Страница 75 из 89
Он остался за столом - посреди неубранных тарелок, опустошенных бутылок, графинов и блюд; приглушенный свет ламп вытягивал из темноты лишь половину его лица, которую он прикрыл ладонью в выражении то ли усталости, то ли крайнего разочарования. Едва ли он желал дальнейшего присутствия Рауля поблизости, но сам Рауль, еще несколько секунд назад жаждавший оказаться как можно дальше от этого места, остался на месте, словно его продолжали удерживать.
- Если нужно, - начал он, понимая, что где-то ошибся и что ошибку нужно загладить, - я могу…
- Не нужно, - сказал президент. - Можете идти.
Он так и продолжал сидеть на своем месте - один. Уходя, Рауль заставил себя не оборачиваться к нему.
***
Рауль не переставал думать о случившемся на Кавказе на протяжении следующих трех недель - пока однажды в его кабинете не раздался звонок.
- Он вызывает вас, - сказали ему без приветствий или уточнений. - Срочно приезжайте.
Адрес парижской квартиры президента Раулю был хорошо известен - он не единожды успел побывать в ней за последнее время, ведь глава государства все чаще и чаще проводил ночи там, а не в Елисейском дворце (это порождало очередную волну непонимания и негодования среди министров и советников, а Рауль в меру своих сил пытался усмирить ее). Его впустили тут же, стоило ему постучать; никого больше из официальных лиц не было - в коридорах суетились врачи и медсестры, в большой гостиной, где президент обычно принимал редких посетителей, сидела теперь его жена - окаменевшая и неподвижная, она отрешенно смотрела в пространство прямо перед собой и едва кивнула Раулю, когда он поприветствовал ее.
- Месье Делатур, - рядом тут же оказался его сын; по голосу Рауль тут же определил, что именно с ним недавно разговаривал по телефону, - пройдите со мной.
В спальне были задернуты шторы; воздух будто застыл, съеденный парами медицинских растворов. В изголовье кровати установили капельницу - тонкая трубка тянулась ниже, к смутно дышащему телу под одеялом. Рауль не сразу осмелился приблизиться - поначалу ему показалось, что президент успел заснуть, дожидаясь его, и лучше будет не нарушать его покой, особенно сейчас, когда все врачи сходятся в своем выводе: это конец.
Но президент не спал.
- Добрый день, Рауль, - сказал он, с трудом выговаривая слова, медленно поднимая и опуская веки. - Спасибо, что пришли так быстро.
- У вас будут указания для меня, господин президент?
Умирающий зашевелился, пытаясь приподняться; стойка с капельницей опасно сотряслась, и Рауль счел за лучшее подойти ближе, чтобы удержать ее - найти опору для него было и способом помочь самому себе, ведь и он ощущал себя так, словно вот-вот опрокинется, свалится под грузом того, что ему приходилось переживать каждый день вот уже столько времени.
- Я не могу сказать вам, что все мои дела на земле полностью завершены, - проговорил президент, оставив попытки изменить свое положение на постели, - но среди них есть одно, которое не терпит отлагательств. Я могу на вас рассчитывать?
- Конечно, - ответил Рауль, встречаясь с его взглядом - немного затуманенным, но все еще осмысленным. - Конечно, господин президент.
Его собеседник изобразил кивок.
- Хорошо. Тогда откройте ящик в тумбочке рядом с кроватью. Давайте, сейчас не стоит стесняться, - нетерпеливо добавил он, заметив, что Рауль медлит, - вы найдете там всего одну вещь, которая может кое-каким образом шокировать вас… и я хочу, чтобы вы забрали именно ее.
Пожалуй, это делало ситуацию чуть понятнее. Рауль решительно открыл ящик, про себя стараясь подготовиться ко всему, но ничего необычного, на первый взгляд, не увидел - бесчисленные упаковки лекарств и разные обыденные мелочи.
- Возьмите таблетницу с позолоченной крышкой, - продолжал президент, - откройте ее и увидите в ней ключ. Скажите моему сыну, чтобы проводил вас в мой кабинет - якобы я попросил вас забрать некие важные бумаги. С помощью этого ключа откройте нижний ящик стола, извлеките его содержимое и аккуратно снимите двойное дно. То, что вы обнаружите внутри, нужно будет упаковать в почтовую посылку и доставить по нужному адресу. Вы сможете это сделать?
