Страница 44 из 49
Уиттакер, казалось, ничуть не смутился:
— Я должен похвалить тебя за твою… э-э… проницательность. Возможно, тебе также будет интересно узнать, что пару недель назад я предложил Шефу полностью довериться тебе. Но он никак не мог решиться, а с тех пор все пошло гораздо быстрее, чем ожидалось.
Он рассеянно черкнул что-то в своем блокноте, а затем принял решение:
— Не буду опережать события, — я не могу сказать тебе, что происходит сейчас. Но вот небольшая история, которая может тебя позабавить. Любое сходство с… э-э… реальными людьми и местом действия совершенно случайно.
— Понимаю, — усмехнулся Гибсон. — Продолжай.
— Давайте предположим, что в первом порыве межпланетного энтузиазма мир «А» основал колонию на планете «Б». Через несколько лет обнаруживается, что это стоит гораздо дороже чем ожидалось, и не дает никакой ощутимой отдачи за потраченные деньги. В материнском мире возникают две фракции. Одна из них, консерваторы, хочет закрыть проект. Другая группа, прогрессисты, хочет продолжить эксперимент, потому что они знают, что в долгосрочной перспективе Человек должен исследовать и осваивать Вселенную, иначе он просто остановится в своем развитии. Но такого рода аргументы бесполезны для налогоплательщиков, и консерваторы начинают брать верх.
Все это, конечно, довольно тревожно для колонистов, которые становятся все более и более независимыми и не любят, чтобы их считали бедными родственниками, живущими за счет благотворительности. И все же они не видят никакого выхода. Но однажды было сделано революционное научное открытие.
(Мне следовало бы с самого начала объяснить, что планета «Б» притягивает к себе лучшие мозги «А», что является еще одной причиной раздражения «А»).
Это открытие сулит почти неограниченные перспективы для будущего «Б», но его применение сопряжено с определенными рисками, а также с отвлечением значительной части ограниченных ресурсов «Б». Тем не менее, план предлагается — и быстро отвергается «А». За кулисами идет затяжное перетягивание каната, но родная планета непреклонна.
Тогда перед колонистами встают две возможности. Они могут вынести этот вопрос на всеобщее обозрение и обратиться к общественности в мире «А». Но этот путь почти безнадежен, ставит их в невыгодное положение, так как консерваторы легко могут перекричать всех. Другой вариант — продолжать выполнение плана, не ставя в известность Землю — я имею в виду планету «А», — и именно это они в конечном счете решили сделать.
Конечно, было задействовано много других факторов — политических и личных, а также научных. Случилось так, что предводитель колонистов был человеком необычайной решительности, который не боялся ничего и никого ни на одной из планет. За ним стояла команда первоклассных ученых, и они поддерживали его. Итак, план был осуществлен, но никто еще не знает, будет ли он успешным. Мне очень жаль, что я не могу рассказать тебе конец этой истории: ты же знаешь, сериалы всегда обрываются на самом захватывающем месте.
— По-моему, ты мне уже все рассказал, — сказал Гибсон. — То есть все, кроме одной незначительной детали. Я до сих пор не знаю, что такое проект «Рассвет».— Он поднялся, чтобы уйти. — Завтра я вернусь, чтобы послушать последнюю часть твоего захватывающего сериала.
— В этом нет никакой необходимости, — ответил Уиттакер. Он невольно взглянул на часы. — Ты узнаешь об этом задолго до этого.
Джимми перехватил Гибсона, когда тот выходил из административного здания.
— Я должен был быть на работе, — сказал он, задыхаясь, — но мне нужно было поймать тебя. Происходит что-то очень важное.
— Я знаю, — довольно нетерпеливо ответил Гибсон. — Проект «Рассвет» близится к завершению, и Хэдфилд покинул город.
— О, — ответил Джимми, немного ошарашенный. — Я не думал, что ты знаешь. Но ты все равно не все знаешь. Ирэн очень расстроена. Она сказала мне, что ее отец попрощался с ней прошлой ночью, как будто… ну, как будто он больше никогда ее не увидит.
Гибсон присвистнул. Это выставило все в ином свете. Проект «Рассвет» был не только глобальным, но и опасным. Такую возможность он даже не рассматривал.
— Что бы ни случилось, — сказал он, — завтра мы все узнаем — Уиттакер только что сказал мне об этом, но я думаю, что могу догадаться, где сейчас Хэдфилд.
— Где же?
— На Фобосе. По какой-то причине это ключ к проекту «Рассвет», и именно там сейчас Шеф.
Гибсон мог заключить пари на точность этой догадки, сделав большую ставку. Хорошо еще, что некому было принять пари, потому что он был совершенно неправ. Хэдфилд был теперь почти так же далеко от Фобоса, как и от Марса. В данный момент он находился в небольшом космическом корабле, битком набитым учеными и их наспех собранным оборудованием. Играл с одним из величайших физиков Солнечной системы в шахматы, и оба играли очень плохо, любому стороннему наблюдателю было бы совершенно очевидно, что они просто пытаются убить время. Как и все на Марсе, они ждали, но они были единственными, кто точно знал, чего они ждут.
Долгий день — один из самых длинных в жизни Гибсона — медленно угасал. Это был день диких слухов и домыслов: у каждого в Порт-Лоуэлле имелась своя теория, которую им не терпелось высказать. Но так как те, кто знал правду, ничего не говорили, а те, кто ничего не знал, говорили слишком много, то с наступлением ночи город пришел в крайнее смятение. Гибсон собирался было поработать допоздна, но около полуночи передумал и лег спать. Он крепко спал, когда незримо, беззвучно, скрытый от него толщей планеты, проект «Рассвет» достиг своего апогея. Только наблюдатели в космическом корабле видели, как это произошло. Они внезапно превратились из серьезных ученых в кричащих, смеющихся школьников.
