнем весом в полтонны. Он горько рассмеялся. Всего-то!

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Я НЕ ПРЕДАМ СВОЙ ГОРОД

— Братья! — воскликнул Райнер, выйдя из переулка и наткнувшись на семерых жрецов Морра, что несли простой гроб по загаженному кварталу торговцев в сторону ворот усадебного квартала. — Ваши труды привели вас сегодня ночью в Большую Усадьбу?

Он тоже был одет в черное — менее часа назад Черные сердца обобрали похоронную команду.

— Да, это верно, брат, — сообщил главный жрец. — Сержант гвардии пал жертвой чумы, и его начальство хочет, чтобы мы убрали тело, пока прочие не заметили его... гм, уродства.

— Естественно, — ответил Райнер с колотящимся сердцем.

Наконец-то! Это была уже четвертая процессия, к которой он обращался с таким вопросом, и полночь была уже близка. Он подал тайный знак.

— А почему ты спрашиваешь?

— Гм... мы идем туда же, — сказал Райнер. — И думали, что лучше идти вместе из соображений безопасности.

— Мы? — Жрец огляделся и вскрикнул, когда из переулка показались восемь фигур и напали на его спутников.

— Минуточку, отец, — остановил их стражник у ворот Хардгельт. — Куда вы направляетесь?

— В усадьбу, сын мой, — ответил Райнер. Переодетые Черные сердца остановились, держа украденный гроб. — Сержант гвардии направляется к вратам Морра.

— У вас есть приказ? — Похоже, солдат не горел желанием встать поближе к гробу.

— Минутку. — Райнер достал из широкого рукава свиток и протянул его.

Но стражник не стал читать:

— Откройте его, отец. Не сочтите за оскорбление.

— Ничего страшного.

Райнер развернул свиток. Он был доволен: чем меньше хотелось солдатам приближаться к слугам Морра, тем больше шансы на успех.

Гвардеец пробежал приказ взглядом.

— И гроб.

— Разумеется. — Райнер поднял крышку, чтобы стражник мог заглянуть.

Стражник встал на цыпочки, чтобы не подходить ближе, и махнул им.

— Заходите, отец.

— Благословляю тебя, сын мой, — сказал Райнер.

Черные сердца направились в усадьбу. Герт, Павел и Халс стонали и покачивались от тяжкого похмелья. Райнер услышал, как за спиной у них солдат пробормотал: «Они даже пахнут смертью».

Райнер улыбнулся. У запаха была веская причина.

Приближаясь к усадьбе, Райнер заметил Шарнхольта и его людей, проходящих в ворота. Стражи отсалютовали им. Гетцау подождал, пока они не пройдут, и тогда подошел. Данцигера видно не было. Он надеялся, что тот уже внутри. Полночь уже почти настала.

Сцена у ворот в квартал практически полностью повторилась, хотя досмотр был более тщательным, и начальник стражи не просто пропустил их, а приставил к ним эскорт провожатых до места назначения — склада рядом с кордегардией на нижних этажах старой башни. Сопровождал их крепкий молодой солдат, который поручению явно не обрадовался и спешил впереди, словно с намерением их потерять.

Райнер как мог старался запомнить маршрут и искал лестницы, ведущие вниз. Провожатый увел их с открытых территорий, где присутствие жрецов могло оскорбить взгляд придворных, в лабиринт служебных пристроек и лестниц.

Вскоре коридоры превратились в совсем узкие проходы из голого камня, и Райнер сообразил, что они уже в старой башне. Под зигзагообразной лестницей они прошли кордегардию, где стражники болтали за игрой в карты, и остановились за углом у запертой деревянной двери, перед которой стоял сонный охранник.

— Йаффенберг, — сказал провожатый, — ты свободен. Они пришли.

— Очень вовремя, — проворчал стражник, доставая из кармана ключ. — В жизни не было такой скучной смены. — Он отдал ключ провожатому и отсалютовал. — Встретимся позже у Эльзы?

— Надо полагать, да.

Йаффенберг поспешил прочь, а провожатый повернул ключ в замке и распахнул дверь. За ней оказалось узкое складское помещение, забитое одеялами, кусками мыла и кувшинами лампового масла. На полу лежал убитый стражник со второй головой размером с детский кулачок, выглядывающей из-под воротника.

При виде этого провожатый вздрогнул.

— Бедолага. Обращайтесь с ним хорошо, славный был парень.

— Лучше, чем мы обойдемся с тобой.

— А? — Парнишка повернулся и зажмурился, когда Райнер приставил ему кинжал под ключицу. — Что вы...

Герт прикрыл ему рот широкой ладонью, второй рукой не давая дотянуться до меча, после чего втолкнул парня спиной вперед внутрь, пока Райнер целился клинком ему в горло.

Остальные тоже вошли. Десять человек и гроб — для небольшого помещения это оказалось уже слишком, Франка еле смогла закрыть дверь.

— А теперь, парень, — сказал Райнер, сверкая кинжалом перед испуганными глазами провожатого, — где тут лестница вниз? И учти: попробуешь кричать — умрешь на месте. — Он кивнул Герту. — Дай ему говорить.