Страница 41 из 49
— Ну, как? — Спросил Гибсон старшего команды, высвободившись из объятий Скрипа. — Вы уже решили, насколько он умен?
Ученый почесал в затылке.
— Это странный маленький зверек. Иногда кажется, что он просто смеется над нами. Самое странное, что он совершенно не похож на остальных членов своего племени. Ты же знаешь наши люди постоянно изучают их в полевых условиях.
— А чем он отличается от других?
— Остальные вообще не проявляют никаких эмоций, насколько мы можем судить. У них полностью отсутствует любопытство. Ты можешь встать рядом с ними, и если подождешь достаточно долго, они все съедят вокруг тебя. До тех пор, пока не будешь активно вмешиваться в их дела, они не обратят на тебя никакого внимания.
— А что будет, если ты будешь им мешать?
— Они попытаются убрать тебя с дороги, как какое-нибудь препятствие. Если они не смогут этого сделать, то просто уйдут куда-нибудь еще. Что бы ты ни делал, ты не сможешь заставить их выйти из себя.
— Они добродушны или просто глупы?
— Я бы сказал, что это ни то, ни другое. У них так давно не было естественных врагов, что они даже представить себе не могут, что кто-то попытается причинить им вред. Жизнь для них так тяжела, что они не могут позволить себе такую роскошь, как любопытство и прочие эмоции.
— Тогда как же ты объяснишь поведение этого малыша? — спросил Гибсон, указывая на Скрипа, обшаривающего его карманы. — Он не голоден — я только что предлагал ему поесть, так что, — это чистое любопытство.
— Вероятно, это та фаза, через которую они проходят в молодости. Подумай, чем котенок отличается от взрослой кошки — или человеческий ребенок от взрослого, если уж на то пошло.
— Значит, когда Скрип вырастет, он будет таким же, как все остальные?
— Возможно, но… неизвестно, какие у него способности к усвоению новых привычек. Например, он очень хорошо умеет находить выход из лабиринтов.
— Бедный Скрип! — сказал Гибсон. — Иногда я чувствую себя очень виноватым, в том что забрал тебя из дома. И все же это была твоя собственная идея. Давай прогуляемся.
Скрип тут же прыгнул к двери.
— Ты видел? — воскликнул Гибсон. — Он понимает, о чем я говорю!
— Ну, и собака тоже, когда слышит команду. Возможно, это привычка — ты же каждый день выводишь его на прогулку и он привык. Можешь привести его обратно через полчаса? Мы устанавливаем энцефалограф, чтобы получить записи ЭЭГ его мозга.
Эти послеполуденные прогулки должны были облегчить судьбу Скрипа и в то же время успокоить совесть Гибсона. Иногда он чувствовал себя похитителем младенцев, который бросил свою жертву сразу же после того, как украл ее. Но все это было во имя науки, и биологи поклялись, что они ни в коем случае не причинят вреда Скрипу.
Жители Порт-Лоуэлла уже привыкли к тому, что эта странная пара ежедневно прогуливается по улицам, и уже не собирались толпами, чтобы посмотреть. В неучебное время Скрип обычно собирал свиту юных поклонников, которые хотели поиграть с ним, но сейчас малолетнее население все еще находилось в школе.
Когда Гибсон и его спутник свернули на Бродвей, там никого не было, но вскоре вдали показалась знакомая фигура. Хэдфилд проводил свой ежедневный инспекционный обход, сегодня его сопровождали домашние любимцы. Это был первый раз, когда Топаз и Бирюза встретились со Скрипом, и их аристократическое спокойствие было серьезно нарушено, хотя они изо всех сил старались скрыть этот факт. Они натянули поводки и попытались укрыться за Хэдфилдом, а Скрип не обратил на них ни малейшего внимания.
— Настоящий зверинец! — рассмеялся Хэдфилд. — Я не думаю, что Топазу и Бирюзе нравится наличие конкурента — они так долго жили здесь одни, и считают себя хозяевами.
— Есть какие-нибудь новости с Земли? — поинтересовался Гибсон.
— А, насчет твоего заявления? — Боже мой, я же отправил его всего два дня назад! Ты же знаешь, как все движется там внизу. Пройдет не меньше недели, прежде чем мы получим ответ.
Земля, у Хэдфилда и остальных, всегда была «внизу», а планеты — «вверху», как подметил Гибсон. Эти термины давали любопытную мысленную картину огромного склона, ведущего вниз к Солнцу, с планетами, лежащими на разных уровнях.
