Страница 11 из 49
— Что знаешь об этих ракетах-перехватчиках? Как долго он должен принимать наш сигнал, чтобы повернуть к нам?
— Это зависит, от его относительной скорости и ряда других факторов. В данном случае, поскольку он идет с малым ускорением, я бы сказал, добрых десять минут.
— И после поворота все будет в порядке, даже если наш маяк выйдет из строя?
— Да. Как только ракета направится к нам, сигнал будет не нужен. Но придется опять посигналить, когда он подойдет.
— Сколько времени ему понадобится, чтобы добраться сюда?
— Пару дней, а может, и меньше. А что ты сейчас пробуешь?
— Усилители мощности этого передатчика работают на семьсот пятьдесят вольт. Я беру тысячу вольт от другого источника питания, вот и все. Это будет короткая и веселая жизнь, пока выдержит входной блок, но мы удвоим или утроим сигнал.
Он включил рацию и вызвал Маккея, который, не зная, что передатчик был выключен уже некоторое время, все еще держал антенну направленной на Арктур, словно бронированный Вильгельм Телль, целящийся из арбалета.
— Привет, Мак, как ты там?
— Я практически окоченел, — с достоинством ответил Маккей — Долго еще…
— Сейчас, сейчас. Минуточку.
Брэдли щелкнул выключателем. Гибсон, ожидавший, что вот-вот полетят искры, был разочарован. Все выглядело спокойно, но Брэдли, глянув на показания приборов, свирепо прикусил губу.
Радиоволнам понадобилось бы всего полсекунды, чтобы перекинуть мостик к этой крошечной, далекой ракете с ее автоматическими механизмами, которые навсегда останутся безжизненными если только этот сигнал не достигнет их. Прошло полсекунды, потом еще одна. Но из динамика все еще доносился сводящий с ума свист гетеродина. А потом вдруг все прекратилось. Целую вечность стояла абсолютная тишина. В ста пятидесяти тысячах километров отсюда робот исследовал новое явление. Ему потребовалось около пяти секунд, чтобы принять решение — и несущая волна снова прорвалась, но теперь модулированная в бесконечную цепочку «бип-бип-бип».
Брэдли притушил энтузиазм в рубке:
— Рано радоваться. — Сигнал должен поступать в течение десяти минут, прежде чем сможет завершиться изменение курса.— Он с тревогой смотрел на приборы и гадал, на сколько хватит этой схемы.
Входной блок продержался семь минут, но у Брэдли уже был готов запасной, и через двадцать секунд он снова был в эфире. Запаска еще работала, когда волна «Марк III» снова изменила свою модуляцию, и, со вздохом облегчения щелкнув клавишей, Брэдли перестал истязать передатчик.
— Можешь возвращаться, Мак, — сказал он в микрофон. — Мы сделали это.
— Слава богу, что это так. У меня чуть не случился солнечный удар и окостенение суставов, пока я разыгрывал здесь Купидона.
— Когда вы закончите праздновать, — пожаловался Гибсон, который был заинтересованным, но озадаченным зрителем, — кто-нибудь в нескольких коротких, понятных фразах раскроет суть этого фокуса?
— Перегрузив передатчик…
—Это все ясно, но почему ты его выключил?
— Механизм управления ракетой сделал свое дело, — начал Брэдли с видом профессора философии, беседующего с умственно отсталым ребенком. — По характеру сигнала стало понятно, что «Марк III» обнаружил нашу волну и что происходит перенастройка его полетной программы. Это заняло несколько минут, а когда он закончил, то послал нам второй сигнал. Через пару дней он подойдет поближе, тогда я снова включу маяк и будем готовиться к стыковке.
В дальнем конце комнаты послышалось тихое покашливание.
— Мне неприятно напоминать вам об этом, сэр… — начал Джимми.
Норден рассмеялся.
— О'кей — я выдам приз. Вот ключи — шкафчик 26. Что ты собираешься делать с этой бутылкой виски?
— Я подумывал вернуть его доктору Маккею.
— Верно, — сказал Скотт, серьезно глядя на Джимми, — этот момент требует всеобщего торжества, а заодно и тоста…
Но Джимми не остановился, чтобы дослушать. Он торопился забрать свою добычу.
