Страница 43 из 49
— А Спенсер? — спросил Хэдфилд, возвращаясь к своему первоначальному вопросу. — Ты не сказал мне, почему так уверен, что он ничего не знает. Почему бы ему не проверить несколько дат? Например, день свадьбы его родителей? Ведь то, что ты ему рассказал, наверняка вызвало у него подозрения?
— Я так не думаю, — медленно произнес Гибсон, подбирая слова с изящной аккуратностью кошки, идущей по мокрой дороге. — Видишь ли, он несколько идеализирует свою мать, и хотя догадывается, что я не все ему рассказал, не думаю, что он сделал правильный вывод. Он не из тех, кто стал бы молчать, если бы знал. И кроме того, у него все равно не было бы никакой уверенности, даже если бы он сопоставил дату рождения с датой свадьбы, ведь всякое бывает в жизни. Нет, я уверен, что Джимми ничего не знает, и боюсь, что для него это будет большим потрясением.
Хэдфилд молчал, Гибсон даже не мог догадаться, о чем он думает. Это была не очень похвальная история, но, по крайней мере, он проявил добродетель откровенности.
Затем Хэдфилд пожал плечами так, как будто всю жизнь изучал человеческую природу:
— Ты ему нравишься. Черт возьми, переживет.
Гибсон с облегчением вздохнул и расслабился. Он знал, что худшее уже позади.
— Ух, как же ты долго не появлялся, — сказал Джимми. — Я думал, это никогда не закончится. Как все прошло?
Гибсон взял его за руку:
— Не волнуйся. Все в полном порядке. Теперь все будет хорошо.
Он надеялся и верил, что говорит правду. Хэдфилд был благоразумен, а не о многих отцах это можно сказать, даже в наши дни.
Гибсон все перебирал в памяти подробности только закончившегося разговора:
— Меня не особенно волнует, — говорил Хэдфилд, — кто родители Спенсера. Сейчас не Викторианская эпоха. Меня интересует только сам этот парень, и все тут. Должен сказать, что он мне понравился, я много говорил о нем с капитаном Норденом, так что сужу не только на основании нашей беседы. О да, я уже давно предвидел все это! В этом была даже определенная неизбежность, поскольку на Марсе очень мало молодых людей в возрасте Спенсера.
Он вытянул руки перед собой, по привычке, которую Гибсон заметил раньше, и пристально уставился на свои пальцы, как будто видел их впервые в жизни.
— О помолвке можно будет объявить завтра, — мягко сказал он. — А теперь — как насчет тебя? — Он пристально посмотрел на Гибсона, и тот, не дрогнув, ответил ему таким же взглядом.
— Я хочу сделать все так, как будет лучше для Джимми, — сказал Гибсон. — Знать бы только, — как.
— И все же хочешь остаться на Марсе? — спросил Хэдфилд.
— Я тоже думал об этом аспекте, — сказал Гибсон. — Но вернись я на Землю, что из этого получится? Джимми никогда не будет там больше нескольких месяцев подряд — скорее всего, я буду видеть его гораздо чаще, если останусь на Марсе!
— Да, я полагаю, что это достаточно верно, — сказал Хэдфилд, улыбаясь. — Еще неизвестно, как Ирэн понравится иметь мужа, который полжизни проводит в космосе, но ведь жены моряков уже довольно долго мирятся с подобными вещами. — Он резко замолчал. — А знаешь как, по-моему, нужно поступить?
— Я был бы очень рад услышать твое мнение, — с чувством ответил Гибсон.
— Ничего не предпринимай, пока не закончится помолвка и все не уладится. Если ты сейчас раскроешь свою личность, есть вероятность, что это причинит вред. Не будем рисковать. Но позже ты должен будешь сказать Джимми, кто ты такой — или кто он такой, как тебе больше нравится. Думаю, что подходящий момент наступит еще не скоро.
Это был первый раз, когда Хэдфилд назвал Спенсера просто по имени. Возможно, он даже не осознал этого, но для Гибсона то был явный и безошибочный признак — он уже думает о Джимми как о своем зяте. Чувство родства и симпатии внезапно пробудилось к Хэдфилду. Они были едины в самоотверженной преданности одной и той же цели — счастью двух детей, в которых они видели возрождение своей собственной юности.
Позже, оглядываясь назад, Гибсон отождествлял этот момент с началом своей дружбы с Хэдфилдом — первым человеком, которому он смог выразить свое искреннее восхищение и уважение. Никто не предполагал тогда, какую большую роль сыграет эта дружба в истории Марса.
