Ружичка

На рынке долго ходил между рядами и разглядывал выложенные на прилавках товары. В период уборки урожая огурцов колхозы привлекали городских жителей к сбору остающейся на полях сельскохозяйственной продукции. Расчёт происходил огурцами же – в оплату за свой труд kolchosarbeiter получал столько овощей, сколько мог на себе унести. В один из таких урожайных сезонов меня, десятилетнего, выпросила у бабушки себе в помощь её сестра. Так я в очередной раз оказался в руках Натальи Петровны.

Сначала мы ехали на электричке (билеты в двух первых вагонах не проверяли), потом на колхозном автобусе. Автобус высадил нас в поле, у края которого в огромную кучу были свалены пустые деревянные ящики, и уехал. Командовала вновь прибывшей рабочей силой загорелая до черноты местная тётка. Горожан разделили на бригады, и понеслась!

Наталья Петровна ударными темпами собирала огурцы в цинковые вёдра, которые я относил к месту сбора. Там, в теньке, два мужика распределяли доставленные огурцы по ящикам. Пустые вёдра я относил назад.

Примерно в пять часов вечера вернулся автобус. Kolchosarbeiters, в основном, женщины, стали переодеваться. Бабушка Наташа переодевала меня, переодевалась сама, поэтому мы припозднились. Когда мы подошли к автобусу, тот был забит людьми и огурцами по самое не могу.

Я остановился перед раскрытой дверью и не знал, что делать, поскольку на нижней ступеньке спиной ко мне стояли две мощные тётки, протиснуться между которыми было невозможно.

Отвечая головой за жизнь любимого внука своей сестры, отданного ей под честное слово, бабушка Наташа обратилась к автобусу с убедительной просьбой пустить нас в салон. Автобус возмущённо зашумел, что, де-мол, мест нет, и шли бы мы лесом.

Наталья Петровна аккуратно поставила кошёлки с отборными огурцами на землю, уперла руки в боки и понесла на автобус. Автобус заткнулся и затих, а бабушка Наташа нет, поэтому ещё через пять минут спины молча раздвинулись, и мы вошли. Водитель закрыл двери и повёз нас на станцию.

Такого бы человека, как Наталья Петровна, да в адвокаты, она любую коллегию убедит, что дядя Гриша не убийца, а невинная жертва бандитского беспредела, у него даже из тюрьмы положительная характеристика.

В отличие от помидоров, огурцы мне не нравились.

Я остановился перед старым армянином, который, насупясь, сидел над грубо сколоченным деревянным ящиком из нестроганых досок, полным больших красно-жёлтых томатов.

- Почём? - заинтересовался я и ткнул пальцем в сторону ящика.

- Патдесат, - хмуро сказал армянин.

Хотел, было, уже согласиться на приобретение килограмма-полутора этих ценных продуктов питания, как тут из-за спины продавца вынырнул немолодой человек, лет 25 от роду.

- Послущяй. – сказал он, - бери всё за два рубля, а? Я с интересом посмотрел на немолодого человека.

- А в чём я их понесу, если они в пакет не влезут?

- Забирай вместе с ящиком! – объявил немолодой человек и выжидающе уставился на меня. Я протянул ему два рубля.

- На тэбэ газэту, прикроешь – сказал вовремя подсуетившийся оптовики небрежно бросил на ящик свёрнутую в несколько раз газету «Правда» за 21 августа 1968 года, после чего поспешно удалился с двумя рублями в кармане.

Старик, который за всё время беседы не проронил ни единого слова, остался сидеть на месте, как и сидел. Его полуприкрытые глаза смотрели в мою сторону и ничего не выражали.

Кому и за что я только что отдал два рубля?

- Для чего нужна старость?

- Для подготовывать себа к встрече с Богом, - армянин встал и медленно пошёл вдогон за немолодым человеком, которого уже и след простыл. Ящик с товаром остался у моих ног – sic! – сделка состоялась.

