Страница 85 из 109
– Саломея Георгиевна. – Левон осторожно коснулся её плеча. Она не откликнулась, и он, улыбаясь, позвал вновь. – Ваше благородие!
Она вскочила на ноги, как только проснулась, и засуетилась, поправляя причёску и платье. Её желание выглядеть неотразимой даже сейчас умиляло его.
– Левон Ашотович?..
– Что вы делаете в больнице в такой час? – не мог не спросить он. – Ваш отец и сёстры наверняка разволновались.
– Они знают, – заверила она его. – Знают, что я помогаю в больнице, а Тамина Гагиковна рассчитывает на меня.
– Тамина Гагиковна нашла доверчивого человека, которым бессовестно пользуется, – строго отрезал врач и погасил свечу. В воцарившейся темноте его голос казался ей особенно приятным. – Идите домой, ваше благородие. Поутюжите оставшиеся простыни завтра. А та старая перечница ещё получит!..
– Но я ведь обещала…
– Коль вы не думаете о себе в должной мере, позвольте хотя бы другим это сделать!
В тот вечер Саломея уходила из больницы с приятной мыслью, что он заботился о ней, но на следующий день всё вернулось на круги своя. Но как долго это могло продолжаться?..
– Ну, так что, генацвале? – стреляя глазками, спросила Софико. – Ты возьмёшь меня с собой?..
Княжна Циклаури подсела к Саломее и, взяв её за руку, стала канючить. Нино, оказывавшая подруге поддержку, села с другой стороны и тоже принялась за уговоры. Бедная даико сдалась без боя.
– Ладно-ладно!.. – согласилась та со вздохом и, кряхтя, поднялась с места. Не скрывая своей радости, княжны захлопали в ладоши. – Только не говори, что я не предупреждала тебя, Софи!.. И умасливать его будешь сама.
Как добиться своего, оставалось загадкой, но Нино посоветовала решать проблемы по мере поступления, и, стараясь ни о чём не думать, девушки тронулись в путь. Погода в конце марта в их краях стояла солнечная и лишь немного дождливая, и они от души понадеялись, что это смягчит душевный настрой Левона. Увы, они ошибались.
– Я так похож на пасечника?! – ворчал почтенный доктор, перебирая на столе истории болезней. Саломея привела свою протеже к нему в кабинет и подтолкнула к письменному столу, но сама осталась у дверей. Кому охота попасть под горячую руку?
– На пасечника? – нахмурив брови, спросила Софико.
– Вам же мёдом всем намазано! Или вы тоже ищете мужа? – фыркнул мужчина и с силой швырнул на стол карточки пациентов. Пыль разлетелась во все стороны, и княжна зажмурилась, боясь, как бы та не попала в глаза. Саломея звучно хмыкнула и, осознав болезненную шпильку, которой её только что укололи, высоко задрала нос.
– Вы зря думаете, что это моя идея привести её сюда, – отозвалась вдова, держась за ручку двери. – К тому же, нам не помешает лишняя пара рук. Вы сами это знаете, пусть никогда не просите о помощи!..
– Будете пререкаться, ваше благородие, – перебил её Левон, – и я не только не приму княжну Циклаури, но и вас выгоню. Вы этого хотите?
– Какой же вы хам! – облегчила душу Саломея и вышла вон из кабинета.
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем настенных часов. Софико почувствовала стыд за то, что не послушалась старшую подругу и вконец испортила её отношения с начальством. Тяжело вздохнув, господин Арамянц опустился на своё место за столом.
– Не поймите меня неправильно, ваше сиятельство. – Он обратился к ней поразительно спокойно, и Софико даже не поверила своим ушам, – но вы очень неопытны, а у меня нет желания обучать вас всему с нуля. Работа здесь чрезмерно сложная, и мы обходимся тем персоналом, который у нас есть, чтобы не набирать кучку юнцов, от которых только хлопоты.
– Но я не буду создавать вам хлопот. – Она сердечно заверила его в этом, и он тяжело вздохнул. – Прошу вас, Левон Ашотович! Моя семья в бедственном положении.
– Я очень сочувствую вам, княжна, но это всё ещё невозможно.
– Когда я писала статьи у Ваграма Артуровича в издательстве, он рассказывал мне, что вы прогрессивный человек и не возражаете против женщины-врача. Неужели он лукавил?..
Левон хитро сощурился, услышав имя брата. Софико поняла, что Ваграм много говорил о ней, но и это не помогло. Врач обошёл письменный стол стороной и со вздохом направился к двери.