Глава 15.
День начался точно так же, как и в любой другой день в Порт-Лоуэлле.
Джимми и Гибсон тихо завтракали вместе — очень тихо, потому что оба были глубоко поглощены своими личными проблемами.
Джимми все еще пребывал в восторженном состоянии, хотя иногда у него случались приступы депрессии при мысли о расставании с Ирен.
Гибсон размышлял, сделала ли Земля уже какие-нибудь шаги в отношении его заявления. Иногда он начинал сомневаться, в том что поступает правильно. Начинал думать, что делает большую ошибку, и даже надеялся, что бумаги его потеряны.
В конце концов отбросив все эти сомнения, он решил уточнить в администрации пришел ли ответ.
Миссис Смит, секретарша Хэдфилда, встретила его так же как всегда, когда он приходил к шефу, но было понятно, что что-то не так.
Обычно она пропускала его сразу же, иногда объясняла, что Хэдфилд очень занят и просила зайти попозже? На этот раз она просто сказала:
— Мне очень жаль, но мистера Хэдфилда нет. Он вернется только завтра.
— Вернется? Он уехал в Ски?
— О нет, — сказала миссис Смит, слегка колеблясь, и было видно что ей не по себе. — Боюсь, что не могу тебе этого сказать. Но он вернется через двадцать четыре часа.
Гибсон решил поразмыслить над этим позже и поинтересовался:
— Есть ли какой-нибудь ответ на мое заявление?
Миссис Смит стало еще более не по себе, — это читалось по ее лицу.
— Есть, — сказала она. — Но ответ был лично мистеру Хэдфилду, и я не могу его обсуждать. Он поговорит с тобой об этом, как только вернется.
Это было очень неприятно. Плохо не получить ответа, но еще хуже получить такой. Гибсон почувствовал, как его терпение улетучивается:
— Но почему бы не сказать. Ведь я все равно узнаю об этом завтра.
— Мне действительно очень жаль, Мистер Гибсон. Но мистер Хэдфилд будет очень недоволен, если я сейчас что-нибудь скажу.
— Ну, ладно, — сказал Гибсон и раздраженно удалился.
Он решил прояснить ситуацию, обратившись к мэру Уиттакеру — наверняка он был в городе.
Он был но, похоже, не особенно обрадовался, увидев Гибсона, который, не обращая на такой прием внимания, решительно уселся в кресло для посетителей, явно намереваясь вести деловой разговор.
— Послушай, Уиттакер, — начал он. — Я терпеливый человек, и, думаю, ты согласишься, что не часто обращаюсь с необоснованными просьбами. — Так как не последовало никакой реакции, то Гибсон поспешно продолжил: — Здесь происходит что-то очень странное, и мне не терпится докопаться до сути.
Уиттакер вздохнул. Он ожидал, что рано или поздно это произойдет. Жаль, что Гибсон не мог подождать до завтра: тогда этого разговора просто бы не было:
— Что же заставило тебя так внезапно сделать такой вывод?
— О, много чего — и это вовсе не внезапно. Я только что намеревался увидеться с Хэдфилдом, и миссис Смит сказала, что его нет в городе, а потом закрылась, как моллюск, когда я попытался задать несколько невинных вопросов.
— Я просто представляю, как она это делает! — весело ухмыльнулся Уиттакер.
— Если ты попытаешься сделать то же самое, я начну крушить мебель. По крайней мере, если не можешь сказать, что происходит, ради Бога, скажи мне, почему не можешь. Это ведь проект «Рассвет», не так ли?
Это заставило Уиттакера резко сесть:
— Откуда ты о нем знаешь?
— Не скажу, я тоже могу быть скрытным.
— Я вовсе не пытаюсь что-то скрывать. Не думай, что мы любим секретность ради секретности, мне все это чертовски неприятно. Но сначала ты расскажи, пожалуйста, что знаешь.
— Ладно, если от этого тебе станет легче. Проект «Рассвет» как-то связан с той лабораторией на холмах, где культивируется — как вы ее называете? — Оксифера. Поскольку нет никакого смысла держать это в секрете, я могу только предположить, что это часть гораздо большего плана. Я подозреваю, что Фобос замешан в этом деле, хотя и не могу себе представить, каким образом. Вам удалось сохранить все в таком секрете. Немногие люди на Марсе, которые хоть что-то знают о нем, просто не хотят говорить. Но вы не столько пытались скрыть это от Марса, сколько от Земли. Ну, теперь твоя очередь.