Ружичка

- Котлету, пожалуйста, - сказал я и протянул буфетчице 30 копеек.

Буфетчица, нетрезвая баба лет тридцати откинула створку стеклянной витрины, рукой достала верхнюю котлету и положила её на кусок хлеба. Потом взяла ещё кусок хлеба, накрыла им котлету сверху и вручила получившийся гамбургер мне. Лак на её ногтях, некогда пронзительного оранжевого цвета, облупился и оставался на белых ногтевых пластинах в виде крохотных островков. Мечта дальнобойщика.

- Ничего себе, тётка, - подумал я и оглядел её большую, обтянутую белым халатом грудь, пытаясь определить номер лифчика, - размер четвёртый, не иначе. На нормальные чуши я почему-то не засматривался, а маленькие вообще не замечал. В этом вопросе Ружана Анатольевна оставалась вне конкуренции.

Вообще-то, она Ружана Истеновна, но представляется как Анатольевна. Почему – не знаю, запутанная семейная история. Или первая любовь.

Истеновна, кстати, мне тоже не нравится.

При ближайшем рассмотрении купленная котлета оказалась непригодной к употреблению, от неё попахивало. Сергей Рудольфович к ней не притронулся. Впрочем, котлета могла просто заветреться. Сколько она тут лежала, мы, естественно, не знали, а буфетчица не помнила.

С мрачным видом я принялся жевать кусок чёрного хлеба, густо посыпав его солью. Горчицей воспользоваться не решился, так как в ней плавали какие-то тёмные крошки. Сергей Рудольфович допил свою бутылку и кликнул официанта.

Официант подошёл, собрал со скатерти рыбью чешую и унёс пустую посуду. Из пяти бутылок у нас оставалась ещё одна. Сергей Рудольфович заметно порозовел.

Через два стола от меня, ближе к центру, в гордом одиночестве лицом к залу сидел обрюзгший тип и безучастно смотрел на стоявшую перед ним пивную бутылку. Полная она или пустая, с моего места было не разглядеть. Однако, если официант бутылку не уносил, значит, пиво в ней всё-таки оставалось.

Мужик давно не мылся, его длинные, до плеч, волосы сально блестели в тусклом свете пыльной стеклянной люстры.

- Это Тэккер, - подумал я и отвернулся. За те годы, что мы не виделись, он наел себе порядочную морду. С Тэккером я учился в одной школе.

Снова подошёл официант.

- Ещё два пива, - сказал Сергей Рудольфович и принялся соскабливать тёмное пятно, налипшее возле него на скатерти. Котлету он выбросил.

Официант кивнул и исчез. Я ещё раз повернул голову и посмотрел на Тэккера. Тот сидел, так и не притронувшись к своей бутылке.

- Чёрт с ним, - подумал я. – пусть сидит. Тэккер был известен мне как большая скотина. Официант принёс заказ.

- Давайте рассчитаемся, - сказал он.

- Давай, - сказал я.

- Погоди, - сказал Сергей Рудольфович, - я быстро к Валентине смотаюсь, она денег даст, а ты ещё пива закажи. Потом пойдём с Петровной мириться.

Он встал и устремился к выходу. Официанту это не понравилось. Я сделал успокаивающий жест рукой: - Всё нормально. У меня деньги есть.

На этот раз пиво показалось мне вкусным.

- Надо, всё же, позвонить Ружичке, зря, что ли, ей московский телефон поставили - подумал я, взял со стола второй, оставшийся от гамбургера кусок чёрного хлеба, отломил от него краешек и обмакнул в соль.

Похоже, организму не хватало хлористого натрия.

- Здравствуй, - сказал Тэккер.

- Здравствуй, - сказал я.

- Можно сесть? – спросил он, ставя свою бутылку на мой стол. Я кивнул. Тэккер осторожно уселся на стул: - Как живёшь?

- Нормально. А ты?

- Спасибо, - ответил он и попытался улыбнуться.

- Работаешь?

