Горе победителям

Вечно твой, душой и телом,

Ф.”

- Похоже, это было последнее письмо, которое получил Франц от Его Величества, - Хильди казалось, что стены кабинета рухнули, и она оказалась посреди безграничного пространства, наполненного темнотой и этим голосом, что разносился куда-то вдаль над ее головой, проникал в ее сознание и сминал, крушил, безжалостно отравлял его. - Наверное, поэтому он не сжег его, как все прочие. Память о прошлом - страшная вещь, верно? Какой бы призрачной она ни была, мы на многое готовы пойти, только бы не отпустить ее.

- Но откуда… откуда…

- Джоанна Ливенстон - кажется, вы знаете ее? Дела у ее мужа последнее время идут неважно - этот кризис добрался и до него. Она решила распродать часть семейного архива. Узнав про это письмо, я решил, что оно будет вам интересно. Но если вы уйдете отсюда с ним - можете сказать, что просто нашли его на улице. Какая разница? Любая экспертиза подтвердит его подлинность.

Хильди ничего не отвечала - перечитывала и перечитывала строчки, которые понемногу мутнели, расплывались перед ее глазами, и слушала, как повторяет их за ней другой голос, хорошо ей знакомый, звонкий, с чуть заметной ноткой печали.

- Хильдегарда, - ее собеседник с усмешкой постучал пальцами по столу, привлекая ее внимание, и Хильди уставилась на него, с трудом фокусируя взгляд, вспоминая, что существует действительность, и в этой действительности, помимо нее, присутствует еще кто-то, - просто расскажите мне что-нибудь, что может представлять интерес, и эта бумага ваша. Что вас связало с Бертраном Одельхардом? Насколько вы были близки? Может, он доверял вам какие-то неприятные тайны? Вы исполняли его поручения? А может быть, - тут незнакомец таинственно понизил голос, будто приглашая Хильди поучаствовать в каком-то сверхсекретном мероприятии, - он к чему-то принуждал вас против вашей воли? Такое тоже бывает сплошь и рядом, согласитесь…

Хильди посмотрела, как он снова берет телефон, запускает режим диктофона, нажимает “запись”. Установившаяся густая тишина заложила ей уши - а может, дело было в пронзительном, заглушающим все вое ветра, что унес когда-то жизнь Ферди и готовился унести ее собственную.

- Мне нечего вам рассказать, - сказала Хильди, выпуская письмо из рук.

Незнакомец - она чувствовала, - окаменел.

- Вы уверены?

- Уверена, - сказала она удивительно легко, не задумываясь (или просто себе этого не позволяя). - Спасибо за приглашение. Я пойду, если вы не против.

Он не был против, но и не стал прощаться - наверное, все еще переваривал то, что услышал. Люди в костюмах, дежурившие в зале, распахнули перед Хильди двери, и она оказалась на улице - на набережной озера Боден, перед лицом притихшего после бури города, затаившегося, зализывающего нанесенную ему рану. Все еще опасаясь, что ее будут преследовать, Хильди пошла прочь от “Северной звезды” быстрым шагом, а затем и побежала стремглав, закрывая руками голову, будто пытаясь от чего-то защититься, и на бегу же рыдая - до того, что в груди начало жечь, будто в легкие кто-то напихал раскаленных углей. Только тогда Хильди разрешила себе остановиться - и это было ошибкой, потому что ноги тут же отказались держать ее.

- Берти, - пробормотала она, надеясь, что это поможет ей остаться на плаву действительности, и схватилась за стену ближайшего дома в попытке подняться, но бесполезно - удушливый ком в груди разорвался, переродившись в приступ кашля, что душил еще сильней и мучительней, и Хильди, поднеся ко рту ладонь, увидела, как оседают на ней мелкие комки крови.

- Берти, - хрипло повторила она, приваливаясь к стене, достала телефон, набрала номер, отстраненно вспомнив при этом, что прежде не делала этого - они всегда обменивались сообщениями, но в ту секунду она была уверена, что умрет, если сейчас же не услышит голос.

- Алло… алло? - конечно же, она его разбудила, и он был не очень этим доволен. - Хильди, это ты?