Глава 5.
— Час назад у нас был только один пассажир, — сказал доктор Скотт, осторожно пропуская длинный металлический ящик через шлюз. — Теперь у нас их несколько миллиардов.
— Как ты думаешь, как они выдержали это путешествие? — спросил Гибсон.
— Термостаты, похоже, работали хорошо, так что с ними все должно быть в порядке. Я перенесу их в те культуры, которые у меня есть, и тогда они будут вполне счастливы до самого Марса, обжираясь всем что угодно их маленьким душам.
Короткая, белого цвета ракета находилась рядом с воздушным шлюзом, швартовные троса отходили от нее, как щупальца какого-то глубоководного существа. Когда ракета была остановлена на расстоянии нескольких километров с помощью радиооборудования, ее окончательный захват был произведен гораздо менее изощренными методами. Хилтон и Брэдли выбрались наружу с тросами и застропили ее. Затем электрические лебедки «Ареса» подтянули ее вплотную.
— А что теперь будет с перехватчиком? — Обратился Гибсон к капитану Нордену, тоже наблюдающему за происходящим.
— Мы заберем двигатель и блок управления, а остальное оставим в космосе. Тащить все это на Марс невыгодно. Так что пока снова не начнем ускоряться, у нас будет своя маленькая луна.
— Как собака из рассказа Жюля Верна.
— Что, «Из пушки на Луну»? Попробовал, но не смог осилить. Нет ничего мертвее вчерашней научной фантастики, а Верн принадлежит позавчерашнему дню.
Гибсон посчитал необходимым защищать свою профессию.
— Значит, ты не считаешь, что научная фантастика может иметь самостоятельную литературную ценность?
— Она может представлять интерес для современников, но для следующего поколения она всегда должна казаться причудливой и архаичной. Если говорить, например, о книгах про космические путешествия…
— Продолжай, продолжай, не бойся меня обидеть. Если боялся, конечно.
Нордену явно нравилась эта тема, что нисколько не удивило Гибсона. Он воспринял бы как должное даже если кто-то из экипажа вдруг оказался экспертом по вопросу лесовосстановления, санскриту или биметаллизму. Что уж говорить о научной фантастике широко, иногда до смешного, популярной среди астронавтов.
— Очень хорошо, — сказал Норден. — Давайте посмотрим, как все происходило. Вплоть до 1960-х, а может быть, и до 1970-х годов писались рассказы о полетах на Луну. Теперь они все совершенно нечитабельны. Когда Луна была освоена, можно было спокойно писать о Марсе и Венере. Теперь эти истории тоже мертвы, никто не читает их, кроме как для того, чтобы посмеяться. Я полагаю, что только дальние планеты будут хорошим вложением для следующего поколения.
— Но тема космических путешествий по-прежнему так же популярна, как и прежде.
— Да, но это уже не научная фантастика. Это либо чистые факты — то, что ты сейчас посылаешь на Землю, — либо чистая фантазия. Эти истории о Дальнем Космосе, — по-моему, в большинстве из них кроме сказок ничего нет.
Норден говорил очень серьезно, но в его глазах мелькал озорной огонек.
— Ты ошибаешься, — сказал Гибсон. — Во-первых, люди, много людей, все еще читают рассказы Уэллса, хотя им больше сто лет. И во-вторых, если перейти от возвышенного к смешному, они все еще читают мои ранние книги, такие как «Марсианская пыль», хотя факты догнали и оставили далеко позади все там происходящее.
— Просто Уэллс писал «настоящую» литературу, — ответил Норден, — но кроме того, какие из его произведений пользуются наибольшей популярностью? Романы вроде «Киппс» и «Мистер Полли». А его фантастику вообще читают вопреки безнадежно устаревшим пророчествам, а не из-за них. Только «Машина времени» все еще популярна, просто потому, что устремлена так далеко в будущее, и это лучшее из написанного Уэллсом.
Последовала пауза. Гибсон подумал: Норден собирается разобрать на части мою фразу «И во-вторых они все еще читают мои ранние книги…».
Наконец Норден продолжил:
— А когда ты написал «Марсианскую пыль»?