Страница 4 из 9
Но тут его окликнули товарищи, и он срочно побежал к ним. Сосредоточиться на игре не получалось. Эти странные глаза не выходили из головы. В итоге Хайни не смог и гола забить, всё смотрел в сторону лужи. Она гипнотизировала его, пока мяч не прилетел по голове.
— Эй, Хайни, что с тобой такое? — спросил Кан.
— Ничего… Я пожалуй пойду, — сказал он.
Тилике пошёл дальше от площадки. Ноги сами вели его деревенской дороге. Когда улица осталась позади, он вышел на тропку. Заросшее место казалось знакомым. Он вспомнил, что был уже тут. Перед ним стоял тот самый колодец. Что-то словно заставило немца подойти к нему и открыть.
Словно в трансе он всматривался, пытался рассмотреть дно. Он заметил, что воды становилось больше, она всё прибывала. Когда она наполнила весь колодец, в лицо немца выстрелила струя воды. Хайни отшатнулся и утёр лицо. Вскоре вылез очень злой водяной.
— Ты что, лопух, опух совсем? Я таких не потерплю. Увижу ещё раз, сразу утоплю.
Сказав это, водяной исчез. Вода в колодце стала отбывать. Хайни сразу ринулся к колодцу, чтобы убедиться, что увиденный им полупрозрачный старик с бородой из водорослей, был реальным. И вскоре он смог увидеть на самом дне сверкнувшие жёлтые глаза. Над водой появилась морда, похожая на морду ящерицы. Ошарашенный Хайни не мог сдвинуться с места от шока.
Чудище раскрыло рот и выпустило наружу свой длинный язык. По лицу Тилике полоснуло что-то острое. Он вскрикнул и ухватился за кровоточащее лицо. Когда длинный язык ударил его по второй части лица. На третий удар, Хайни не удержал равновесие и, перегнувшись через край, полетел вниз в колодец.
Его нашли только через несколько часов с сотрясением.
На этом закончился второй рассказ.
— Как говорится: «Не плюй в колодец, пригодиться воды напиться», — усмехнулся Маркус. — Ну или лизун оближет своим языком.
— Какой бред, — возмутился Вальтер. — Неужели Тилике не мог упасть в колодец по пьяне.
— А кто тогда расцарапал ему лицо?
— Может, это были ветки.
— Ветки не могли нанести такие раны никак. Это был определённо лизун. И именно водный. Такие живут в колодцах. Нам привёз его один заезжий гость из Белоруссии. Поэтому лучше будьте осторожны у колодцев. Мало ли, лизун лизнёт, — усмехнулся Штерн. — Герр Вебер, на какой улице вы живёте? — спросил Штерн. — Если у вас ворота не смотрят на север, вы должно быть не выглядывали по вечерам в окно.
— К чему в это?
— Просто, один ваш подчинённый ослушался наших указаний. Фридрих и Хайни были просто глупыми мальчишками, поэтому так легко отделались, — сказал комендант.
— Легко?! У Тилике сотрясение. О каком «легко отделались» вы вообще говорите? — возмутился Вебер.
— По сравнению с тем, что случилось с Вольфом Буттерманом, они именно легко отделались.
Вольф Буттерман был из тех солдат, кто войной был не сильно заинтересован. Их взвод под командования Вебера находился в тылу, потому единственная война, которую они вели, с местным населением. Но местное население не всегда бунтовало. А в Ярилино оказались довольно спокойные и даже аморфные люди. Они словно были не от мира сего и их мало волновали оккупанты. А комендант и вовсе запретил выгонять жителей из своих домов, аргументируя это тем, что они будут служить в качестве прислуги для немцев.
По крайней мере, так казалось Вольфу. Он так думал из-за хозяйки дома, в котором его расквартировали с товарищами. Это была обычная изба, от других её отличали резные узоры на фасаде и цвет краски. Внутри стояла большая белая печь, в которой женщина готовила для своих квартирантов. Один из них нередко помогал ей с дровами, ему даже понравилась местная еда.