- Да, господин президент, - отозвался Рауль растерянно. - Но кому…
- Ваш адресат - Вивьенна Вильдерштейн, - президент сделал паузу, собираясь с силами для продолжения фразы, - она живет в Нантерре, на бульваре Золя. Точный адрес вы можете найти в телефонной книге.
Его хриплый, прерывающийся голос отдавался гулом у Рауля в ушах. Может быть, он уже тогда предчувствовал, что найдет в старых тетрадях, когда поддастся слабости своего любопытства и заглянет в них, открыв на случайной странице - и в наказание за это будет навсегда отравлен ядом чужой тайны.
- Я все сделаю, господин президент, - сказал Рауль решительно и выпрямился, сжимая в руке таблетницу. Лицо умирающего чуть дрогнуло в подобии обессиленной улыбки.
- Я знаю, мой бедный друг. Вы всегда были образцовым сотрудником - верным, честным, исполнительным… если я кому-то мог поручить столь деликатное дело, то только вам.
Возможности рассказать, насколько президент ошибся тогда в нем, Раулю не представилось еще четыре десятка лет - когда его снова настиг звонок, на сей раз в его собственной квартире в Восьмом округе, и извиняющийся голос кого-то из домовой охраны сказал ему, что его настойчиво желает видеть некая Хильдегарда Вильдерштейн.
========== Глава 20. Побежденные ==========
“Бешеная пчела”
21.08.2017
12:35 Досвистелись? Против основателей фонда “Соловей” открыто уголовное дело
<…> Список предполагаемых обвиняемых возглавляет Фабиан Аллегри, глава и основной спонсор фонда. Он, как и члены его семьи, отказался от любых комментариев; не удалось нашему корреспонденту разговорить и Бертрана Одельхарда, чье имя пока не фигурирует в материалах дела, однако многие придерживаются точки зрения, что его появление в списке - лишь вопрос времени. “У министра есть дела важнее, чем придумывать достойные ответы на надуманные провокации”, - в довольно резких тонах сообщили в его пресс-службе. Не будем настаивать! От вопросов прокурора и судьи господину Одельхарду вряд ли удастся уйти с той же легкостью - особенно если подтвердится информация, полученная нами от независимого источника и обещающая этому господину еще больше проблем с прессой уже к концу неделю. По слухам, в министра труда будет брошена настоящая “бомба”; не сомневаемся, что ее “взрыв” будет приурочен ко дню парламентского голосования за (или против, если кто-то еще верит в это) трудовую реформу, который назначен на грядущий четверг <…>
***
На всякую осторожность Бертран наплевал - просто вызвал к себе Робье и объявил ему:
- Хильдегарда Вильдерштейн пропала. Найдите ее.
Прошло пять дней с тех пор, как он последний раз услышал ее голос по телефону, и от нее все это время не было ни слуху ни духу. Она не появлялась в своей квартире в Старом городе и в доме своей семьи в Кандарне; соседи, однокурсники, редкие знакомые - никто ничего не знал. Бертран набирал ее номер каждые два часа и всякий раз отвечал ему лишь механический голос автоответчика, сообщающий, что абонент находится вне досягаемости. Это “вне досягаемости” звучало для Бертрана как издевательство и неизменно приводило его в исступление; всю свою выдержку он употреблял на то, чтобы не сорваться под гнетом собственных страхов и домыслов, не сделать что-нибудь, что еще больше ухудшило бы его и так скверное положение. И все же голову его постоянно штурмовали мысли о том, что с ней случилось что-то ужасное, пока он не мог быть рядом, слишком занятый тем, чтобы спасти то, что давно уже не подлежало спасению; Бертран пытался уйти с головой в работу, будто это могло помочь ему спрятаться от этих мыслей, но они все равно находили его и налетали, вцеплялись, грызли не хуже зубов какого-то обезумевшего животного. “Не надо было мне уезжать”, - повторил он про себя, наверное, сотни раз за прошедшие дни, но легче ему от этого не становилось. Легче не становилось вообще ни от чего.