Страница 1 из 160
A
Две недели на Синае
ПРЕДИСЛОВИЕ
I. АЛЕКСАНДРИЯ
II. БАНИ
III. ДАМАНХУР
IV. ПЛАВАНИЕ ПО НИЛУ
V. КАИР
VI. КАИР (продолжение)
VII МУРАД. ПИРАМИДЫ
VIII. СУЛЕЙМАН ЭЛЬ-ХАЛЕБИ
IX. ВИЗИТЫ К ПОЛКОВНИКУ СЕЛЬВУ И КЛОТ-БЕЮ
X. ГОРОД ХАЛИФОВ
XI. АРАБЫ И ДРОМАДЕРЫ
XII. ПУСТЫНЯ
ХIII. КРАСНОЕ МОРЕ
XIV. ДОЛИНА БЛУЖДАНИЯ
XV. СИНАЙСКИЙ МОНАСТЫРЬ
XVI. ГОРА ХОРИВ
XVII. ХАМСИН
XVIII. ГУБЕРНАТОР СУЭЦА
XIX. ДАМЬЕТТА
XX. МАНСУРА
XXI. ДОМ ФАХР АД-ДИНА БЕН ЛУКМАНА
Жиль Блас
ПРЕДИСЛОВИЕ
I. ОТЪЕЗД[24]
II. ИЗ ГАВРА В ВАЛЬПАРАИСО
III. ИЗ ВАЛЬПАРАИСО В САН-ФРАНЦИСКО
IV. САН-ФРАНЦИСКО
V. КАПИТАН САТТЕР
VI. Я СТАНОВЛЮСЬ РАССЫЛЬНЫМ
VII. ПРИИСКИ
VIII. СЬЕРРА
IX. АМЕРИКАНЦЫ
X. ПОЖАР В САН-ФРАНЦИСКО
XI. ОХОТА
XII. НАША ПЕРВАЯ НОЧНАЯ ОХОТА В ПРЕРИЯХ
XIII. ЗМЕИНАЯ ТРАВА
XIV. АЛУНА
XV. САКРАМЕНТО
XVI. ОХОТА НА МЕДВЕДЯ
ХVII. ЛА МАРИПОСА
XVIII. Я СТАНОВЛЮСЬ СЛУГОЙ В РЕСТОРАНЕ,
XIX. ПОЖАР
XX. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
КОММЕНТАРИИ
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
Две недели на Синае
ПРЕДИСЛОВИЕ
Среди тысяч путешественников, написавших миллионы томов, я всегда находил лишь двух, чьи рассказы по-настоящему красочны и подлинно занимательны: и это при том, что родились они с разницей в две тысячи четыреста лет.
Одного из них звали Геродот, другого — Левальян.
Признательное потомство отплатило им тем, что обоих объявило лжецами.
Но не стоит думать, что это мнение основывается на каких- либо доказательствах, полученных в результате более добросовестных, чем у них, изысканий в тех самых местах, какие они некогда объездили; или оно вытекает из сделанных ими ошибок, обнаруженных кем-то, кто прошел по их следам; или оно обязано своим появлением исправлению ошибочных теорий, выдвинутых ими относительно течения рек или местоположения человеческих племен.
Нет, такое утверждение зиждется всего-навсего на том, что оба тома Геродота и четыре тома Левальяна читаются с таким же интересом, как пастораль Лонга или роман Вальтера Скотта.
Ну а поскольку наряду с шестью или восемью занимательными томами на подобные сюжеты написаны тысячи скучных томов и правда всегда на стороне большинства, пусть даже самого незначительного, то из этого следует, что столь подавляющее большинство не могло ошибиться.
И вот этим большинством было решено, что путешествия Геродота и Левальяна — это романы, а не путешествия.
Правда, те, кто странствовал по берегам Каспийского моря или поднимался по Нилу, поглядывая в томик Геродота, и те, кто посещал страну больших намаква или спускался по Слоновой реке, не выпуская из рук томика Левальяна, признали, что в отношении топографии два эти путешественника приводят лишь исключительно достоверные сведения, и были настолько удивлены этим, что пожелали поделиться своим удивлением с современниками, восстановив в глазах Академии наук и Географического общества репутацию этих бедных великих мужей.
