Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 74

— И зачем ты меня сюда притащил?

— Я захотел сменить обстановку на более приятную для крайне обстоятельной беседы, но во время переноса ты, к сожалению, потеряла сознание. Я едва успел тебя поймать, чтобы ты себе тут голову не расшибла.

— Поймал же?

— Как видишь.

С лица мага не сходила странная улыбка. Вроде дружелюбная, но не предвещающая ничего хорошего. Как у голодной жабы, смотрящей на подлетающего мотылька.

— Я так рад, что ты здесь, — вдруг сказал он. — Не морщись, Имриш, я сейчас вполне искренен. Теперь мы хоть сможем нормально поговорить.

— О чем? — Я устало протерла глаза. — О том, как ты бездушно моих коллег порешал? О твоих чудных перевоплощениях? Или о том, как моя мать умирала мучительной смертью в каком-нибудь подвале для пыток, где ты ее держал после похищения?

— Ну у тебя и фантазия, Имриш. — В мягком голосе Тамзина проскользнула обида. — Я не настолько плох, как ты обо мне думаешь.

— Не настолько? Серьезно? Может, еще хуже? — Наверное, произнося это, я не полностью отдавала себе отчет о происходящем. И только когда закрыла рот, резко осознала, что сейчас не в том положении, чтобы грубить. Потому что в одно мгновение из «гостьи» Тамзин мог без всякой магии превратить меня либо в заложницу, либо в хладный труп.

Я с опаской взглянула на него, но он все продолжал улыбаться. Темные пряди волос свисали на лицо. Серые глаза отражали мягкий свет настольной лампы.

— Если на то пошло, то давай начнем с твоих коллег. Их я убивал не бездушно, а с душой. И на то были веские причины.

— Из-за статьи Мэл, которую ты тоже истребил?

— Не совсем. — Тамзин поднес кружку к губам, но тут же ее отдернул, округлив глаза, как сова на его кофте. — Боги, какой же я неосмотрительный. Прости, Имриш, у меня редко бывают гости, так что я порою забываю о правилах хорошего тона. — Он встал и сделал пару шагов к холодильнику. — Держи. — С этими словами маг достал банку грейпфрутового пива и поставил на тумбу у кровати. — Это взамен того, испорченного. Ты вроде говорила, что я тебе должен.

Свет лампы блекло отражался в холодных каплях, выступивших на запотевших боках банки. От одного взгляда на нее я ощутила невыносимую жажду, которая, оказывается, до сего момента мучила меня.

— Спасибо.

Тамзин с довольным видом вернулся в кресло:

— Если что, у меня тут тоже отнюдь не кофе. — Он потряс кружкой, взбалтывая в ней напиток.

— А что?

— Грог. Время идет, а привычка остается. Цинга, знаешь ли, штука неприятная. Приходилось пить веселящие напитки каждый божий день.

— Цинга? — Я сощурила на Тамзина глаза и с щелчком открыла банку. — Только не говори мне, что ты был славным моряком и ходил под чьими-то-там парусами.

— Я много где ходил, — весело отчеканил маг. — Сейчас не об этом речь.

— Извини за бестактность, но насколько ты старый?

— Настолько, что помню гонения ведьм в Западной Европе. — Лицо мага расплылось в дерзкой ухмылке. — Тебя такой ответ устроит?





— Нет. Это только подогрело мой интерес. Как тебя не сожгли?

— Я просто невероятно хорош собой. — Он произнес это с такой горячей уверенностью, дернув подбородком, что я ему поверила. Бездумно начала улыбаться Тамзину в ответ, находясь во власти его обояния, но потом резко вспомнила, что разговариваю с двинутым на голову сверхъестественным маньяком, только сегодня убившим несколько десятков человек.

Моя улыбка вмиг завяла:

— Мы вообще-то не об этом говорили.

— Ну да, ну да… — Маг согласно закивал, опустив взгляд в пол. — Твои… Коллеги. — Он покривил лицом. — Помнишь, Имриш, когда ты в первый раз пришла ко мне? Я тогда спросил тебя, чего ты хочешь. Ты не ответила, но я уже все понял.

— И что ты понял?

— Что ты хочешь свободы. Желаешь перемен. Я лишь подтолкнул тебя к ним, пускай и немного жестким способом… — Тамзин подался вперед, предварительно отхлебнув из кружки. — Да брось. Кого ты обманываешь, Имриш? Ты этих людей из «Вестника Вэйланда» терпеть не могла и постоянно представляла, как это место полыхает адским инферно. Разве я не прав? Тогда почему ты из-за них переживаешь?