А вот Вольфу не сил, но понравились все эти каши, да супы. Но каждый день видел не родной дом, а осточертевшую ему избу и шныряющую по кухне хозяйку. Буттерман всеми фибрами хотел, чтобы эта война наконец-то закончилась их победой и можно было скорее вернуться, наслаждаясь счастливой жизнью в Тысячелетнем Рейхе, чистом от всяких грязных собак вроде евреев и коммунистов.
Но тяжёлые будни тянулись. В конце концов Вольф Буттерман солдат и должен держаться изо всех сил. Но как тут держаться, когда в одном доме с ним жила полоумная русская баба. Хозяйка или, как её называл один из товарищей, фрау Ягина вела себя крайне странно — она оставляла на печи немного каши в маленьком блюдце, постоянно что-то нашёптывала, во дворе вешала на ржавый гвоздь какую-то траву.
Это постоянное копошение раздражало. Раздражения Вольф не скрывал и постоянно толкал и бил женщину. И произошёл тот случай, который довёл Вольфа окончательно.
Вечером в четверг Вольф стал свидетелем странного ритуала — фрау Ягина как обычно стояла у растопленной печи и переливала в крынку молоки из банки. В это время раздался тонкий стук в оконное стекло. Женщина сразу обратила на это внимание, повернувшись в сторону окна. Она сразу схватилась за печную лопату и поставила на неё крынку.
Через какое-то время послышался шум в дымоходе. На стене, на которой играл свет от огня в печи заиграли тонкие тени, будто чьи-то руки.
— Угощайся, милый гость жердяюшка. Пей молочко, — произнесла вполголоса хозяйка и сунула лопату в печь.
Снова послышалось шуршание в печи. А через несколько минут, фрау Ягина вытащила из печи пустую крынку. «Что за чертовщина?» — подумал про себя Вольф.
Когда он вышел к ней, Ягина вела себя как ни в чём не бывало.
— Вам чего-то надо? — спросила она.
— Нет, — брезгливо ответил Вольф и оттолкнул её от себя. — Куда делось молоко?
Ягина замялась, она не могла объяснить. Во-первых, потому что плохо знала немецкий; во-вторых, она знала, что он ей не поверит.
— Куда делось молоко? Отвечай, русская сучка! — крикнул он, ударив её по лицу. — Какого чёрта ты делаешь? Тратишь немецкую еду на свои нелепые выдумки?
От удара хозяйка отшатнулась, но ничего не сказала. А Вольфа оскорблял сам факт того, что эта женщина тратит продукты непонятно на что.
Этот ритуал повторился на следующей неделе. Беттерманн вместе с товарищами собрались на ужин. За прилежную службу им выдали немного мяса (которое до этого конфисковали у местных). И теперь они наслаждением ели сочное свиное мясо.
После трапезы хозяйка убирала со стола. Собрав целые куски хлеба. Она сложила их на тарелку. Вольф сидел на диване и смотрел на неё.
Снова послышался стук в окно. Женщина хотела поставить миску на лопату, но тут Вольф подошёл к ней и попытался вырвать из рук хлеб. Но та крепко вцепилась руками в миску и смотрела на него полными решимости глазами.
— Даже не думай сжечь хлеб, старая ведьма. Он принадлежит немецкой армии. Не заставляй меня бить тебя снова! — прикрикнул на неё Вольф и всё же ударил её по лицу.
Женщина всё же устояла и недобро исподлобья посмотрела на своего непрошенного квартиранта. Она отошла к окошку и тихо прошептала:
— Прости, жердяюшка. Гость незваный угощенья твои забрал.
По стёклам забарабанили ветки. Рамы затрещали. Вольф немного испугался, но потом всё стихло. Он бросил злой взгляд на Ягину.
— Не пытайся напугать меня своими глупыми фокусами, ведьма! — сказал он.
Избиения вошли в норму. За любую провинность, будь то плохо прибранная кухня или холодная еда, хозяйка стала получать от Буттермана порцию ударов.
Она не отвечала, да и что она могла ответить. Но по её лицу было видно, что она что-то затевала. Это злило Вольфа ещё больше. И он добавлял еще синяков на тело женщины. Она на каждые побои отвечала неоднозначными взглядами. И так по новой.