Но нет! Все решено раз и навсегда. Привычка усвоена, общественное мнение установилось, и, несмотря на отзывы Мальт- Брёна и Дюмона д’Юрвиля, Геродот и Левальян так и остаются в статусе романистов.
Да и правда, зачем Геродот вздумал включать в свою книгу истории о Семирамиде, Гигесе и Камбисе? Для чего Левальян терял время попусту, рассказывая нам об охоте на львов вместе со Слабером, о своей любовной истории с Нариной, о прогулках с Кеес, своей обезьяной, и Клаасом, своим готтентотом?
Ведь такое нелепо для первого и бессмысленно для второго!
Однако это не мешает мне, вероятно из духа противоречия, воспринимать путешествия исключительно на манер Геродота или по образцу Левальяна.
Я смиренно прошу за это прощения у капитана Кука и г-на де Бугенвиля, которые, несомненно, являются чрезвычайно правдивыми путешественниками, но с которыми я вожу дружбу куда меньше, чем с Геродотом и Левальяном.
Таким образом, мои читатели предупреждены, и я не намерен учинять читающей публике никаких подвохов.
Долины, горы, реки, моря сотворены Господом.
Города, тракты, железные дороги сотворены людьми.
Я чересчур презираю людские творения, чтобы стараться хоть что-то исказить, описывая их.
Я чересчур восхищаюсь Божьим творением, чтобы иметь смелость поднять на него руку.
Так что тракты, железные дороги, города, моря, реки, горы и долины будут описаны у нас с величайшей точностью, но истории, рассказанные проводниками, и происшествия, случившиеся со мной по пути, — это другое дело; это мое достояние, это моя собственность, это мое. И если мне угодно вывести на сцену царицу, вскормленную голубями, подарить пастуху кольцо, которое превратит его в царя, позволить самуму и хамсину поглотить завоевателя и его войско, то это мое право и я им пользуюсь. Если мне понадобится рассказать истории об охотах, пусть даже столь же фантастических, как во «Фрайшютце»; о любовных похождениях, пусть даже столь же невероятных, как у Фобласа, и о путешествиях, пусть даже столь же немыслимых, как у Астольфо, то это моя привилегия, и я ее отстаиваю.
Как видно, я не только не стараюсь, чтобы меня числили среди правдивых путешественников, но и буду весьма удручен, если мне окажут подобную честь.
Итак, по этому вопросу мы договорились, лошади уже впряжены в почтовую карету, пароход дымит, корабль готов сняться с якоря.
Однако заранее предупреждаю путешественника, что я повезу его последовательно в Бельгию, на берега Рейна, в Швейцарию, в Савойю, на Корсику, в Италию, на Сицилию, в Египет, Сирию, Грецию, в Константинополь, в Малую Азию, Африку и Испанию.
Те, кто любит меня, за мной!
Алекс. Дюма.
I. АЛЕКСАНДРИЯ
Двадцать второго апреля 1830 года, около шести часов вечера, наш обед на борту брига «Улан», на котором г-н Тейлор, г-н Мейер и я плыли в Египет, был прерван криками: «Земля! Земля!» Мы тотчас поднялись на палубу и при свете последних лучей заходящего солнца приветствовали древнюю землю Птолемеев.
Александрия — это песчаное взморье, это огромная золотая лента, протянувшаяся на одном уровне с поверхностью воды; у левого конца этой ленты, словно рог полумесяца, вдается в море Канопский, или Абукирский мыс: его можно называть по-разному, в зависимости от того, что вы желаете вспомнить — поражение Антония или победу Мюрата. Ближе к городу высятся колонна Помпея и игла Клеопатры — единственные руины, оставшиеся от Александрии македонского царя. Между двумя этими памятниками, рядом с пальмовой рощей, стоит дворец вице-короля — невзрачное и бедное здание, построенное итальянскими архитекторами. И наконец, по другую сторону порта, на фоне неба, вырисовывается Квадратная башня, построенная арабами: это у ее подножия высадилась на берег французская армия под началом Бонапарта. Что же касается самой Александрии, этой древней владычицы Нижнего Египта, то она, наверное стыдясь своего рабства, прячется за барханами пустыни, напоминая скалистый остров посреди песчаного моря.