– Идите домой, Софико Константиновна. Вас, должно быть, уже заждалась матушка.
– Нет, я не уйду. Вы же взяли к себе Саломею Георгиевну! Значит, и меня можете.
– Саломея Георгиевна. – Голос Левона неожиданно потеплел, – совсем другое.
Девушка бессильно прикрыла веки. Она бы возразила что-то ещё, но вдруг Тамина Гагиковна вбежала в кабинет с побелевшим лицом и губами. Её голос дрожал.
– Там привезли, – задыхаясь, сообщила сестра милосердия, – сердечника!
Ни минуты не мешкая, доктор выбежал из кабинета, и старшая сестра помчалась за ним следом. Софико, повинуясь странному порыву, бросилась вдогонку. Да, потом её отчитают за то, что путалась под ногами в такой момент, и всё же она чувствовала, что… поступала правильно.
– Затруднённое дыхание, холодный пот. И пульс слабый! – хладнокровно заключил Левон, проворно расстегнул на сорочке пациента пуговицы и прислушался к его сердцебиению. – Нужен массаж!..
Он принялся за него прямо в коридоре и не позволил сёстрам докатить каталку до операционной. Среди других больных началась паника, и Софико увидела, как Саломея брезгливо отвернулась. В её собственных висках пульсировало, и она видела себя как будто со стороны. Однако, сознание оставалось светлым, а мысли сменяли друг друга в два раза быстрее. Повысив голос, господин Арамянц послал Тамину Гагиковну за каким-то шприцем.
– Чего вы копаетесь?! – крикнул он старухе в спину. Почтенный возраст давал о себе знать, и руки сестры тряслись, а взгляд был полон ужаса. – Мы теряем его, понимаете?!
Всё произошло в один миг. Что-то толкнуло Софико к решительным действиям, и она в два прыжка оказалась возле Тамины Гагиковны, вырвала из её рук шприц и с размаху воткнула его в вену больного.
Дыхание пациента выровнялось, и он гулко застонал, медленно приходя в себя. Перед глазами Софико всё расплывалось. Левон Ашотович распрямился и посмотрел на неё оценивающим взглядом снизу вверх. Выглядел он впечатлённым.
15
Сдержав обещание, Шалико писал в Сакартвело каждую неделю. Тимур, отвечавший в их имении за корреспонденцию, приносил юной княжне запоздалые письма пачками, и уже даже почтальон тихонечко хихикал в сторонке. Правда, потом, когда приходилось ехать в Ахалкалакскую почту с ответным письмом по несколько раз в месяц, ему становилось совсем не до смеха. Той весной князь Циклаури и княжна Джавашвили обеспечили его работой с лихвой!..
Дома все относились к причудам влюблённых со снисхождением. За весь апрель Нино получила около пяти писем и носилась по лестнице с округлыми от радости глазами до тех пор, пока эмоции чуть-чуть не отпускали её. Через несколько дней приходил новый конверт, и все начиналось сначала. Два или три письма она даже зачитала сёстрам и Игорю вслух, когда те очень попросили. В те минуты, когда сестрёнка запиналась и, краснея, пропускала несколько абзацев, сидзе хитро переглядывался со старшей свояченицей и мысленно журил Шалико Константиновича за несдержанность. Ай-ай, ну и что «разобидевшийся фигляр» позволял себе?.. Им оставалось только гадать об этом, когда Нино, сдерживая румянец на щеках, извинялась перед родными и, перепрыгивая через две ступеньки, мчалась в свою комнату.
Она закрывалась в своей спальне и, прижимая конверт к сердцу, несколько секунд не дышала совсем. Когда сердцебиение выравнивалось, она горячо целовала письмо и, усадив себя за письменный стол, спешила написать ответ. В начале мая очередное её обращение было полно любви и тоски по возлюбленному:
«5 мая 1888 года
Генацвале!..
Ты, Шалико Константинович, наверняка, удивишься, что я по старой памяти обращаюсь к тебе подобным образом, но, чем больше времени проходит вдали от тебя, тем сильнее я отдаюсь во власть воспоминаний. Я постоянно перебираю в голове песчинки времени и не могу сдержать улыбки, когда думаю о тех сладостных днях, когда… ты был так в меня влюблён, а я – так слепа!.. Ты возразишь, что любишь меня сейчас ничем не меньше, но тогда нас обоих отличала излишняя восторженность, свойственная только ранней юности. Я скучаю по тем дням, когда мы были столь юны, но, увы, потерянного времени не вернуть!