Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии

Между тем Бонапарт подал сигнал к общему наступле­нию. Дивизии Бона, Мену и Виаля получили приказ выделить из каждого батальона первую и третью роты и построить их в колонны, тогда как вторая и четвертая роты, сохраняя прежнюю позицию, должны были, однако, сплотить строй каре, которые таким образом выдвигались вперед, поддерживая атаку, хотя в них и оставалось всего лишь по три ряда солдат.

Тем временем рассеянная, обезумевшая колонна мам­люков двинулась к деревушке Эль-Бекир, рассчитывая там перестроиться, но по странному стечению обстоя­тельств она оказалась в этот момент во власти францу­зов.

Дивизии Дезе и Ренье, как мы уже говорили, первыми достигли своих позиций и расположились между Нилом и Эль-Бекиром; кому-то из солдат пришло в голову, что в этой деревушке могут быть вода и провизия, и они попросили у генерала разрешения отправиться туда. Предположение это было вполне оправданным; к тому же казалось разумным провести разведку этого скрытого за деревьями пункта, откуда мог неожиданно начать атаку противник. Так что Дезе приказал четырем ротам гренадеров и карабинеров под началом батальонного командира Дорсенн-ле-Пежа, артиллерийской роте 4-го полка и отряду саперов занять деревню и забрать про­визию, которая там найдется. Наши фуражиры не ошиб­лись в своих предположениях и принялись за дело, как вдруг послышалась ружейная перестрелка, перекрывае­мая грохотом пушек.

При первых же звуках атаки батальонный командир Дорсенн, рассудив, что поддержка, которую он мог бы оказать двум дивизиям, большого значения иметь не будет, и к тому же опасаясь, что его вместе с шестью ротами могут взять в окружение, приказал своим людям рассредоточиться и укрыться за изгородями, в домах и на террасах. Мамлюки влетели в деревню, словно стая куро­паток, опустившаяся на землю, но едва голова колонны углубилась в улицу, как из домов, с террас и из-за изго­родей раздались выстрелы. Однако мамлюки не отсту­пили; колонна, извиваясь, словно огромная змея, гало­пом проскакала через деревню и вырвалась с другой ее стороны, изувеченная и окровавленная, затем промча­лась, образовав гигантский полукруг, по берегу неболь­шой речки и вновь появилась справа от дивизии Дезе.

В это время все каре двинулись вперед, сжимая Эмбабе железным кольцом; внезапно, в свою очередь, начала стрельбу пехота бея; тридцать семь артиллерийских ору­дий накрыли равнину перекрестным огнем. На Ниле встряхнуло флотилию, испытавшую отдачу своих бом­бард, а Мурад во главе трех тысяч всадников ринулся на противника, чтобы понять, можно ли, наконец, вце­питься зубами в эти адские каре; однако колонна, кото­рая пошла в атаку первой, узнала его и, со своей сто­роны, двинулась навстречу своим главным и смертельным врагам.

Должно быть, орлу, парившему над полем битвы, было удивительно наблюдать, как шесть тысяч лучших на свете всадников, сидя верхом на конях, копыта которых не оставляют следов на песке, крутились, словно свора гон­чих псов, вокруг этих неподвижных и брызжущих огнем каре, сжимая их в тиски, обвивая их кольцами, пытаясь их задушить, раз уж не удавалось разорвать их строй, а затем рассыпались по равнине, снова соединялись, вновь рассыпались, заходя с другой стороны, словно волны, бьющие о берег моря, затем выстраивались в одну линию и, напоминая гигантскую змею, головой которой был мелькавший иногда отряд под началом неутомимого Му­рада, нависали над каре. Внезапно батареи бея, находи­вшиеся в укреплениях, изменили направление огня: мам­люки услышали, что доносящийся до них пушечный грохот звучит теперь сильнее, и, увидели, что их насти­гают собственные ядра; их флотилию охватил огонь, и она взлетела на воздух. Пока Мурад и его всадники ста­чивали свои львиные клыки и когти о наши каре, три атакующие колонны завладели укреплениями, и Мармон, командовавший боевыми действиями на равнине, громил теперь с высот Эмбабе озлобленных против нас мамлю­ков.

В эту минуту Бонапарт приказал осуществить послед­ний маневр, и все было кончено: каре разомкнулись, развернулись, соединились и слились воедино, словно звенья одной цепи; Мурад и его мамлюки оказались зажаты между своими собственными укреплениями и боевыми порядками французской армии. Мурад понял, что битва проиграна; он собрал всех уцелевших мамлю­ков и сквозь двойной огонь, пустив галопом своих быстроногих коней, смело ринулся в просвет, остава­вшийся между дивизией Дезе и Нилом, промчался по нему как смерч, ворвался в Гизу, в одно мгновение пере­сек ее и устремился в сторону Верхнего Египта, уводя с собой две или три сотни всадников — все, что осталось у него от былого могущества.

