Ружичка

Удачное приобретение, ничего не скажешь. Поездку в Адлер смело можно считать окупившейся.

В полной мере насладившись зрелищем томатного изобилия, я выбрал три наиболее пострадавших при переноске помидора и поспешил с ними в умывальник. Поскольку опасался дизентерии, то мыл овощи долго и тщательно.

Хлебный нож оказался неожиданно острым. С одного движения он без труда, словно какой-нибудь «Ma

Также легко нож вскрыл консервную банку с кильками.

Вопреки ожиданиям, томаты оказались невкусными. Негодный вкусовой эффект я отнёс, поначалу, на счёт механических повреждений тех экземпляров, целостность которых была повреждена при транспортировке. К сожалению, этот вывод оказался ошибочным. Все остальные экземпляры грешили тем же. Уже через силу съел ещё четыре штуки вышеуказанных золотых яблок, имевших омерзительный водянисто-пресный вкус, и больше не смог.

И крошки английской соли, *****, падали с рук моих. Да, хлопья целебной соли, *****, сыпались с рук моих…

Я смотрел на итоги своей коммерческой деятельности, всего за два рубля завалившей мне томатами весь угол маленькой комнаты, и в душе моей просыпались недобрые чувства. Пакет порвал,******, газету не прочитал. Хорошо ещё, что ящик не припёр.

- Может, Константин съест? – пришла мне в голову мысль-утешительница, когда на глаза попались два ворованных стакана, стоявших на подоконнике возле пакета с солью и ждавших там своего часа. Поэтому я не стал выбрасывать 25 штук оставшихся помидоров, а вымыл нож, убрал его в надёжное место и подался в город, чтобы выпить немного холодного пива, уняв, тем самым, свою мятежную душу коммерсанта-любителя, растревоженную армянской диаспорой города Адлера.

В ближайшей палатке в разлив продавали «Prazdroj». На вид пиво было мутным и старым, но я не стал на этом зацикливаться. Укупил две кружки и осушил их залпом. Пиво, действительно, оказалось кислым, зато крепким. Пульсирующая боль в районе лицевой кости только усилилась.

Я ладонью отёр усы от налипшей на них пены и отправился шляться по городу. Солнце припекало. Не погуляв и получаса, почувствовал, что устал. Надо было поворачивать оглобли.

Дома, не раздеваясь, завалился на кровать, с тоской оглядел красный угол и постарался уснуть. Стены и крыша домика уже успели нагреться, поэтому в комнате стола невыносимая духота. Всё помещение было насквозь пропитано крепким помидорным духом, сродни тому, что пошёл по бомбоубежищу, когда Тэккер снял свои ботинки, чтобы немного протрезветь.

Я сунул руку под кровать и в ворохе грязного белья нащупал пузатую бутылку «Porto» tawny, которая дожидалась там нужного момента. Цела, зараза! Дядя Гриша сказал, что человек, которому она предназначена, сам меня найдёт.

Не удивлюсь, если это будет лицо армянской национальности с Московского винно-коньячного завода «Арарат», в крайнем случае, - с Адлерского винного завода Министерства пищевой промышленности МолдССР. Тогда, *****, сбагрю ему в нагрузку соль и все оставшиеся помидоры. Нехай наслаждается по полной программе. Я выдавил на ладонь три последние таблетки «Tazepam» и проглотил их, не разжёвывая.

Вот, Ружичка, такие дела. Как безрадостна жизнь в городе-курорте Адлере, ты, наверное, уже поняла. Во мне занозой сидит и отравляет существование мысль, что ты находишься, черт знает где. Особо печалит, что даже позвонить тебе не могу, когда хотел бы. И вообще, Ружана Анатольевна, Ваш светлый образ постоянно стоит у меня перед глазами. Жаль, что Вы со мной не поехали. Вдвоём здесь было бы хорошо.

На море я выбрался на третий день пребывания в Адлере. Оказалось, что оно находится в 250 метрах от моего койко-места. Хочется тебя поцеловать. Для начала в нос. Непреодолимое, я бы сказал, желание. По городу я шастаю в коротких штанах, чем ужасно горд. Вот уже четвёртый день не бреюсь, так как здесь нет зеркала, но внешний вид, скорее, облик, меня мало волнует. Ты далеко.

Ружичка, mein Herz, как представлю твои сиськи, так в глазах темнеет. Как живёшь, веснушчатая?

Думал, что долго здесь не задержусь, но Константин пропал. Сижу, жду у моря погоды. А тебя всё равно загонят в колхоз собирать огурцы, поэтому я на Адлер и согласился. Ружичка, милая, жуть как хочется на тебя посмотреть, особенно в тот момент, когда ты улыбаешься или, придуриваясь, выпячиваешь вперёд нижнюю губу. Как воображу такую картинку, так в животе холодеет, и голова кругом идёт. Совсем, видимо, обалдел. Ну, ладно, с кем не бывает. Надеюсь, всё будет хорошо. Целую тебя в обе щёки. Скорей бы уж, на самом деле, эту двухходовочку провернуть. И всё равно, лицо твое перед глазами стоит. Приехала бы, а? Да нет, вряд ли. Товарищи понимают. Уж лучше я выберусь. Может быть, числа семнадцатого приеду. О том, что это ещё не скоро, и долго ждать, думать не хочется. Не всё от меня зависит.

Надо над этим вопросом поразмышлять. Но ты тоже подумай, без тебя плохо. Вот. На сим прощаюсь. Пока, любовь моя, целую тебя крепко.

Я перевёл взгляд на потолок и подумал, что если сильно захотеть, то дверь возьмёт, да и откроется, в коттедж, ррр-рр-раз, и войдёт вся такая Ружичка. Меня подбросит, словно пружиной; я подскочу к ней радостно; нетерпеливо рассупоню её старенькие джинсы фирмы «Trapper», чтобы они слегка съехали вниз по бёдрам; запущу свои руки под футболку; обхвачу ладонями сиськи; потом поцелую в уста сахарные и, прежде, чем рухнуть в койку, скажу строгим голосом: - Будешь *******, назад отправлю!

Ни лампы, уходящие в тоннель, ни рельсы, проведённые во тьму,

ни чёрные подтёки на стене, густая кровь мальчишек на стене,

ведущих поезд в стену - на стене, ничто не подчиняется ему…

Эпилог

Куличихин сколол письмо большой скрепкой и сунул его в нижний ящик стола. В верхнем ящике у него лежал незаряженный «ТТ» Константина № 50157 1934 и катался по дну грязный гранёный стакан.

- Где труп? – спросил он.

Я смотрел в окно.

- Нарисуй схему, её надо по-человечески похоронить, - Куличихин придвинул мне бумагу и карандаш, а сам перьевой ручкой стал заполнять карточку-формуляр на раскрытие.

Разбитое в кровь лицо ныло и болело, мешая сосредоточиться.

Я перевёл взгляд на стену. Висевшие на стене часы показывали начало девятого.

- Если до полуночи не отпустят, ****** котёнку, - подумал я и закрыл глаза. Правду дядя Гриша сказал: - Знаешь прикуп, живёшь в Сочи.

Прикуп я знал, вaszd meg az anydat.