Теперь всё можно рассказать. Том третий. Последняя глава

Родители обычно видят это, но если судьба их не устраивает, они пытаются перекроить её, исправить, пытаются изменить своих детей, когда время уже давно упущено, диорама запущена, и вы можете лишь смотреть, как с механической точностью человек, будто заводная игрушка, отплясывает свой небольшой номер.

Я уже в первом классе знал, что не закончу университет. Я вообще сомневался, что поступлю туда. Но я поступил целых три раза, так, впрочем, и не продвинувшись дальше первого курса.

На самом деле, я знал, что судьбы одноклассников сложатся примерно так. Знал и боялся, потому что любил этих людей. Я гнал от себя неприятные мысли, но всё получилось аккурат так, как я и думал.

И моя жизнь тоже сложилась так, как я себе и представлял.

На всех этих молодых и талантливых уже тогда, классе в шестом или седьмом, отчётливо лежали печати трудной жизни и ранней смерти.

На самом деле, я именно поэтому не очень люблю постоянно находиться в обществе исключительно талантливых и нравственно чистых молодых людей: на их красивых (а они всегда красивые) одухотворённых лицах я первым делом всегда вижу ту самую мрачную тень – тень ожидающей за плечом и заглядывающей в глаза смерти.

В некотором роде, «одарённый молодой человек» – это приговор.

Это очень плохо. Гораздо хуже, чем можно себе представить. Это означает тяжёлую и неспокойную жизнь, где любые радости будут лишь островками в безбрежном море чужих и собственных слёз, где каждая мелочь будет требовать огромных усилий, а финалом всегда будет страшная, позорная и мучительная смерть и последующее за ней забвение.

После возвращения Юльки на Родину мы часто беседовали с ней о нравственном. В том числе заходила речь и о колдовстве.

Я часто задавался вопросом, хранила ли она все протоновские тайны по-прежнему или уже нет, а также интересовался мистериями прошлого.

Юлька в том числе негласно отвечала тогда за оккультное сопровождение Тонино корпорации, потустороннюю поддержку земных господ (точнее, вполне конкретной госпожи).

Когда мы однажды сидели в её квартире, – некогда светлой и белоснежно чистой, а теперь тёмной, прокуренной и захламлённой, – я спросил её в том числе и про башню.

– А ты видела её? – задал я вопрос. – Она, говорили, появлялась в районе Мнёвников в те годы. Но никто не мог тогда это подтвердить точно. Все ссылались на своих знакомых.

– Боюсь, это последний раз, когда она там появлялась, – лениво ответила Юлька, выдыхая облачко ядовитого дыма и отпивая дешёвый портвейн из гранёного стакана.

Она лежала среди пухлых бархатных подушек на своём диване и курила весь день.

– С тех пор Мнёвники тотально застроили. Я не узнаю родных мест. Кажется, прошло лет двадцать, а на самом деле всего-то три года. Жизнь очень быстро меняемся. И мы тоже, – она снова отпила портвейна, грустно и меланхолично посмотрев мне в глаза.

– Так всё же, – вновь занял я, – появлялись ли башни?

– А как же, – ответила она. – Появлялись. Только передо мной два раза. Нам не следовало делать всего, что мы тогда делали. А многое из того, что не делали, следовало бы делать.

– После появления башни вы должны были провести целую серию обрядов, – сказал я.

В былые годы я не использовал бы слова «должны» в отношении Юльки, но теперь мы были равны в своей ничтожности, и я ничего не боялся.

– Ничего мы тогда не сделали, – горько ответила Юлька и снова начала курить, жадно глотая дым мелкими и быстрыми затяжками. – С Денисом поебались только на заводе Хруничева. И всё, нихуя больше. Я очень испугалась тогда и на всё забила.

После мы долго беседовали с Юлькой на эту тему.

– Понимаешь, Марат, – объясняла она, – всю жизнь я жила в страхе. Мы все жили в страхе. Капиталистическое общество держится за счёт того, что все здесь живут в постоянном страхе. И тогда мы жили в том страхе, но при этом я думала: мы столько уже всего совершили, – пусть уже либо пронесёт, либо нас поймают, и всё это кончится.

Знаешь, большинство преступников попадается потому, что сами этого хотят. Человек просто устаёт прятаться, скрывать свои преступления, жить в страхе, что его поймают. Ему хочется, чтобы всё разрешилось, и он косячит. Сам и понимает, и корит себя за это, но всё равно делает это снова и снова, потому что знает, что ему нужна развязка. И он дожидается её или умирает.

Все протоновские хозяева заканчивают плохо. Я хотела, чтобы это постигло уже и нас. Я хотела, чтобы наша корпорация издохла на пике могущества, чтобы избежать долгого упадка и загнивания, когда всем уже всё очевидно, но по-прежнему притворно надеешься и тянешь лямку, потому что бросать обречённое, но ещё доходное и наделённое славной историей дело как-то неправильно. Так что пусть не будет этих разочарований. Их и не было. Но судьбы не избежать: вместо корпорации загнивать стали мы сами.

Она отпила портвейн.

– И всё же, ты не решилась тогда исполнить обет? – спросил я.

– Нет, – ответила Юлька. – Я не исполнила его. Сил уже не было. Я устала от постоянного успеха. Я могла бы исполнить его в шестом классе. Тогда у меня было много сил. Именно тогда я совершила единственный настоящий поступок в жизни: участвовал в том жертвоприношении на Хэллоуин.

Глава седьмая. Как я стал убийцей.

О, эту историю я рассказать просто обязан.

Насколько я помню, я уже успел раньше написать про дуэли в нашей школе. Да, дуэль – это прекрасно. Это очень здорово, когда ты можешь просто вызвать человека, к которому у тебя есть претензии, – и решить все вопросы между вами раз и навсегда минут за пятнадцать.

Жалко, что дуэли сейчас запрещены. Когда коммунисты придут к власти, они обязательно легализуют их.

История эта произошла в январе 2015 года. Впрочем, начало её относится ещё к осени 2014-го. Я тогда много сидел в анонимной социальной сети NektoMe. Там я познакомился с одной девушкой из Подмосковья и начал подкатывать к ней. Очень скоро на меня в тоже сети наезал её парень.

Парень её был типичный битард с Двача. Семнадцать ему было. Уродливый такой, тощий, ни на что не годный толком человечишка. Короче, обычный человек.

Вот начал он на меня наезжать, сволочь. Убью тебя, говорит, убью, если к девушке моей подкатывать будешь.

Ну, я взял да и написал ему, что, дескать, если ты меня убить хочешь, вызываю тебя на дуэль, поганец.

Посмотрим ещё, кто кого убьёт на месте.

Дуэль назначили на 17:00. На Филёвской пойме решили стреляться. Так и сделали.

Я помню тот день так, будто бы он был вчера. Я помню, какое в тот день было морозное голубое небо, как в незримой дали плыли тонкие, едва заметные хлопья облаков. Как я складывал свой арбалет в рюкзак, как начищал хромовые сапоги и как одевал куртку. Я помню, как я шёл по направлению к парку, как хрустел под ногами смешавшийся с песком снег. Я помню, как я шёл по люду Москва-реки и видео, как длинные тени расползаются по белой, сверкающей ни то серебром, ни то алмазом снежной глади реки и как ничем не потревоженные снежинки на люду реки переливаются в свете розово-алых лучей опускающего за горизонт зимнего солнца.