Что же касается Ибрагима, то он не принял участия в сражении и наблюдал за ним с противоположного берега Нила; едва ему стало понятно, что битва проиграна, он тотчас вернулся в Каир.

Мурад оставил на поле битвы три тысячи воинов, сорок артиллерийских орудий, сорок навьюченных вер­блюдов, свои шатры, своих лошадей и своих невольни­ков; вся эта равнина, заваленная золотом, кашемиром и шелком, была отдана на разграбление солдатам- победителям, которым досталась несметная добыча, ибо все эти мамлюки были облачены в лучшие свои доспехи и носили при себе все, чем они владели по части драго­ценностей, золота и серебра.

Бонапарт заночевал в этот день в Гизе, в загородном доме Мурада.

Ночью Ибрагим отправился в Бельбейс, столицу про­винции Шаркия, взяв с собой Сеида Абу-Бекра, пред­ставителя турецкого султана.

На следующий день французские торговцы явились в штаб-квартиру Бонапарта и сообщили ему эту новость. Он решил вступить в Каир в тот же вечер и отправил аджюдан-генерала Бове к генералу Бону, в Эмбабе, с приказом отрядить с генералом Дюпюи, назначенным губернатором Каира, гренадерские роты 32-й бригады. Собрав отборных воинов, которые должны были сопро­вождать его, Дюпюи немедленно приступил к выполне­нию операции по переправе и спокойно приготовился занять с двумя сотнями солдат город с населением в три­ста тысяч душ; согласно его инструкциям, следовало вос­пользоваться темнотой, чтобы проникнуть в квартал франков и укрепиться там; в восемь вечера была совер­шена переправа через Нил из Эмбабе в Булак.

Стояла глухая ночь, когда небольшой отряд подошел к стенам Каира; ворота оказались закрыты, но охраны у них не было; французам оставалось только толкнуть их, и они распахнулись, открыв взорам сумрачный и безмолвный город: казалось, то был вход в гробницы халифов.

Генерал Дюпюи приказал бить в барабан, чтобы те, кто замыкал колонну, не заблудились среди извилистых и негостеприимных улиц. Приказ был выполнен, и этот непривычный ночной шум, хотя и не пробудив арабов от оцепенения, вселил в них глубочайший ужас.

Однако отыскать квартал франков в незнакомом городе, где и днем едва можно было ориентироваться без проводника, оказалось для наших солдат нелегкой зада­чей, и они заблудились, правда, не поодиночке, а все вместе. В час ночи, после трехчасовых блужданий по уха­бистым и каменистым каирским улицам, уставший гене­рал Дюпюи велел устроить привал и приказал выломать двери огромного дома, возле которого они остановились; случаю было угодно, чтобы дом этот принадлежал одному из командиров мамлюков, последовавшему за Мурадом, и потому был пуст. Французы вошли в него, размести­лись там в ожидании рассвета и, выставив часовых, заснули так же безмятежно, как если бы находились в центре Парижа, в квартале Попенкур или в казарме Бабилон.

Так закончился первый акт подчинения нам Каира; в тот же день Бонапарт вместе со своим штабом вступил в столицу Египта.

Два года мы оставались властителями Каира и всей Дельты.

VIII. СУЛЕЙМАН ЭЛЬ-ХАЛЕБИ

Будучи французами, мы прежде всего воздали должное именно этим воспоминаниям и, когда наше любопытство было утолено прогулкой, о которой было рассказано выше, отправились осматривать площадь Эзбекия: на одной из террас этой площади был убит Клебер.

Осада, которой подвергся Каир после своего второго восстания, нанесла городу большой урон: многие улицы были сожжены, а другие, в еще большем количестве, разорены и стали непригодными для обитания: среди них была и та, на которой жил генерал Клебер. Клебер на время удалился в Гизу, в загородную резиденцию Мурада, и оттуда приезжал в Каир руководить восстановитель­ными работами. 25 прериаля VIII года он прогуливался по галерее, возвышавшейся над площадью, и отдавал последние распоряжения архитектору, г-ну Протену, как вдруг из стоявшего поблизости от них колодца, снабжен­ного подъемным колесом, выскочил молодой араб и, прежде чем генерал успел оказать сопротивление, нанес ему кинжалом четыре удара, один из которых пришелся прямо в сердце. Господин Протен, попытавшийся защи­тить своего спутника тростью, которая была у него в руке, получил, в свою очередь, шесть ранений и упал без сознания; когда он пришел в себя, убийца уже скрылся, а Клебер еще стоял, прислонившись к перилам, но уже не имея сил и голоса. Господин Протен поднялся и направился к генералу, пеняя ему, что выходить без охраны было крайне неосторожно, в ответ на что Клебер медленно протянул в его сторону руку и произнес: