Страница 9 из 9
Догадки Вебера оказались верны. Штерн был самозванцем. Всё это время с ним разговаривал лжец. А настоящий Маркус был давно мёртв. Вебер хотел бежать, но прямо перед ним двери в сени захлопнула хозяйка дома. С той стороны послышался щелчок замка. Хозяйка была с самозванцем заодно. Теперь Вебер был заперт с ним.
— Держите его, братцы, — прохрипел Лжемаркус.
Из щелей в полу полезли чёрные тени. Они стали принимать очертания красноармейцев, убитых и изуродованных. В Вальтера вцепилось два десятка рук, что держали его за ноги, заламывали руки назад. Один вцепился в волосы и заставил смотреть прямо на Лжемаркуса.
— Вы правы, герр Вебер. Я не Маркус Штерн, — усмехнулся тот.
Вальтер заметил, как его тела стали отходить полупрозрачные золотые потоки. Они очень напоминали водяной пар. А немец в это время почувствовал, как его покидают силы. Самозванец будто впитывал в себя его жизненную энергию. Он подошёл к немцу ближе. С его тела стал сходить, словно тающий воск, облик Маркуса Штерна. Немецкая форма сменилась советской. На рукавах красовались красные звёзды, на которых жёлтыми нитками была вышита шестёрка.
— Я так и знал. Ты красномордый ублюдок, — оскалился Вебер. — Я понял, что ты лжец, когда ты стал разглагольствовать о языческих богах. Настоящий Маркус Штерн был христианином.
— Как же долго вы думали, — произнёс энкавэдешник, снимая повязку с левого глаза.
Глаз оказался изуродован тяжёлым складчатым веком.
— Советская власть назначила меня главным в этой области. В атеистической стране нужно держать любую религию в узде. Особенно, если верующие в неё живут рядом с нечистой силой.
Пока Вебера продолжали держать тени солдат, Платов ждал, пока затянется его рана. А потом он обратился к Веберу.
— Мне даже не пришлось ничего делать. Ваши солдаты сами лезли на рожон, — заключил он.
— Убийца! — вырвалось у Вальтера.
— Это я-то убийца? — произнёс Михаил с ноткой раздражения в голосе.
Он поднял своё тяжёлое веко, которое скрывало неестественного цвета и зрачок с
Расшестерённой радужной оболочкой. Михаил вонзил в виски нациста ногти, забираясь в чертоги воспоминаний. Вебер увидел, как перед ним прошла череда его преступлений:
В первом воспоминании он стоял вместе с солдатами, в Польше. Перед ними на набережной, на краю, стояли в ряд люди. Все они были связаны между друг другом по рукам. Застрелив одного, они пустили цепочку из живых людей в воду. Они безуспешно пытались всплыть, кричали от отчаяния, но их утягивало на дно. Вебер стоял невозмутим. На этом воспоминание оборвалось.
Во втором он уже был в очередной советской деревне. Всех жителей заперли в сарае. Как бы они не кричали, их не выпускали. Сарай заперли на тяжёлый амбарный замок. Дети пытались сбежать через окна. Но нацисты их запихивали обратно и на всякий случай, чтоб уж наверняка, бросила за ними гранату. В конце подоспел огнеметчик и открыл огонь. Снова раздались страшные крики.
А Вебер смотрел на всё с полным безразличием, ведь он очищает мир от грязи. На этом воспоминание должно было закончиться. Но огонь, вместо того, чтобы сожрать сарай с людьми, перекинулся на самого огнемётчика. Он пытался потушить его, но искра подорвала ранец, а вместе с ним и ближайших солдат.
Пламя кольцом стало окружать Вальтера. Обдало жаром. Из танцующих языков пламени появился Михаил в зелёной гимнастёрке и фуражке с тульей василькового цвета. А вместе с ним и тени убитых Вебером людей. Тени вцепились в немца.
Пламя разверзлось и появилась большая русская печь. Рядом с ней стояла Баба Яга с лопатой в руках. Красноармейцы-тени потащили немца к ней. А Баба Яга кривыми пальцами открыла заслонку. Языки пламени вырвались из устья печи, облизывая чело.
— Тащите его сюда, братцы! Пусть испробует же своё лекарство! — усмехнулась старуха.
— Не лезет! — истерично засмеялась девочка-партизанка. — Ручки-ножки растопырил и в печку-то не идёт.
— Боится!
— А вы калачиком его, калачиком сверните! — крикнул убитый командир.
Солдаты силком усадили Вебера на лопату, скрутив ему конечности, и сунули в печь. В самом горниле его начало пожирать пламя. Как бы он не вопил, доставать его никто не собирался. А последнее, что он видел, страшные глаза, из-за которых его пронизывал леденящий ужас.
Когда Михаил очнулся, он увидел, что лежит на полу посреди дома. В открытые окна влетал вечерний ветер, колышащий занавески. На столе лежала опрокинутая варенница. А рядом на полу лежал труп Вебера. Его кожа побледнела, на ней отчётливо виднелись тёмные вены. Глаза опустели. Вий высосал его душу.
Замок с другой стороны двери отворился и в дом вбежала Катря. Она только всплеснула руками и подбежала к мужу.
— Мика, знову ти перестарався, — обеспокоенно сказала она, помогая ему подняться.
Михаил поднялся на ватные ноги. Голова ещё гудела. Он посмотрел на свои почерневшие ногти — явный признак того, что он использовал силу нечисти. Чернота стал отступать, постепенно ногтевая пластинка стала розоветь.
— Одним фашистским гадом меньше, — ответил мужчина жене. — Осталось только натянуть личину коменданта снова и убедить руководство, что всё нормально.
— Ты ж не смог’ёшь довго ховатися від фрицев, — в голосе Катри звучало волнение.
— Ничего, прорвёмся как-нибудь… — вздохнул Михаил, стараясь её подбодрить. — Главное, чтоб нечисть из Карнова, которая у Зинки Ломовой осталась, в руки фашистов не попала.