Последние дни Амвелеха

========== Глава двадцать восьмая. Жертва ==========

Ночью Ревекка проснулась от холода — Айзека не было рядом. Сев на кровати, она потянулась за одеждой.

— Элизар? — позвала она, выйдя из комнаты. — Элизар, где он?

Элизар поёрзал на месте, словно не решаясь заговорить, мигнул несколько раз и вдруг открыл дверь в коридор.

— Пожалуйста, следуйте за мной, госпожа.

Растрепанная после сна и босая, Ревекка пошла вслед за дулосом. Свет в коридорах был приглушен — только так здесь можно было понять, что за пределами пирамиды глубокая ночь — но перед Ревеккой свет загорался ярче, и она щурилась.

— Куда мы идем?

— Святейший, не велел вас беспокоить, я ослушался приказа, — сдавлено пискнул Элизар.

— Ничего страшного, — успокоила его Ревекка. — Ты всё сделал правильно. К тому же я вовсе не беспокоюсь, — соврала она. — Продолжай. Что он еще тебе велел?

— Приготовить триеру и провиант для путешествия.

— Хорошо.

— В случае опасности эвакуировать вас из Амвелеха и доставить в Харан.

— Какой опасности, Элизар? — Ревекка старалась говорить спокойно, чтобы не расстраивать дулоса, который в любой момент мог вспомнить о долге машины и замолкнуть. Она шагнула в открывшиеся двери лифта.

— При любой возможной угрозе. Господин Айзек не уточнил какой.

Ревекка уставилась в свое отражение на пластиковой стенке лифта. Желудок привычно подкатил к горлу, хотя падение длилось всего несколько секунд. Ревекка ненавидела лифты, в них она начинала задыхаться. Иногда весь Амвелех казался ей одной такой большой кабиной, летящей в бездну.

— Он сказал, куда отправляется?

Дулос снова беспокойно замигал. Ривка поняла, что он опять боится нарушить приказ.

— Говори, не бойся, — как можно более ласково попросила она, пытаясь изобразить на лице улыбку.

— Он спросил К-2834, где находится Сад, и попросил отвести его туда.

— Сад? — Ревекка остановилась как вкопанная. — Сад?! — в горле образовался ком.

— Именно так, госпожа, — подтвердил дулос и тоже замер, прокручивая голову назад. — Сад.

Чтобы сдвинуться с места, потребовалось усилие. Ревекка больше не задавала вопросов, опасаясь что полученные ответы лишат её остатков решимости. Наконец дулос остановился.

— Это здесь, госпожа, — сказал он и отъехал в сторону, пропуская девушку вперед.

Ревекка подняла голову. Двери, больше похожие на ворота, были раскрыты настежь. Изнутри доносилось гудение и глухие удары. Ревекка не видела, что происходит внутри, но звуков хватало с лихвой, чтобы заставить ее сжаться от страха. Они казались слишком близкими для таких больших дверей, словно что-то её ждало уже на пороге.

Обхватив себя руками, Ревекка быстро, не давая себе времени передумать, преодолела расстояние до раскрытых дверей и остановилась на пороге. Только через несколько секунд она смогла заставить себя поднять взгляд от пола.

— Боги милосердные… — выдохнула Ревекка завороженно, касаясь пальцами губ и лба. — Да славится Имя Твоё.

Двери открывали путь в узкий, расширяющийся к центру коридор с чёрными выпуклыми стенками, внутри которых через равные промежутки времени пробегала гибкая бурлящая судорога, но внимание Ревекка сосредоточилось на Айзеке и том, что возвышалось над ним. Не в силах заставить себя войти, она опустилась на колени и уткнулась лбом в переплетенные на полу пальцы. Тело пронизывали электрические разряды. Айзек, облаченный в жреческий хитон, с махайрасом в руке, стоял спиной к ней чуть поодаль, а перед ним в переплетении труб билось большое и ясное, как солнце, сердце. Оно равномерно сокращалось, пропуская через себя светящиеся жизненные потоки, наполняя всё пространство умиротворяющим биением. Ревекка не сразу сообразила, что страх отступил. По спине вдоль позвоночника пробежал смутно знакомая приятная дрожь, в кожу вонзились сотни невидимых иголочек. Ощущение освобождения, порождаемое ритмическим биением светящего сосуда, наполняло ее изнутри светом и легкостью, так что Ревекке казалось, что она почти парит над полом.

— Да прибудет с нами милость Твоя… — она подняла голову и посмотрела в ссутулившуюся спину Айзека, удивляясь его холодности. Даже бездушные громоздкие механизмы, свисающие с высокого потолка и тянущиеся между черных стенок, славили рождение бога.