— Я вообще не понимаю, причем здесь Земля, — продолжал Гибсон. — В конце концов, я же не прошу места на космическом корабле и если я останусь здесь они же на этом даже сэкономят!
— Ты, конечно, не думаешь, что такие здравые аргументы имеют большой вес у политиканов на Земле! — возразил Хэдфилд. — О боже, нет! Все должно идти по ими установленным правилам.
Хэдфилд ранее не говорил о руководстве в таком тоне, и Гибсон почувствовал удовлетворение, это был еще один признак того, что ему доверяют и считают своим. Может стоит сейчас завести речь о проекте «Рассвет» и Ирэн? Что касается Ирэн, то он дал свое обещание и рано или поздно должен будет его сдержать. Но ведь сначала ему следовало бы поговорить с самой Ирэн — да, это вполне подходящий предлог, чтобы отложить разговор.
Он так долго откладывал это дело, что Ирэн сама решилась на этот шаг, несомненно подстрекаемая Джимми, от которого Гибсон и узнал о случившемся. По лицу Джимми было легко догадаться, каков был результат.
Предложение Ирэн, должно быть, сильно потрясло Хэдфилда, который, без сомнения, верил, что он дал своей дочери все, в чем она нуждалась, и таким образом разделял заблуждение, распространенное среди родителей. Но он воспринял это спокойно, и никаких сцен не было. Хэдфилд был слишком умным человеком, чтобы стать в позицию глубоко уязвленного отца. Он просто привел ясные и убедительные доводы, почему Ирэн не может отправиться на Землю до тех пор, пока ей не исполнится двадцать один год. У него тогда будет длительный отпуск, во время которого они вместе смогут увидеть мир. А до этого оставалось всего три года.
— Целых три года! — сокрушался Джимми. — С таким же успехом это может быть и три жизни!
Гибсон глубоко сочувствовал ему, но старался смотреть на вещи с другой стороны.
— На самом деле это не так уж и долго. К тому времени ты полностью овладеешь своей профессией и будешь зарабатывать гораздо больше денег, чем большинство молодых людей твоего возраста. И удивительно, как быстро проходит время.
Утешение нисколько не смягчило мрачности Джимми. Хотя у Гибсона так и вертелось на языке замечание, что хорошо еще, что Хэдфилд, говоря трех годах, имел ввиду земные, ведь на Марсе год длится 687 земных дней. Однако он вместо этого спросил:
— А что думает о вас Хэдфилд? О тебе он с Ирен говорил?
— Я не думаю, что он вообще знает о наших отношениях.
— Могу спорить на миллион, что так оно и есть! Знаешь, я действительно думаю, что было бы неплохо пойти и поговорить с ним.
— Я уже собирался даже два раза, — сказал Джимми. — Но мне страшно.
— Тебе придется как-нибудь перебороть себя, ведь он будет твоим тестем! — возразил Гибсон. — Кроме того, что конкретно он сможет сделать?
— Может запретить Ирен видеться со мной.
— Хэдфилд не такой человек, если бы он был таким, то давно бы это сделал.
Джимми обдумал эти слова и не смог опровергнуть их. Гибсон понимал его чувства, потому что помнил, как нервничал сам при первой встрече с Хэдфилдом. В этом отношении у него было гораздо меньше оправданий, чем у Джимми, ибо опыт давно научил его, что немногие великие люди остаются великими — при ближайшем рассмотрении.
Но для Джимми Хэдфилд по-прежнему оставался надменным и неприступным хозяином Марса.
— А если я все-таки пойду к нему, — сказал наконец Джимми, — что, по-твоему, я должен сказать?
— Скажи правду? Известно, что в таких случаях она творит чудеса.
Джимми бросил на него слегка обиженный взгляд, он никогда не понимал, говорит ли Гибсон или шутит. Такая манера Гибсона и была главным препятствием для их полного взаимопонимания.
— Послушай, — сказал Гибсон. — Пойдем со мной сегодня вечером в дом к Шефу и обсудим это с ним. В конце концов, посмотри на это с его точки зрения. Ведь он может считать, что у вас лишь обычный флирт, и ни ты ни она не принимаете все это всерьез. Но если ты пойдешь и скажешь ему, что хочешь обручиться — тогда это совсем другое дело.