Страница 7 из 21
Честно говоря, я уже потому, наверное, не захочу никогда заняться сексом, что мне не хочется, чтоб меня хоть как-то могли связать с этими самыми парнями. Любая ассоциация, любая связь с ними для меня омерзительна. Это кадавры, и они должны умереть.
***
Мы приехали в Рим поздно вечером. Небо уже стало жёлто-розовым. Длинные, изогнутые, как толедская шпага, облака плыли по нему на запад.
«Наверное, они плывут на Азорские острова», – подумал я.
В холле трёхзвёздочного отеле меня встретил Женя Егоров.
Глава четвёртая. Солнечным днём за несколько лет до этого.
Был жаркий, томительно-жаркий летний день. Вонючие, отдающие запахом ила и гнилых кроений испарения поднимались от сонных вод Москва реки, у берега прозрачных, а ближе к середине реки мутных, как жижа. В камышах громко квакали огромные жабы, выли лягушки-быки, трещали цикады, грохотали бронзовики.
Камыш и чакан вяло колыхались в натопленном летнем воздухе. Коричневатые початки чакана то слегка наклонялись в одну сторону, то в другое, притом так медленно и мелко, что трудно было понять, реально эти растения качаются или это тебе кажется от жары.
Небо было бледно-голубое, где-то в самой вышине бегали куцые ошмётки облачков, похожие на капли разлитого молока.
Денис лежал вместе с Юлькой на уединённом пляже и кайфовал.
Жара была такая, что никто, кроме этих двоих на пляж в это время не пришёл бы. Но они-то пришли. Больше здесь не было ни души. За их спинами высился крутой песчаный утёс, а да ним – небольшая роща с жухлыми молодыми кленами, ещё более знойная, чем пляж.
С ними было и вино, и сладости. Дорогая одежда – денискины туфли-мокасины, босоножки Юльки, фирменные майки и шорты – лежали на траве одной большой кучей.
– Ну, потрогай, – игриво сказала Юлька, делая крупный глоток вишневого вина. – Потрогай пресс.
Денис лукаво улыбнулся и потрогал животик Юльки, слегка утопил в мягком теле указательный палец. Мягкая, натёртая кремом бронзовая кожа блестела на удивительно безжалостном для Москвы летнем Солнце.
– У тебя нет пресса, - спокойно сказал он. – Больше нету.
Он закурил дорогие японские папиросы, привезённые откуда-то издалека его другом.
– Ты много разлёживаешься, – сказал Денис. – Это всё твой гедонизм. Сейчас твой пресс совсем не прощупывается. Внизу живота скопился лишний жирок. Раньше ты была худенькая, а теперь – ski
Юлька и вправду давно уже запустила спорт. Рабовладельческая корпорация Тони Боженко процветала. Юлька теперь предпочитала проводить время в окружении хорошей еды и красивых мальчиков. Она стала будто более коренастой, приземистой и смуглой. Она оплыла, наела щёки и обленилась. От стройной, в чём-то мальчишеской фигуры не осталось и следа.
***
Жизнь человека полна знаков. Как по мне, она вся из них и состоит. К сожалению, очень немного тех, кто может эти знаки читать.
Даже такой проницательный человек, как Юлька, не всегда мог это делать.
Была страшная жара. Лягушки квакали, надрывая горло. Точно маленький военный оркестр играл на расстроенных и испорченных инструментах. Музыка гремела, как в цирке. Казалось, она знаменует появление некоего ужасного клоуна – распорядителя этого представления.
На другом берегу, там, где почва была заболочена, из зарослей камыша и жёлтых кувшинок, поднимался, отбрасывая жуткую одновременно и на воду и на землю, могучий каменный столб. Башня.
Чем-то её вид в летнем мареве напоминал башню из фильма «Оно» 1990 года.
«Раньше этой башни там не было», – подумала Юлька.
Она поняла, к чему это. Точнее, тогда она думала, что поняла.
***
Юлька предвидела появление башни. Она знала, что та являются жаркими летними днями некоторым ученикам школы. И её появление точно не предвещает ничего хорошего.
Она знала, что башня рано или поздно появится в её жизни. Любой русский знает, что если дела слишком долго идут орошо, это ненормально, и скоро точно случится что-нибудь ужасное.
Юлька понимала, что во многом она и сама виновата в том, что так вышло. Она не должна была забывать об обрядах, не должна была расслабляться. Она позволила себе чересчур много: она много ела, не соблюдала необходимый режим и вообще запустила и себя, и те необходимые для защиты обряды. Она забила на тренировки, много лежала и много ела, когда это было не нужно, не соблюдала посты. Она позволила себе набрать больше тринадцати килограмм. С сорока трёх она поправилась сначала до пятидесяти шести, а потом ещё и ещё.
Её в целом устраивало такое положение, но она понимала, что рано или поздно башня появится. И когда она наконец появилась, Аввакумовка почувствовала даже некоторое облегчение: наконец-то хоть что-то в жизни было определено. Невнятная тревога за будущее отступила, теперь перед ней чётко вырисовывалось то, что будет дальше. Повернуть назад уже нельзя, исправить что-то – тем более.
Юлька была огорчена на своё тело.
Что ни говори, человеческое тело гадко. Оно изначально непривлекательно. Человек не может быть сексуален. Все эти длинные руки-ноги, пальцы, лицо, которое так похоже на обезьянье, волосы. Человеческие органы, предназначенные для этого, тоже выглядят омерзительно, точно засохшие кишки овец и Баранов, как рыбья требуха, завонявшаяся на июньском солнце.
Человек потеет, человек спит, ест, испражняется. Он галок во всём. Его тело – точно тело мокрицы. Ничего эстетичного в нём нет и быть не может.
Именно поэтому люди любят заниматься сексом пьяными или упоротыми: чтобы только не видеть эту мерзость.
В то же время, глупо было бы изнывать от этого. В конце концов, человеку себя не переделать, и он всегда будет так же противен, как и раньше. Телом во всяком случае точно. Так что лучше просто прятать требуху под одеждой и н5 обращать внимания на всю эту гадость, на кожу, из которой льётся пот, на мочеотводные каналы, на скверну, которую заключает в себе тело.
Сама идея секса по сути отвратительна: это ничто иное, как трение двух склизких кусков гнилого мяса, покрытого паразитами и волосами.
Юлька это понимала и ненавидела себя. Как протоновская девушка, она не могла отказаться от обычных в то время нравов, она и не хотела от них отказываться, но сам факт того, что она существует как телесный объект вызывал у неё крайнее отторжение.
Тем не менее, она знала, что в глазах общественности лишь это в конечном итоге имеет смысл.
После явления башни сделать это было необходимо. Башню с того дня видели и некоторые другие девочки. Она не была какой-то особо зловещей. Оно была совершенно обычной, и именно это почему-то делало её очень страшной.