Страница 86 из 89
Дверь была не заперта изнутри - похоже, никто не трогал ее с тех пор, как Бертран ушел вчера утром, и от этого на него с новой силой нахлынула дурнота.
- Хильди! - позвал он, пробегая через коридор в комнату. - Хильди, ты здесь?
Да, она была здесь, но она не слышала его. И это с ним уже происходило - он видел ее на полу без сознания, видел разлившуюся возле ее головы кровавую лужу, и бросался к ней, и силился поднять, и что-то ей говорил, и пытался до нее докричаться, а она ничего не отвечала ему.
- Хильди, - прижавшись к ее груди ухом, он уловил слабое биение сердца, и это немного приободрило его: еще не все кончено. - Хильди, черт, я вызову “скорую”…
- Не надо…
Чуть не выронив телефон, Бертран снова склонился над ней. Она силилась посмотреть на него, но получалось у нее с трудом; глаза ее прерывисто мерцали, будто подрагивал в них свет крошечной свечи, трепешущий под порывами ветра.
- Не надо, - повторила она, еле шевеля белыми, как и все ее лицо, губами, - это не поможет…
- Нет, поможет, - надеясь отогреть ее, хоть немного привести в чувство, Бертран поцеловал ее и чуть не закашлялся, ощутив на языке вкус крови. - Хильди, все закончилось. Я подал в отставку.
- Отставку?.. - бессмысленно откликнулась она, явно не понимая; боясь даже на секунду отпустить ее, Бертран приподнял ее голову, чтобы она ни в коем случае не отвела глаз.
- Да, да, все кончилось, я ушел. Теперь они оставят меня в покое. Только продержись еще немного. И мы сможем уехать, куда захотим.
- Нет, Берти, - что она говорит, можно было с трудом разобрать за доносящимся из ее груди клокотанием, и Бертран, продолжая держать ее одной рукой, другой принялся набирать 112. - Я не могу…
- Можешь. Совсем немного, я тебе обещаю, - он с трудом осознавал уже смысл собственных слов - ему просто казалось, что если он умолкнет, замолчит и она, теперь уже навсегда. - Просто попробуй дышать, Хильди. Попробуй.
Она булькающе закашлялась, и все ее тело сотряслось, а из уголка рта протянулась по щеке тонкая красная черта.
- Ты ведь знал, что так будет, - проговорила она, и Бертран услышал в ее голосе глухое рыдание, - с самого начала…
- Нет, - он снова поцеловал ее, на этот раз в лоб, и она чуть подалась навстречу, прильнула к нему, часто и мелко вздыхая ему в ухо. - Я не знал. Если бы мне кто-то сказал, я бы…
“…не поверил, - закончил за него внутренний голос. - Так же, как ты не верил и ей, пока не стало слишком поздно”.
Бертран не успел больше ничего ответить ни ей, ни ему: в телефоне раздалось вежливое “Алло”, и он торопливо назвал адрес, потребовал приехать как можно скорее, все это время не отпуская руки Хильди, медленно поглаживая ее запястье - и она еле ощутимо, одним пальцем гладила его в ответ.
- Врачи скоро будут, - сказал он, выслушав заверение, что бригада в пути. - Держись, Хильди. Дыши.
Но она не дышала. Просто лежала, закрыв глаза, безвольно положив руку поверх ладони Бертрана, и не шевелилась. Бертран снова наклонился к ее груди, чтобы послушать сердце - и ничего не услышал.
Наверное, было что-то, что полагалось делать в таких случаях: искусственное дыхание, массаж сердца, как в фильмах, которые Бертран любил смотреть в молодости, когда у него было достаточно свободного времени - смутные, будто подернутые помехами воспоминания выбило из его головы вместе со всеми прочими мыслями. Силы или воли в Бертране тоже не осталось: оглушенный, ослепший, отрезанный от возможности что-то чувствовать, он онемело обнял лежащее перед ним тело, уткнулся в него лицом и так застыл, распотрошенный, распыленный, переставший существовать.
Сколько он провел в таком положении - Бертран не знал; должно быть, не очень долго, учитывая, что труп не успел остыть, когда снаружи начали барабанить в дверь.
- “Скорая помощь”, откройте!
