Картвелеби. Книга вторая

То прощание получилось слёзным. Константин Сосоевич и Дариа одарили среднего сына своим благословением, Георгий расцеловал в обе щеки. Игорь пожал ему руку, Саломея, пусть и, фыркая, позволила поцеловать себе пальчики, а Тина даже обняла. Наконец, вперед вышла младшая Циклаури.

– Прости, что не остаюсь на праздник, – сказал он, прощаясь с именинницей, и поцеловал её в лоб. – Надеюсь, твоё восемнадцатилетие мы справим уже все вместе.

– На вашей с Нино Георгиевной свадьбе, – без труда нашлась Софико и подмигнула влюблённым. – Разве я не права?..

Все рассмеялись и благосклонно отвернулись, когда княжна Циклаури подтолкнула к брату Нино. Княжна Джавашвили со слезами на глазах обняла Шалико, и он со всей силы прижал её к себе в ответ.

– Я буду писать тебе каждую неделю, – пообещал жених, крепко сжимая её руку в своей.

– Подожди! – неожиданно спохватилась невеста. – Я сейчас!

Она упорхнула обратно в сад и вернулась оттуда, придерживая под мышкой свою картину. Шалико не сдержал восклицания, когда увидел свой портрет, который она вручила ему в качестве свадебного подарка. Его глаза заблестели миллионами созвездий, и, подавшись порыву, он поцеловал Нино в губы на глазах родных. Даже гнев Саломеи был ему нестрашен!..

– Вот увидишь! И не заметишь, как этот год пролетит, – приобняв сестру за плечи, шепнула Тина. Стряхнув со щёк слезинки, Нино помахала своему возлюбленному рукой, и лучи солнца замерцали на её обручальном кольце. Подождав немного, Константин Сосоевич пригласил гостей в дом.

Тина удивлялась тому, как скромно в тот день выглядел стол Циклаури, и читала на лицах сестёр те же самые размышления. Хватило небольшого стола на двенадцать персон, чтобы усадить их всех. И ведь ещё остались свободные места!.. Угощения состояли из одной долмы, нескольких салатов, вина и сыра. Даже барашка не зарезали!.. Этот гостеприимный кров, пожалуй, никогда не пустел так сильно. Теперь, когда уехал ещё и Шалико, на князя и княгиню Циклаури становилось страшно смотреть. Почтенные родители лишились последнего защитника и плеча, на которое могли опереться! За что судьба так жестоко обходилась с ними?..

– Ну! – Заметив всеобщий не очень весёлый настрой, Игорь громко заскрежетал своим стулом и, подняв бокал в воздух, обернулся к Софико Константиновне. – С именинами вас, ваше сиятельство!..

Это всех растормошило, и неприятная оглушительная тишина, висевшая в воздухе ещё пару секунд назад, сменилась весёлым хохотом и разговорами. Зазвенели столовые приборы, и старики, будто очнувшись, посыпали на голову именинницы свои поздравления. Вспомнив былые времена, Георгий Шакроевич и Константин Сосоевич перебивали друг друга тостами.

Осознав, что это её супруг вдохнул жизнь в их застолье, Тина посмотрела на него с прежним обожанием. В последнее время ссоры между ними случались чаще, чем за все пять лет супружеской жизни, и это ей не нравилось. Она скучала по тем умиротворённым временам, когда воздух между ними не казался таким спёртым, когда разногласия не разрывали их души на части, когда ребёнок в чреве не высасывал из неё жизнь…

Разве не об этом она размышляла, когда в последний раз ходила на кладбище к Вано?

– Ты очень обрадуешься, когда я схожу, что Шалико Константинович сделал нашей Нино предложение, – поведала она, смеясь, и положила на могилку брата свежие гвоздики. – Да-да, не удивляйся! Мы все дождались этого дня!

Недавний дождь увлажнил землю под ногами, но средняя сестра всё равно опустилась на колени у надгробия, провела по нему платком и стёрла с имени брата дорожную пыль.

– Саломея стала как наша мамида, – не переставала она улыбаться. – Ворчит и ругается точь-в-точь, как Екатерина Шакроевна!.. Правда, мой муж говорит, будто у неё есть поклонник и что мы скоро об этом узнаем. Не представляешь, как мне интересно, кто же он такой!

Имя на надгробии смотрело пристально, и в конце концов Тина стёрла с лица улыбку.

– Ты хочешь узнать, как я? – Надрывистый смешок, что вырвался из груди так неожиданно, очень её испугал. Госпожа Ривкина опустила глаза в землю. – Я не знаю, дзма. Правда, не знаю!..