Я стыдливо опустила глаза, признавая, что он попал точно в цель. И временами, пребывая в гневе, я представляла не только полыхающие пожары и людей, кричащих из окон офиса, но и кое-что похуже. Но только в гневе! Не всегда. Разве не всех людей в кризисные моменты посещают подобные мысли?

Я сильнее сжала банку, схватившись за нее, как за спасательный круг. Так что же это получается? Это я всех своих коллег приговорила, или Тамзин, манипулируя, просто пытался сейчас разделить со мной свою вину? Хотя, наверное, он вряд ли хоть что-то чувствовал по этому поводу. Скорее всего ему было плевать на чужие жизни, и люди для него — ходячее мясо.

— В общем, — хмыкнул Тамзин. — Если бы не та белобрысая мадам со своей статейкой, то, возможно, я бы решил твою проблему с «Вестником» как-то иначе. Но мне нужно было вмешаться. Так что… Все сложилось так, как сложилось.

— Погоди… — Несколько глотков пива оживили мою память, унеся на пару дней назад. — В первый раз, когда я ехала из-за звонка Салли к «Вестнику», я видела тебя на улице со скрипкой. Ты не мог быть в двух местах одновременно. Потому что пока ты играл и скакал, как черт, так называемый «Анри» в закоулке резал Тони.

— Почему не мог? — Тамзин окинул меня взглядом полным негодования, словно я только что оскорбила его мать. — Могу. Смотри.

Маг выставил руку в сторону и через пару секунд из-за перегородки, на которую он указывал, вышла его точная копия. В том же потертом цилиндре, в том же сюртуке. Только вот выглядел новый Тамзин весьма отстраненно и взгляд его был пустым, как будто вместо глазных яблок ему вставили стекляшки.

— Можешь потрогать, — маг рассмеялся, наблюдая за моей реакцией, — он настоящий. Палец насквозь не пройдет.

— Что-то не хочется. — Я невольно отползла на дальний край кровати от пришельца в цилиндре. Этот день уже преподнес мне столько сюрпризов, что я устала удивляться каждой новой странности, не имеющей под собой логических, понятных мне объяснений. — У меня один вопрос… Как? Как ты это делаешь?

— Думаешь я тебе все расскажу и раскрою свои секреты? — хитро осклабился Тамзин.

— А зачем скрывать? — вдруг заговорил его двойник, заставив меня вздрогнуть. — Все проще, чем кажется.

— Ладно, — настоящий Тамзин сделал глоток грога. — Я еще в раннем детстве обнаружил в себе способность силой воли, единством мысли и желания направлять силу в одну точку, совершая фундаментальные изменения в основе мироздания.

— Мысли материальны, — объяснил второй, деловито сцепив руки за спиной.

— Хочешь смейся, а хочешь — нет, — продолжил Тамзин, сидящий в кресле, — но в детстве многие дети владеют этой силой, но у всех она проявляется по-разному, потому что никто ею правильно пользоваться не умеет. Это неконтролируемые всплески, провоцируемые эмоциями, яркими и не очень. Некоторые дети, к примеру, видят сквозь время прошлое и будущее, другие одной лишь мыслью двигают предметы, случайно опрокидывают их на себя или открывают защелки на своих манежах. О, некоторые одаренные детишки даже умеют левитировать! Разве это не прекрасно? Потом, естественно, если чадо уже умеет говорить, оно бежит рассказывать о произошедшем с ним «чуде» своим родителям, которые ему мило улыбнутся, погладят по голове и скажут: «Как же здорово ты это придумал!»

— Что происходит дальше? — перенял слово Тамзин в цилиндре. — Их загоняют в пресловутый социум: детские сады и школы, где в детях губят скрытые таланты и делают «правильными», чтобы они были как все, похожие друг на друга. Потому что вашему «прогрессивному» технологическому времени творцы не нужны. Правильно я говорю?

— Правильно, — улыбаясь, подтвердил настоящий Тамзин. — В это нелегкое время из детей взращивают не мыслителей, а новые поколения покупателей и продавцов, одурманивая их заведомо лживыми истинами. И так по кругу, раз за разом. Маленький ребенок, поверивший в волшебство и познавший его, в итоге рано или поздно забывает, что когда-то им владел. Примерно где-то на этапе школы. Там он и вовсе начнет думать, что все ему только привиделось. Ведь родители, испугавшись, что их ребенок будет «не таким», сразу тащат его к этим псевдо-докторам «психотерапевтам», и начинают морально уродовать его, убивая в нем все самое лучшее.