В предрассветные часы Гибсона разбудил грохот в дверь. Джимми кричал ему, звал наружу. Он торопливо оделся. Со всех сторон начали появляться люди, сонно протирая глаза и недоумевая, что же произошло. Послышался нарастающий гул голосов и отдаленные крики; Порт-Лоуэлл напоминал внезапно потревоженный улей. Прошла целая минута, прежде чем Гибсон понял, что разбудило город. Рассвет только начинался: восточное небо было залито первыми лучами восходящего солнца. Восточное? Боже мой, — это на западе начинался рассвет
Никто не мог быть менее суеверным, чем Гибсон, но на какое-то мгновение верхние уровни его сознания захлестнула волна иррационального ужаса. Это продолжалось лишь мгновение, а затем разум снова взял свое. Все ярче и ярче разливался свет над горизонтом, и вот уже первые лучи коснулись холмов над городом. Они двигались стремительно — быстро, слишком быстро для Солнца — и вдруг из пустыни выпрыгнул сверкающий золотой метеор, почти вертикально поднимаясь к зениту.
Сама его скорость выдавала его личность. Это был Фобос — или то, что было Фобосом несколько часов назад. Теперь это был желтый огненный диск, и Гибсон чувствовал, как жар от него обжигает его лицо. Город вокруг него теперь был совершенно безмолвен, наблюдая за этим чудом и медленно пробуждаясь к смутному осознанию того, что оно может значить для Марса.
Итак, это был проект «Рассвет» — он был хорошо назван.
Пазл сложился, но смысл картины все еще оставался неясным. Превратить Фобос во второе Солнце было невероятным подвигом — предположительно ядерная инженерия, но Гибсон не понимал, как это могло бы решить проблемы колонии. Он все еще раздумывал об этом, когда в Порт-Лоуэлле ожила система громкой связи, и голос Уиттакера разнесся по улицам:
— Всем привет. Думаю, вы все уже проснулись и видели, что произошло. Главный исполнительный директор возвращается из космоса и хотел бы поговорить с вами. А вот и он.
Послышался щелчок, а затем кто-то сказал вполголоса:
— Порт-Лоуэлл на связи, сэр. Через мгновение из динамиков раздался голос Хэдфилда, звучащий устало, но торжествующе, как у человека, который сражался в великой битве и одержал победу:
— Привет, Марс, говорит Хэдфилд. Я все еще в космосе по пути домой — приземлюсь примерно через час.
Надеюсь, тебе понравится твое новое солнце.
По нашим расчетам, на то, чтобы полностью сгореть, у него уйдет почти тысяча лет. Мы запустили Фобос, когда он был далеко за вашим горизонтом, просто на случай, если начальный пик радиации окажется слишком высоким. Сейчас реакция стабилизировалась именно на том уровне, который мы ожидали, хотя в течение следующей недели она может увеличиться на несколько процентов. Это в основном реакция мезонного резонанса, очень эффективная, но не очень сильная, и нет никаких шансов на то что Фобос погибнет в атомном взрыве.
Ваше новое светило будет давать вам примерно десятую часть солнечного тепла, что приведет к повышению температуры большей части Марса почти до той же величины, что и на Земле.
Марс нуждается в кислороде больше, чем в тепле, и весь кислород, необходимый для создания атмосферы почти такой же хорошей, как земная, лежит у вас под ногами, растворенный в песке.
Два года назад мы обнаружили растение, способное расщеплять песок и выделять кислород. Это тропическое растение — оно может существовать только на экваторе, но и даже там не процветает. Теперь будет достаточно солнечного света и тепла. Растение распространится по Марсу, мы ему поможем в этом, и через пятьдесят лет здесь будет атмосфера, которой люди смогут дышать. Вот цель, к которой мы стремимся: достигнув ее, мы сможем отправиться на Марсе, куда нам заблагорассудится. Забудем о наших куполах и дыхательных масках. Это мечта, исполнение которой многие из вас увидят воочию, и это будет означать, что мы дали человечеству новый мир.
Кое-что хорошее мы получим сразу — станет намного теплее, по крайней мере, когда Фобос и Солнце будут светить вместе, и зимы будут намного мягче. Несмотря на то, что Фобос не виден выше семидесяти градусов широты, новые конвективные ветры согреют полярные области и не позволят нашей драгоценной влаге быть полгода в ледяных шапках.
Будут и некоторые неудобства — время года и время суток будут запутанней! Но это мелочи.
И каждый день, когда вы будете видеть маяк, который мы сейчас зажгли, поднимающимся по небу, вы будете вспоминать об этом дне — дне рождения нового мира. Мы творим историю, ибо это первый раз, когда человек попробовал свои силы в изменении лица планеты. Если мы добьемся успеха здесь, другие сделают то же самое в других местах. В грядущие века целые цивилизации на планетах, о которых мы никогда не слышали, будут обязаны своим существованием тому, что мы сделали сегодня вечером.
Это все, что я хотел сказать. Возможно, кто-то пожалеет о той жертве, которую нам пришлось принести, чтобы вернуть жизнь в этот мир. Но помните вот что — хотя Марс потерял луну, он обрел Новое Солнце, и кто может сомневаться, что является более ценным? А теперь — спокойной ночи всем вам.