Шатаясь, как пьяный, Бертран поднялся на ноги, но сделать шаг вперед не осмелился. Сознание постепенно возвращалось к нему, и оно рисовало весьма тревожные картины: оскандалившегося, опального министра обнаруживают рядом с телом девушки, устроенной на фиктивную должность в министерстве; полиция наверняка не захочет упускать своего, особенно теперь, когда по меньшей мере половина правительства и президент лично числятся среди его врагов…
“Ты теперь один из нас”, - всплыло у него в голове, и Бертран, передергиваясь от отвращения, отступил к окну. Стук в дверь все усиливался. Надо было спешить.
“Мяу”, - донеслось снизу, с пожарной лестницы, где мелькнул меж коваными ступенями рыжий кошачий хвост. Кот по имени Шафран, насколько Бертран помнил, с легкостью спрыгнул с подоконника прямо на ступеньки; самому Бертрану проделывать такой трюк было рискованно, но выбора не было - неловко перевалившись через перила, он мешком рухнул на лестничный пролет, подвернув при этом ногу и ушибив ребра, но в остальном оставшись вполне невредимым. Распахнутое окно квартиры осталось над ним, и Бертран, подняв голову, напоследок увидел, как колышутся занавески и отпечатывается на стекле желтое пятно фонаря, а потом, прихрамывая и чертыхаясь, принялся спускаться вниз.
========== Пропущенная сцена 7. Чужой среди чужих ==========
1966
- …никто не оспаривает права бывших колоний на независимость, но и оставлять без надзора то, что происходит там - совершенно немыслимо, - произнес Генерал с присущей ему безапелляционностью, отставив на стол поданную ему чашку кофе. - Вы сами знаете, какие известия до нас оттуда доходят, это же настоящий сумасшедший дом. Вообразите - вчера я услышал, что полковник Мобуту после устроенного им государственного переворота счел нужным допустить в свое окружение… какого-то шамана или придворного мага, и теперь не принимает ни одного решения, не посоветовавшись с ним даже по самым важным государственным вопросам!
- Да, - ответил Колдун, размешивая кофе с таким усердием, будто опустил в него две или три ложки сахара - хотя на самом деле к сахарнице он даже не притронулся, - ужасное варварство…
На Коломбэ-ле-дез-Эглиз медленно наползал закат. Жара, царствовавшая над землей весь день, наконец-то рассеялась где-то за горизонтом, что с наступлением вечера подернулся пурпурным и красным. В остывающем воздухе распространился аромат растущих в округе трав и как будто навеял на всех флер дремотного успокоения - даже Генерал, как и всегда неутомимый, пышущий энергией, говорил на полтона тише, чем обычно. Ужин кончился, и обитатели дома вместе с гостями перебрались на улицу, чтобы насладиться десертами и кофе в объятиях наступившей прохлады; Колдун и Генерал расположились чуть поодаль от остальных, заняв стоявшие друг возле друга низкие раскладные стулья, и их разговору никто не мешал - но когда Генерал, отвлекшись, сделал небольшую паузу, Колдун услышал голос мадам Элизабет, читавшей вслух своей дочери, которая сидела тут же, жадно поглощая белоснежное, начавшее таять мороженое из хрустальной вазочки:
- “…Я не могу этому поверить, — сказала Алиса.
— Не можешь? — сказала Королева с состраданием. — А ты попробуй… Ну-ка… Вздохни глубоко, глубоко и закрой глаза.
Алиса засмеялась.
— Незачем пробовать, — сказала она. — Я не могу поверить в невозможную вещь.
— Вероятно, у тебя было мало практики, сказала Королева. — Когда я была в твоем возрасте, я практиковалась каждый день по получасу. Мне иногда удавалось поверить в шесть невозможностей утром до завтрака…”
- Чему вы улыбаетесь? - спросил вдруг Генерал, взглянув на Колдуна. Нужно было ответить ему что-то непринужденное и незначительное, но то ли выпитое за ужином все-таки взяло над Колдуном верх, то ли дело было в проклятом травяном аромате, что проникал в сознание, притуплял чувство здравого смысла - но Колдун произнес то, чего сам от себя не ожидал.
- Я попробовал представить, каково это - поверить в шесть невозможностей. Еще и за такой короткий срок. Могу сказать - у меня точно не получилось бы.
- Возможно, вы слишком низкого о себе мнения, - откликнулся Генерал, отчего-то решив поддержать этот неуместный, детский разговор, прервав ради него обсуждение дел в колониях. - Это не так сложно, как кажется на первый взгляд.