Страница 6 из 21
Что я могу вспомнить про школу?
Что-то помимо весёлых историй про то, как младшеклассник причащались текилой.
Эти истории, конечно, хороши, но у людей они создают впечатление о «Протоне» как о месте постоянного карнавала. Это было далеко не так.
Как ни крути, «Протон» был довольно страшным местом.
Мне хочется по-настоящему рассказать про школу.
На самом-то деле я всегда был одинок. Дома меня растили в атмосфере какого-то странного, ни то лицемерного, ни то, наоборот, чересчур искреннего идеализма. Идеализма совершенно самоубийственного, романтического, обреченного и асексуального.
Ощущение, что я жил в моралистической, но совсем не назидательной по своему духу сказке. Меня и растили скорее как сказочного героя.
Хороший герой не обидит девушку. Напротив, он сделает ради неё всё. Вот вообще всё, и при этом ничего не попросит взамен. А если предложат – откажется.
Хороший герой не возьмёт чужого, даже если оно хозяевам не нужно. Хороший герой откажется от подарков. Хороший герой отдаст жизнь за первого встречного. Хороший герой сражается до победы или до смерти.
Я так никогда и не узнаю, что всё же думали родители, когда воспитывали меня так. Скорее всего, они даже не догадывались, чем обернётся такое воспитание.
В школе мне никогда не нравилось. Меня воспитала романтическая традиция. Меня готовили к тому, чтобы погибнуть, защищая свободу Греции. В школе у детей были совсем иные идеалы, если вообще были какие-то. У большинства учителей тоже.
Честно говоря, меня всегда злило, когда учителя старались в начальной школе сдерживать мой пыл. Они хотели, чтоб всё всегда было мягко и ровно, чтоб дети делали так, как надо, и не делали так, как не надо.
Сами дети стремились тогда только к тому, чтобы смотреть телевизор, играть в компьютерные игры и много есть.
Мне было скучно с этими людьми. Я чувствовал от них крайнее отчуждение. Но особенно злило то, что они никак не могли принять меня таким, какой я есть. Они травили меня за то, что я не играл в компьютерные игры или за то, что у меня не было мобильного телефона. Я никогда не понимал, почему они так смотрят на это. Они прямо ненавидели меня из-за такой мелочи.
Именно тогда я понял, насколько опасно мещанство, насколько опасен одномерный человек, одержимый лишь потреблением.
Потом началось взросление, тот самый подростковый возраст.
Оставим чудовищные фантазии про секс в шестом классе. На самом деле я так и остался девственником.
В принципе, это и неудивительно, учитывая то, как прошёл мой подростковый возраст.
Знаете, Стивен Кинг очень любит почему-то делать своими героями мальчишек лет двенадцати. Не знаю, почему, – возможно, возраст какой-то страшный. Может, что-то личное. На самом деле возраст и вправду интересный.
Так вот, не знаю, опять же, почему, но Кинг обожает делать этих мальчишек абсолютными пошляками. Тут и неверие в потустороннее, и шуточки про мамку, и бог знает что ещё. Возможно, конечно, Кинг просто рисует своих однокашников, на которых он до сих пор зол со школьной поры, но вообще не все школьники такие.
Я вот таким точно не был.
На самом деле я никогда тесно не общался со своими одноклассниками. Даже в средней и старшей школе я чувствовал жуткое, подчас совершенно невыносимое отчуждение от них. Точнее, сначала оно было невыносимо, а потом стало просто удивительно большим. Я мог вести с людьми из школы только очень отстранённые формализованные диалоги, очень далёкие от любой искренности. Это были просто обмены некими репликами. Я никогда не говорил с ними ни о чём интимном, сокровенном. Тем более – о сексуальном.
Эти дебилы только засмеют. С ними нельзя делиться такими вещами.
Впрочем, ни о чём таком я лет до семнадцати, наверное, и не думал. Я много занимался книгами, изучал разнообразные науки и приобщался к мировой культуре. От истории я перешёл к философии, от философии – к политике. Мне была интересна идеология.
Я только и делал тогда, что искал то знамя, под которым можно будет пойти на смерть.
Сейчас мне хотелось написать: в то время, когда другие искали себе девушку, я искал то самое знамя. Но я решил так не писать, поскольку не знаю, искал ли кто-то из моих школьных знакомых себе девушку в то время.
Я очень мало общался с этими людьми и не был в курсе их личной жизни.
Порнографию я никогда не смотрел. Онанизм открыл для себя в семнадцать лет.
Порнография всегда казалась мне грубой неэстетичной. Наслаждаться ей было для меня немыслимо. То, что любил я, даже на лёгкую эротику-то в полном смысле не тянуло.
Первую влюблённость я испытал в семнадцать лет, и началась она странно. Странно она и продолжилась. И завершилась странно.
С Алисой всё получилось странно. Сначала она как-то редко, будто совсем ни с того ни с сего начала сближаться со мной. И вроде я даже нравился ей. По крайней мере как друг.
Она ни о чём не просила меня, ничего не требовала. Мы просто встречались в Филёвском парке и наслаждались милым дружеским общением, полным ума и того идеализма, который бывает, наверное, лишь когда тебе семнадцать, ты влюблён и одержим прекрасной идеей мировой революции.
Пожалуй, в этом общении не было ни намёка на сексуальность. Мы даже за руки тогда не держались. Сексуальные темы никогда не обсуждались нами. Лишь один раз я очень сдержанно похвалил фигуру Алисы, а она засмущалась. Больше я ничего подобного ей не говорил.
Не сразу, конечно, но довольно быстро я понял, что влюблён. Тогда я впервые в жизни испытал влечение. Не сексуальное, что интересно, а просто влечение. Меня неудержимо тянуло к Алисе. Я хотел говорить с ней, общаться с ней, всё время проводить с ней, но мне ни разу в жизни не пришла в голову мысль о сексе с ней.
Потом, когда уже шло уголовное дело, а я сидел под домашним арестом, меня иногда охватывала сильная злоба в отношении неё. Любовь к Алисе то и дело сменялась ненавистью. Алиса забыла меня. Она не спрашивала про то, что со мной происходит. Она вообще ни о чём не спрашивала. Ей было плевать на меня.
Но редкие вспышки ненависти снова менялись на самую восторженную любовь.
Почти всю свою жизнь я думал, что революционеру не нужна любовь. Сейчас я тоже так думаю. Был лишь один небольшой период, когда я в этом засомневался, сильно поплатившись потом.
Думаю, у меня никогда не будет секса в жизни. Возможно, оно и к лучшему. Секс – не то, что нужно человеку.
Когда-то в детстве я презирал школьников, которые шутили про своих матерей. Теперь я презираю парней, которые знакомятся с девушками на улицах, много пишут другим в ВК, после первой же встречи норовят затащить девушку в кровать. Чем бы такие не прикрывались, все их действия просто омерзительны. Эти люди не заслуживают жить.