- Берти, - она с трудом соображала, как надо говорить: издавать звуки и складывать их в слова. - Я… я… Берти, мне страшно…

Он что-то сказал в ответ - кажется, даже крикнул, пытаясь до нее дозваться, - но Хильди этого уже не услышала. У нее больше не было сил сопротивляться тишине и темноте, и они накрыли ее, увлекли за собой, а она безвольно позволила им сделать это.

========== Пропущенная сцена 6. Ложь ==========

1975

От жены Рауль отговорился тем, что у него был “чрезвычайно утомительный деловой разговор” и, понадеявшись, что она не увидела пятна сажи на его пиджаке и брюках, поспешил скрыться в своем кабинете и закрыл дверь. Когда он запирался у себя, никто из домашних или прислуги не побеспокоил бы его, даже случись за окном конец света - это неукоснительное правило Рауль установил еще в те времена, когда начиналась его политическая карьера, но не отступался от него и теперь, когда (он полагал, что временно) отошел от жизни властных кругов страны. Словом, у него было достаточно возможности, чтобы погрузиться в одолевшие его колебания, тщательно взвесить все за и против, а затем взять телефонную трубку и по памяти набрать приемную Матиньонского дворца.

- Это Делатур, - сказал он секретарю. - Соедините меня с господином премьер-министром. Скажите, что дело не терпит отлагательств.

- Прошу прощения, месье Делатур, - вежливо отозвался голос в телефоне, - но премьер-министр сейчас беседует с президентом. Вас не затруднит подождать несколько минут?

Ожидание растянулось на четверть часа; потом Рауль услышал в трубке резкий голос Рене - видимо, разговор с д’Амбертье получился для него непростым.

- Слушаю.

- Добрый день, - сказал Рауль настороженно, пытаясь понять, может ли их слушать кто-то третий. - Извините, что я беспокою вас, но я сегодня утром навестил нашу общую знакомую. С ней случилось несчастье.

В характере Рене присутствовал, конечно, миллион раздражающих недостатков, но непонятливости среди них не числилось; тут же сообразив, о чем идет речь, Рене отдал кому-то короткий приказ, прикрыв динамик трубки ладонью, и через пару секунд заговорил встревоженно и чуть более мирно:

- Вы были у Вивьенны? Что произошло?

- Я решил, что не лишним будет задать мадам Аделине еще несколько вопросов, - ответил Рауль, - но, к большому моему сожалению, не обнаружил ее в квартире. Собственно, самой квартиры как таковой уже нет - вчера там произошел пожар. Остались только обгоревшие стены.

- Вот как? - разумеется, и Рене не допустил мысли, что это могло быть простой случайностью. - А что сама Аделина? Она мертва?

- Нет. В квартире нет ничего, что могло бы напоминать останки. Мне удалось поговорить с одним из соседей. Он работает в ночную смену и встретил ее, когда возвращался утром домой. По его словам, она выглядела очень напуганной. Можно было даже решить, что за ней кто-то гнался.

Собеседник Рауля ответил ему недолгим подавленным молчанием.

- Что еще? - наконец спросил он будто через силу.

- Я поговорил с хозяином квартиры. Помимо того, что он крайне расстроен гибелью своего имущества, он также дал мне понять, что за мадемуазель Вивьенной числился полугодовой долг по квартирной плате. Вы были правы - она действительно едва сводила концы с концами…

- Вы, конечно же, позаботились о том, чтобы он не болтал лишнего? - поспешно уточнил Рене.

- Разумеется. Я представился дальним родственником мадемуазель Вильдерштейн и изъявил желание полностью выплатить ее долг. Он не стал отказываться.

- Это хорошо, - сказал Рене явно лишь затем, чтобы не молчать - по тону его угадывалось, что в сложившемся положении он видит не очень много хорошего. - Что произошло, как вы думаете? Ей угрожали?

- Не могу себе вообразить, - честно ответил Рауль: над этим вопросом он успел уже сегодня поразмышлять не единожды и не дважды. - Так же, как и не могу представить, куда она направилась вместе с ребенком. Возможно, ее испугало необычное внимание к ее дочери после ее смерти…

- Возможно, - хмуро произнес Рене. - Так или иначе, мы уже не узнаем. Похоже, единственная нить оборвалась.