Стена чудес

========== Лето. V. ==========

Комментарий к Лето. V.

???? Erik Satie - Je Te Veux

???? Erik Satie - Petite Ouverture à Danser

???? Erik Satie - Jazzopédie

Остаток июля и начало августа прошли почти незаметно. Подготовка к запуску кампании на Кикстартере отнимала у Пятого всё время, которое не было занято внесением новых деталей в уже написанные композиции. К вечеру он валился с ног от усталости, и засыпал почти сразу, даже не успевая осознать, что всего через несколько недель он будет целыми днями сидеть в студии плечом к плечу с Куратором. И будет записывать музыку своей печали, которую ни за что бы не смог записать сам.

Долорес передала ему все работы, которые нарисовала весной, и Пятый отнёс их на оцифровку, а после оцифровки несколько дней подряд встречался с видеодизайнерами, пока не нашёл того, кому можно было бы доверить анимацию картин Долорес для ролика.

Он встречался с владелицей студии, чтобы обговорить тонкости работы и имеющееся в студии оборудование, просматривал квартиры и собеседовал будущих помощников Куратора. Всё это было не его работой, но Пятый в кои-то веки не злился. Его не угнетало, что приходится бегать на встречи и снимать интерьеры. Эти хлопоты приближали его ещё на шаг к сотворению чего-то нового.

Чего-то, чего он никогда раньше не делал.

Печальные мелодии, написанные для его же собственной идеальной техники, его не интересовали так, как будущая пластинка.

Вся она была про хрупкость, уязвимость и про принятие собственной несамостоятельности. Он написал эту музыку, но её судьба — от начала и до конца — была в чужих руках.

Куратора.

Будущих участников кампании на Кикстартере.

И, конечно, Долорес, которая единственная нашла правильные слова, чтобы он не забросил музыку окончательно.

С Долорес они говорили каждый день по несколько часов, хотя оба всё время были заняты. Пятый готовился к записи, Долорес организовывала новую выставку. Пока он договаривался о встречах с хозяевами квартир, она рисовала, а пока она вела долгие разговоры о цвете стен выставки, Пятый переносил партитуру из своего блокнота в программу на компьютере. Сейчас ощущение, что на самом деле они сидят рядом и просто занимаются своими делами, только крепло. Конечно, Пятый тосковал по возможности её коснуться, случайно задеть локтем или ногой. Тосковал по её мягким шагам и по тому, как она придерживала ложку у ручки, когда пила сладкий кофе.

И Долорес его не хватало так же сильно.

В конце августа приехала Куратор. Она прилетела утром, сразу же отправилась в съёмную квартиру и на пороге у Пятого появилась только к вечеру.

— А мне нравится, как ты здесь всё переустроил, — она разулась на ходу, вручила Пятому свою шляпу с широкими полями и прошла в гостиную. — Столько работ Долорес! Ты мог бы уже свою выставку открывать, — она широко улыбнулась. — Но без пианино как-то пусто. Ты продал своё?

— Отдал Клаусу, — Пятый повесил шляпу на угол книжного шкафа. — Мне инструмент больше не нужен.

— А как же ты будешь сочинять в будущем? — Куратор сощурилась. Она подошла к стене и ступнёй потёрла пол в том месте, где когда-то стояло фортепиано. Оно было там так долго, что на паркете остался тёмный прямоугольник невыцветшего дерева.

— С твоей помощью, — Пятый сунул руку в карман и самодовольно улыбнулся.

— Каков наглец! Я же не всегда у тебя под боком буду.

— Да, — Пятый кивнул. — И ты не представляешь, как тяжело мне было с этим смириться. Столько лет терапии потратил, чтобы сепарироваться от тебя, а что в итоге? Я снова здесь, — он фыркнул.

— В этот раз всё по-другому, — голос Куратора дрогнул. Пятый перевёл на неё взгляд. Улыбки больше не было и в помине, только сведённые «домиком» брови и полный сочувствия взгляд. — Мне правда жаль. Я не должна была.

— Проехали, Миранда. Всё это вода под мостом, и мы с тобой уже миллион раз об этом говорили, — Пятый махнул рукой.

Он хорошо помнил каждое мгновение, проведённое с Куратором, и как постепенно он увяз в этой связи настолько, что не мог шагу ступить без её одобрения. Он перебарывал себя, чтобы удовлетворить её в постели и менял свою музыку так, как хотелось ей. Жил у неё, встречался с её друзьями, одевался, как того хотела она. И когда их отношения стали сходить на нет, он болезненно долго пытался их спасти.

Так они и оказались на сеансах психотерапии для пар, а это привело к единственному логическому финалу: расставанию.

К этому моменту они проговорили, пожалуй, всё, что было в их отношениях не так, и расставили всё по местам. Было много боли и слёз, но, наверное, только это и позволило им сохранить приятельские отношения.

— По крайней мере после отношений с тобой я понял, что я не… не «не такой», — прервал молчание Пятый. — Было достаточно страшно жить в мире, в котором считается, что всем должно хотеться секса, а я просто лежу и думаю об Англии каждый раз.

— Ну, ты прекрасно справлялся, — Куратор выдавила улыбку. — Немного не хватало страсти. Но зато блестящая техника.

Пятый фыркнул в ответ. Стряхнул её руку и показал на растянувшуюся через всю пробковую стену детройтскую мелодию.

— Что скажешь?

Куратор замерла, скрестив руки на груди и сощурившись. Прошла пара мгновений, и она начала напевать мелодию себе под нос, расцепила руки и принялась перебирать пальцами воздух, играя на воображаемом фортепиано.

— Выглядит здорово. Хочешь попробовать?

— Да, наверное. Думаешь, она подойдёт для пластинки?

— Безусловно, — выпалила Куратор, едва он договорил. — Если она так хороша, как я предполагаю, то мы можем её включить в один из бонусов для участников кампании. Что у нас уже в списках?

— После достижения основной цели, на каждый новый рубеж у нас, — Пятый достал из заднего кармана перекидной блокнот. — Набор открыток, нарисованных Долорес с нашими подписями, три дополнительных композиции включая эту, сборник партитур и, — он тяжело вздохнул, — большое интервью. Специально поставил этот бонус последним, чтобы этого не делать.

— О, ты думаешь, что они не справятся? — Куратор запрокинула голову и расхохоталась. — Пятый, ты такой наивный. Ты последние несколько лет избегал прессы, а после аварии просто исчез. А у тебя, если ты забыл, были очень богатые фанаты.

— Да, я помню эти зверские концерты на днях рождениях дочурок толстосумов разных национальностей, — Пятый качнул головой. — Но знаешь, я почти уверен, что в те времена их не столько моя музыка интересовала, сколько мой внешний вид и вот это, — он растянул губы в широкой улыбке. На щеках нарисовались ямочки, и он указал на них пальцем.

Куратор прижала руки к груди и умилённо поджала губы:

— Ты правда такой красавчик, если с тобой близко не знакомиться.

— Хм, — Пятый выгнул брови. — В общем, Миранда, для них я больше интересен не буду. Мрачный калека, играть не может, сидит на колёсах. Так что сомневаюсь, что им будет очень хотеться меня снова увидеть.

— Тебе так только кажется, Пятый. Ты не проверяешь свою электронную почту для бизнес-запросов, так что люди, не дождавшись твоего ответа, пишут мне. И все переживают, как ты. И кроме того, — Куратор коснулась его щеки. — Ты выглядишь лучше. Не только по сравнению с весной, в принципе. Как будто… В тебе что-то изменилось.