— Ты думаешь, это Господин? — спросил Айзек, не оборачиваясь. Ревекка едва расслышала его слова в биении божественного сердца. — Думаешь, Он мог воплотиться в этом?

— Почему ты сомневаешься, Айзек? Разве ты не чувствуешь? Его Свет, Его тепло, Его кровь наполняют землю.

Айзек молчал.

— Я не говорю, что ты не прав, но знание, откровение, которое ты получил, — это же еще не всё. Главное, что чувствуешь сердцем. Оно прекрасно, разве ты не видишь?

— Это так, — ответил Айзек, и в его голосе Ревекка уловила усмешку. — То, что ты чувствуешь — эйфория, которую я ощущал каждый раз, когда нейроиглы Сети проникали в мой мозг. Радость единения с божеством мне знакома больше, чем мне бы хотелось.

Ревекка поднялась с колен и подошла к Айзеку, остановившись от него в двух шагах. На расстоянии вытянутой руки над ними светило солнце восходящего мира.

— Даже если так, Айзек. Какая разница? Разве не счастье, что Он вас не покинул? Что Он раскрыл вам Свое Сердце, Ум и Утробу и вобрал в Себя всё? Никто не погиб, Айзек, они просто ушли, стали иными. Отпусти их. Произошло то, что предначертано.

— Предначертано? — повторил Айзек, напряженные плечи опустились. — Ты думаешь, это эгоизм? А я ведь хотел даже убить Его, — он покачал головой. — Я знаю, как должен думать, чтó должен чувствовать, но не могу. Почему, Ревекка? Почему я не вижу то, что видишь ты? Он выбрал плохого патриарха.

— Господь Тэкнос — разбитое Сердце нашей мертвой планеты. Каким бы оно ни было — добрым и любящим, каким ты желал бы его видеть, или страдающим и озлобленным, каким видишь — это все-таки сердце, Айзек. Рукотворное или нет, оно живет. Бьется, чувствует, страдает. Это тот бог, которого мы не заслуживаем.

— Я не вижу Сердце, Ревекка, я вижу… — Айзек пожал плечами. — Яйцо паука.

Ревекка протянула руку к сияющей полупрозрачной стенке.

— Это Дитя, — сказала она. Раскрытая ладонь остановилась в нескольких сантиметров от поверхности. Внутри что-то забурлило, стенка стала темнеть, будто что-то приблизилось изнутри. Кожный покров стал полупрозрачным, сохраняя мутный иссиня-черный оттенок. Внутри надувшегося пузыря что-то повернулось. Ревекка завороженно смотрела на бурление внутри, ей казалось, что она вот-вот увидит нечто волшебное. Пальцы почти коснулись поверхности, но Айзек отдернул ее руку.

— Почему? — Ревекка с обидой посмотрела на него. — Он не опасен, Айзек.

— Возможно, ты права. Возможно, это божественное дитя, сердце нашего мира. Но я не могу избавиться от ощущения, что это гнойный нарыв на теле земли.

Он усмехнулся, посмотрел на махайрас в своей руке, поскреб ногтями шрам на щеке.

— Должно быть, я сошел с ума. Одна часть моего существа твердит о величайшем чуде, о том, что всё сбылось, как было предначертано. Избранный народ разделил сущность божества, оставшиеся населят землю. Аргон-хюлэ… Хорá наполнит планету соками, земля снова начнет плодородить. Пока население не разрастется так, что ресурсов снова начнет не хватать. Затем война, мор и ожидание конца…

Ухмылка стала шире, он бросил неприязненный взгляд на посветлевший сосуд, полный биения жизни.

— Разве бог, каждый раз возрождающий планету из пепла, плох?

— Нет, Айзек.

— Я даже отчасти понимаю твое обожание. Я пытался молиться, до того, как ты пришла, а потом понял, что вся моя послушническая жизнь была обманом. Я верил в трансцендентного Господина, в приятное чувство благодати во время ноэтической молитвы — и только. В глубине души, я всегда знал, что Господин — выдумка людей. И даже узнав его в воочию, я не могу поверить, что это Он. Знаешь, что я думаю — бесконечно, по кругу? Боги — выдумка людей, а это несчастное существо поверило этой выдумке и играет эту роль для нас. Это существо имеет очень долгую память и вмещает в себя память людей о многих культурах человечества, как тут не возомнить себя богом? Особенно если люди летят в твои сети, как мухи.