Я начал перекладывать помидоры из ящика в пакет, стараясь, чтобы лежащий там нож не повредил купленный товар. Именно к такой неожиданности на рынке я готов не был. Фактически, старик и Куличихин вели речь об одном и том же. С точки зрения физики Бог есть энергодинамическая гиперсистема. Надо будет у Константина спросить, он в энтропии понимает.

Получается, что детство, как антоним старости, – это период аккумулирования энергии. Первая стадия человеческого роста, если не считать фазу эмбрионального развития. Выходит, Тэккер был прав? Куда, в таком случае, делась энергия из его отнюдь не старой телесной оболочки? Мне передалась, когда он в агонии ******* меня ногами по морде? Энергии было выше крыши, голова до сих пор болит. Рентген показал перелом левой лицевой кости без смещения. В любом случае, это была энергия со знаком «минус». Что мне с ней теперь делать?

- Почём приобрели? – поинтересовалась соседка-торговка, вернув меня своим вопросом на грешную землю.

- Два рубля.

- Не прогадали, - торговка с завистью посмотрела на помидоры. На её безымянном пальце тоже красовались два кольца – обручальное и с камешком. Константин говорил, что подобным образом женщина декларирует «Я замужем, но это ничего не значит».

По мнению Константина, чем больше у женщины украшений, тем лучше с ней оральный секс. Колечки на женских пальцах придают общению дополнительный механистический эффект, впрочем, эстетический тоже. Но это как посмотреть. У Ружички до ***** колец, доставшихся ей от родителей, но она их не носит. Только серьги и цепочки. Так что проверить умозаключение Константина на практике я не могу. Надежда только на кольцо с рубинами.

Но она сама изгибает назад спину на грудь Соломона. Губы ее рдеют над блестящими зубами, веки дрожат от мучительного желания. Соломон приникает жадно устами к ее зовущему рту. Он чувствует пламень ее губ, и скользкость ее зубов, и сладкую влажность ее языка и весь горит таким нестерпимым желанием, какого он еще никогда не знал в жизни…

В это время, привлечённые громким разговором, к месту происшествия стали стекаться покупатели.

- Сколько стоит? – интересовались они.

- Патдесат, - отвечал я в тайной надежде, что кто-нибудь из них, возьмёт, да и купит у меня помидоры по этой цене. Однако покупатели, в основном женщины, качали головами и молча расходились.

Я закончил перекладывать помидоры из ящика в пакет. Большой пакет оказался наполненным доверху. Взвесил его на руке.

- Килограммов восемнадцать, - с удовлетворением констатировал я результат взвешивания и стал судорожно производить в уме арифметические подсчёты, чтобы выяснить, в какую же сумму при расчёте на килограмм мне обошлись выгодная покупка. По-всякому выходило, что томаты куплены чуть ли не по 11 коп. за кило. Плюс ящик, плюс газета. С чувством глубокого удовлетворения попёр своё сокровище домой. Ящик, правда, оставил. До места нёс свою поклажу уже в охапке, поскольку на мосту у пакета порвались ручки.

Возле автобусной остановки в толпе пассажиров мелькнул силуэт молодой женщины в синем марлевом платье, под складками которого угадывался её слегка округлившийся живот. Ноги у меня подкосились, и я чуть не рухнул на землю вместе со своими помидорами. Издалека мне показалось, что это Ружана Анатольевна. Сбило меня с толку синее платье свободного кроя. У Ружички есть точно такое же. Этим летом она купила его в магазине «Лейпциг» на Ленинском.

В доме № 9 кемпинга «Южный» я разложил на полу газету «Правда» за 21 августа 1968 года и выложил на неё всю покупку – 32 больших и тугих красных шара. Помидоров оказалось столько, что все они на газете не уместились. Часть из них пришлось разместить на голом полу, а часть - на порвавшемся пакете. Потом, с гордостью за дело своих рук, дважды (сначала справа налево, потом слева направо) окинул довольным взглядом плотные ряды спелых томатов, источавших замечательный аромат солнца, прогретой земли и ещё чего-то ужасно знакомого.