Последние дни Амвелеха

— Каждого архонта Совета Сорока и тех, кто молчал, мы обвиняем в попустительстве ереси! — Исмэл поднял взгляд на ряды однотипных, одобренных жречеством, аватаров. — Каждый виновен! Вы все здесь виновны! В глупости и ксенофобии. Неспособности отличить зло от добра, конформизме и невежестве! Мы позволили себя обмануть кучке сумасшедших шарлатанов! Мы отдали власть в чужие руки, чтобы жить в блаженной расслабленности и обмане.

В ответ на его слова толпа виртов снова ожила. Оглушающий рёв обрушился со всех сторон. Исмэл бросил взгляд на свою команду и одобрительно кивнул.

— Мы научим вас быть свободными! — закричал он, поднимая вверх руки. — «Симулякр» — это будущее! Это свобода! Это безопасность! Это вечная молодость! Симулякр — это бессмертие и открытость!

Под вопли беснующихся виртов, Исмэл подошел к Терапевту. Отключив усилитель и передачу в общий виртуальный канал, он наклонился к нему и сказал своим обычным голосом, чуть приглушенным вирт-шлемом.

— Если тебе смогут помочь человеческие тела для… для удобрения твоего Сада, они твои. В стадии ScO, они еще будут функционировать какое-то время.

Ривка, сидящая рядом и пытавшаяся избежать разговора с мерзким стариком, вытянула шею и поглядела на Исмэла. Терапевт удовлетворенно кивнул.

— Я знал, что мы поймем друг друга, Исмэл, — он закинул ногу на ногу и сцепил руки в замок на костлявом колене, обтянутом красной униформой. — Но вы должны забрать архонтов с собой. Уйти должны все. Таков уговор.

Исмэл выпрямился, обдумывая условие Терапевта.

— Почему?

— Этого хочет Ева.

— Женщина из Белшар-Уцура?

Терапевт покачал головой.

— Я неверно сформулировал мысль. Этого хочет воссоединенный Тэкнос. Дитя Колодца.

Ривка коснулась лба и губ в охранительном жесте. Ни Исмэл, ни Терапевт не обращали на нее никакого внимания. Лидер виртов колебался.

— Тэкнос… — он запнулся, чему-то усмехнулся про себя и продолжил, — думаешь, он наполнит колодцы?

Терапевт неопределенно качнул головой.

— Архонты не выйдут в Сеть. Они боятся её едва ли не больше Театра.

— С этим я могу тебе помочь, — Терапевт покосился на Элизара, затем перевел взгляд на окруженных дулосами архонтов.

Только сейчас Исмэл заметил, что жреческая часть Собрания молится. Все без исключения: и те, что сбежали вниз, и те, что остались в амфитеатре — стояли, запрокинув голову и подняв руки в ритуальном воззвании богам. Слов за шумом виртов было не разобрать. Некоторые другие архонты и сторонники жрецов среди аватаров, опустились на колени. Должно быть они ждали, что их милосердный Господин их спасет и покарает беззаконников. Уголки губ Исмэла дрогнули, но он не улыбнулся. После слов Терапевта о Тэкносе вид молящихся наводил на него тоску.

Не дожидаясь приказа, Элизар сдвинулся со своего места и покатил через орхестру. Он остановился у ступеней, поёрзал и изменив конфигурацию гусениц, начал подъем. Его исчезновение заметила только Ривка, но и она в создавшейся суматохе даже не подумала его останавливать для расспросов.

Исмэл повернулся к Терапевту.

— Хорошо. Я согласен.

Стараясь не глядеть в сторону окруженных архонтов, он снова вышел в центр орхестры. Вирты его встретили одобрительными возгласами и утихли, ожидая, что он что-то скажет, но Исмэл молчал. Дулосы за его спиной открыли парализующий огонь по жрецам. По Агоре прокатился вздох. Бормотание, раздававшееся еще несколько секунд в абсолютной тишине, стихло.

— Вы должны выйти в Сеть, — сказал Исмэл, отыскав глазами Сарру. — Тех, кто не починится, дулосы подключат насильно.

После длительного шума тишина, которую нарушали только работающие дулосы и редкие вскрики и возгласы удивления, была оглушающей. Элизар, подключенный к Системе через разъем на втором уровне амфитеатра Агоры, передал еще несколько буквенных команд. Четверо наиболее быстрых дулосов двинулись к скамьям.

«Что ты делаешь, Исмэл?! Ты говорил, что Ризома не повторится!» — взорвался в вирт-шлеме голос Руфи.