В ответ Тэккер неопределённо пожал плечами.

Я знал, что в ГИТИС он не поступил и что у него освобождение от армии, поэтому не стал особо углубляться в эту тему.

- Кого-нибудь из наших видел? – спросил он после минутного молчания.

- Нет.

Тэккер покачал головой: - А я тут Завилович встретил. Помнишь её?

- Помню, - сказал я и налил себе ещё пива. На самом деле, я помнил Завилову, которая в 7 классе умерла от саркомы. Завилович я не помнил. Мы помолчали.

- Выпьем? – как-то неуверенно предложил Тэккер и посмотрел на меня.

- Давай.

- Тут только портвейн подают.

- Один ****.

- Официант! – крикнул Тэккер спине официанта.

Тот, нехотя, подошёл.

- Бутылку портвейна, - сказал я и допил остатки пива.

- Горячее будете? – спросил официант, - есть цыплята и лангет.

Я посмотрел на Тэккера. Он сидел, глядел на скатерть и молчал.

- Два лангета, - сказал я, - и три стакана, сейчас товарищ подойдёт.

Портвейн назывался «Иверия». Мы молча выпили. С непривычки он пошёл хорошо. Не то, что «Ереванский» без этикетки.

- Интересно, - подумал я, - что дальше будет?

- Давай, выпьем за встречу, - сказал Тэккер и налил мне вина в тот стакан, в котором ещё виднелись остатки пива. Вечно он всё делал невпопад.

- Твоё здоровье, - сказал я и поднял стакан с вином. Мы чокнулись. На этот раз «Иверия» мне не понравилась. После неё на языке остался слабый металлический привкус. В последующем это ощущение должно будет только усилиться.

Тэккер пил портвейн с какой-то жадной осторожностью. Он поковырял вилкой лангет, но есть не стал.

- Возьмём ещё? – предложил он, когда мы допили бутылку.

- Давай, - согласился я, - скоро приятель подтянется, а мы ему не оставили.

На этот раз официант принёс бутылку «Кавказа», видимо, решил, то нам уже всё равно. Как только Тэккер пригубил, так у него началась икота. Он всё же допил, но закашлялся.

- Не лезет, ****.

- Поешь мяса, - я придвинул к нему железную тарелку с лангетом.

Тэккер поморщился: - Ну его на ***.

- Поешь, лучше будет, - сказал я.

Вместо ответа Тэккер налил себе немного вина и быстро выпил. Я посмотрел на его обрюзгшее, покрытое чёрными точками лицо, и тоже выпил.

Минут через десять я почувствовал, что уже достаточно опьянел. Сергей Рудольфович опять меня бросил, сколько здесь сидеть – неизвестно, с бабушкой не замирился, Ружичке не позвонил, торчу тутс Тэккером, как лом в *****.

Я налил пол стакана портвейна, но пить не стал, а откинулся на спинку стула и с каким-то непонятным для себя удовлетворением огляделся. Народу в зале заметно прибавилось. Появилась пара женских лиц.

Такой гнили нигде не найдешь - наслаждение!.. Посмотри - вон в углу сидит одна - худа, страшна, шевелиться даже не может: истерия в последнем градусе, - пользуется необыкновенным успехом…

Тэккер достал из кармана мятую пачку «Явы», вытянул из неё последнюю сигарету и закурил. Сгоревшую спичку бросил в чистый стакан, который официант принёс для Сергея Рудольфовича. Туда же стал стряхивать пепел. Пустую пачку зачем-то сунул в карман. Искать на столах пепельницу он, видимо, не захотел.

Когда его лицо окуталось лёгкими клубами сизого дыма, я посмотрел на него, и мне показалось, что Тэккер, всё-таки, не так уж плох. В его глазах тоже что-то мелькнуло.

- Let's give э струя, - сказал я.

Услышав школьную шутку, Тэккер улыбнулся. Мы встали и меня несколько занесло. Тэккера тоже качнуло, он был вынужден схватиться рукой за спинку стула.