Мысли путались, и, чтобы не закричать, она изо всех сил закусила губу, сминая платок в руках.

– Тебе бы понравился Игорь. Я уверена! Он ни в чём не виноват. Он очень беспокоится обо мне. О нас всех!.. Он просто золото, Вано.

Ей даже показалось, что она слышала подбадривающий смех брата, и пару слезинок капнули на белый платок.

– Мы ссоримся, потому что он боится за меня. По правде сказать, мне тоже страшно. Чем ближе подходят роды, чем больше во мне уверенности, что… я скоро присоединюсь к тебе, дзма.

Тучи над головой сгущались, и Павлэ, только вернувшийся с целебных вод, замахал ей издали руками. Собирался дождь, и Тина неторопливо поднялась на ноги.

– Я не жалею, – прошептала она одними губами, не сводя с гвоздик взгляда. – Вернее, мне бы хотелось ещё много чего сделать в этой жизни, но, коль мне не суждено, свой выбор я сделала сама. Больше всего я опасаюсь одного: как он будет без меня, Вано?..

Эта мысль давно не давала ей покоя. Игорь так часто отмахивался, когда она заводила разговор о ребёнке, что теперь она сомневалась, будет ли он любить его после её смерти. Недавно Тина написала матери в Сибирь письмо о том, что беременна, но чем могла помочь заключённая на рудниках бабушка?.. Да, у малыша будут тётки и дедушка, но… как же отец? Мог ли он возненавидеть своё дитя за то, что тот отнял жизнь у матери? Но как часто она слышала о подобных случаях?..

– Ты в порядке? – Игорь обернулся к жене, и, пусть его губы не говорили многого, во взгляде читалось беспокойство. – Давай поменяемся местами. Не сиди на сквозняке…

Он был серьёзен как никогда. Тина покорно кивнула, а слуги получили от её мужа очередной нагоняй за то, что посадили беременную женщину у дверей. Он стал такой раздражительный!.. Первая их ссора прошла почти бесследно, но, к сожалению, ей на смену уже пришли другие.

– Что значит: «Я не хочу тратить на себя лекарство»? – ахнул супруг, когда заметил, что склянка с надписью «От тошноты», которую Левон Ашотович оставил у них несколько дней назад, оставалась полной до краев. – Ты хочешь свести меня в могилу, Тина?!..

– Но лекарств в наших больницах всегда не хватает, – оправдывалась жена, сдерживая приступ рвоты. – Он сам сказал, что отдаёт мне последнюю. Это несправедливо, что я получаю её из-за того, что дочь князя. А жена уличного кинто мучается и дальше только потому, что бедна?..

– Какая мне разница, что делает жена кинто?! – на этих словах Игорь просто рассвирепел и гулко зарычал от злости. – Мне есть дело только до своей, а она продолжает мучать себя, а заодно и меня. Скажи мне честно, тебе нравится изводить нас?!

Она не ответила, и он почувствовал, как его злость медленно перешла в бессилие.

– Ты специально это делаешь?.. – спросил дрожащим голосом муж. – Ты видишь, что я чересчур тебя люблю, и испытываешь свою власть надо мной?

Молодая супруга смотрела вперёд долго, с молельным выражением своих небесных глаз, и Игорь даже почувствовал, как гнев стал понемногу отпускать его. Внезапно Тина пошатнулась и прикрыла рот рукой. Зрачки Игоря расширились, когда она сорвалась с места, и её стошнило на его глазах в тазик возле кровати. Он устало прикрыл веки и, развернувшись, громко хлопнул дверью.

Таких ситуаций в последнее время становилось только больше, и они всё сильнее отдалялись друг от друга. Игорь злился, если она не доедала свой ужин до конца, и с упорством жандарма следил за тем, чтобы она принимала все лекарства. Он не позволял ей гулять в саду в дождь или ветреную погоду и доходил до исступления, если замечал, что, несмотря на все его старания, ей не становилось лучше. Он срывался на ней из-за нервов, твердил, что она, наверняка, умалчивала от него что-то ещё и снова не выполняла предписаний Левона Ашотовича. Когда на днях она лишилась чувств, он кормил её супом с ложечки, но при этом так много ругался, что у неё до сих пор краснели уши. Жизнь становилась невыносимой и для него, и для неё, и родные давно забеспокоились за обоих, но всё ещё искренне надеялись, что с рождением ребёнка всё вернётся на круги своя.