Исмэл обернулся. Дулосы, выпустив щупальца, переворачивали своих хозяев, чтобы дотянуться до разъемов в их затылках.

«Кедар, обратный отчет, — сказал он, открывая общий канал. — Теперь мы точно готовы».

«Ты хочешь забрать их?» — спросил Калеб.

— Да, — ответил Исмэл, полностью переходя в вирт-пространство Внутренней Сети. — Начинайте, Кедар.

Комментарий к Глава двадцать пятая. Dies irae

*Dies irae — день гнева, судный день.

========== Глава двадцать шестая. И боролся Некто с ним до появления зари ==========

То, что казалось рекой, стало скользкими на ощупь существами. Погружаясь, Айзек видел их круглые, блестящие глаза. Удивительные чёрные животные струились сквозь него, несильно толкали, подныривали под руки и протекали меж ног. Они были прохладными как вода — было приятно к ним прикасаться. Айзек утратил ориентацию в пространстве и времени и струился вместе с ними. Щенки волчицы искали питательные сосцы матери.

Бесконечные толпы тянулись к Лупанарию, где сам верховный бог и правитель Ликократ раздавал бессмертие. Улицы Белшар-Уцура были полны огней и народа. Голограммы, крутящиеся на узких улицах между провисших проводов, обещали вечное блаженство каждому. Устав от духоты, вони потных тел и старых гниющих протезов, люди торопились вкусить чёрного молока волчицы. Они наседали на тех, кто двигался впереди, началась давка. Женщины кричали и плакали, мужчины ругались, дети и калеки умирали без звука. Гоплиты, закончившие обход улиц в поиске не желавших присоединяться к празднику всенародного единства и благоденствия, пытались совладать с толпой. Они рассекали воздух широкими ритуальными махайрами, прорубая в толпе просеку, не заботясь о том, что кто-то может пострадать. Люди давились криком и отступали.

— К чему тебе конечности в Новом Эдеме? — скалился эгемон, клацая механическим когтями по гарде. Клинок его махайры сочился кровью. Отрубленная кисть мужчины, прижимавшего к себе теперь только обрубок руки, лежала в пыли перед его ногами. Человек куксился и подвывал. — Ты станешь богом, жалкое отребье, ибо того хочет владыка Ликократ.

Эгемон возвысил голос, приподнимаясь на гиппосе и окидывая взглядом толпу:

— Слепых, калек и наглецов, сбивающих шаг, мы будем казнить на месте за измену — у меня нет плетей, чтобы подгонять вас, как стадо парнокопытных тварей. А ну пошли! Марш! Восславьте мудрость и милость владыки Ликократа! Ну же! Па-а-а-шли, с-сукины дети!

Махайра описала дугу в воздухе, и те, кто стремился к краю, чтобы избежать участи быть задавленным, пожалели о своем решении.

— Каждый… свободен, каждый… счастлив, каждый… берёт своё. Отец всех людей, мудрый и милостивый владыка Ликократ, призывает тебя, моё возлюбленное дитя, разделить бессмертие, — заговорил приятный женский голос, сопровождавший голографическое изображение человека в золотой маске волка. — Будь всегда молод, весел и счастлив, последний человек. Каждый… свободен, каждый… счастлив, каждый… берёт своё.

Изображение деформировалось. Ликократ на голограмме стал ниже ростом, бедра округлились. Символы власти, скрещенные на груди выдались вперед. Сквозь узкие прорези глаз на Айзека смотрела волчица.

— Будь всегда молод, весел и счастлив, последний человек. Каждый… свободен, каждый… счастлив, каждый… берет своё.

Перед глазами плыло от духоты и вони. Мелькнула удивленная мысль о дефектах голограммы и исчезла в щемящей радости. «Наконец-то, всё кончено! — думал Айзек, пытаясь удержать в памяти предвкушение будущего счастья. — Главное дойти, главное, приникнуть к источнику! И я дойду! Дойду, чёрт возьми… Я достоин!» Он искоса глянул на калеку-соседа, которым можно было пожертвовать в случае опасности. С его точки зрения, тот не стоил Ликократовой милости. Один шаг в толпе был ничтожен, он нисколько не прибежал к заветной цели. «Зачем же всех? Разве они заслужили этого?» На Айзека наваливалась тоска. Путь казался бесконечным, и он уже смотрел на старика-калеку с откровенной злобой. Но через секунду Айзек не думал больше ни о чем — его смело водоворотом чужих разрозненных чувств.