Последние дни Амвелеха

В наступившей тишине он подошел к Терраху и поднял руку в благословляющем жесте. Несколько секунд эгемон стоял, глядя на архонта не то с благоговейным ужасом, не то с отчаянием, потом его ноги подогнулись и он рухнул перед Абрахамом на колени, стаскивая с себя шлем.

— Ты предал меня, Террах, — сказал Абрахам, — ты предал Господина. — Ум, Утроба и Сердце есть Одно. От Незаходящего ничто не скроется. Такова наша вера! — он наклонился к самому уху эгемона. — Не от моей руки ты умрешь, а от длани Господина. Невиновного Господин пощадит и возродит к вечной жизни. — Абрахам выпрямился и не оборачиваясь отдал приказ: — Дулос, снятие Азимова запрета. Первый уровень.

Элизар, не мигавший в эту секунду обычными доброжелательными огнями, казался мёртвым, но он выстрелил, и тело эгемона завалилось на бок перед ногами жреца. Террах так и не поднял голову, принимая наказание как должное. Переступив через него, Абрахам подошел к Исмэлу. Ямвлих шипел от боли, вытирая своей богатой белой бородой пол ангара. Он больше не мог кричать. Лицо и затылок стали сплошным кровавым месивом.

— Разве ты не убил его на Агоре, сын? Его и других еретиков?

— До сегодняшнего дня я думал, что он мертв, — Исмэл смотрел на отца с смешанным чувством любви и ненависти. На миг ему самому показалось, что Террах говорил правду о заговоре, и эта мысль не была неприятной.

— Так доделай то, что начал. Он не заслуживает смерти от длани Господней. Время начало последний виток. Финальная точка Хаоса почти достигнута, — тронув плечо Исмэла, Абрахам пошел дальше. Аарон и Элизар механически двинулись вслед за ним. — Жизнь и правда более не имеют значения. Господин возродит тех, кто ему нужен.

Исмэл проводил его долгим взглядом, с ненавистью взглянул на дрожащего старика и нажал на спуск ксифоса. Тело Ямвлиха дёрнулось, кровавая вмятина в черепе углубилась, кровь и осколки царапнули по шлему. Исмэл брезгливо вытер бронепластик предплечьем руки, в которой был зажат ксифос, и выпрямился. Айзек смотрел на него расширившимся глазами. Ривка испугано улыбалась.

— Зачем ты его убил? — спросил Айзек.

Исмэл пожал плечами. Он снял испачканный брызгами крови шлем и обернулся на удаляющегося отца. Оттуда, где он сам недавно прятался, выскользнула женщина, в которой он узнал Руфь. Она перешла на шаг, увидев первого архонта, но, так как тот никак не реагировал на нее, обошла его по дуге и бегом направилась к ним. Исмэл повернулся к Айзеку.

— Я не знаю, — он прерывисто вздохнул, проводя рукой по лицу. Сердце в груди трепетало. Исмэл взглянул на брата, левую щеку которого пересекал уродливый шрам, и улыбнулся. — Ты слышал нашего отца. Не всё ли равно — зачем?

Комментарий к Глава двадцать первая. Великая вечеря птиц

Название главы: откр. 19: 17-18

========== Глава двадцать вторая. Всему свое время ==========

— Ты думаешь это конец? — воскликнул Айзек. — Ты представить себе не можешь, сколько я об этом думал! Но «конец» — это только слово, бессмысленное слово! Мы не можем об этом ничего знать, потому что в действительности мы не знаем конца, мы знаем только жизнь, мы так запрограммированы! Отчаяние — вот это конец.

Он не заметил, как Ревекка освободилась из его рук и отошла за его спину. Все мысли Айзека занимало то, о чем он говорил. То, о чём он думал всё это время. Но Исмэл смотрел отрешенно, будто не слушал. Он выглядел намного моложе, чем его аватар в Сети. По сравнению с илотами Харана Исмэл казался мальчишкой. Сам Айзек чувствовал себя если не старше, то по крайней мере одного с ним поколения, несмотря на то, что их с братом разделяло почти двенадцать лет.

— Я знаю, что колодцы пустеют, — сказал он резко, надеясь поймать внимание Исмэла, и на этот раз тот его услышал. Он взглянул на него прямо и остановил жестом подошедшую к нему женщину, когда та хотела что-то сказать. — Знаю, что наши предки уничтожили мир, чтобы сохранить аргон-хюлэ для себя, что они пожертвовали илотами. Что наш отец собирался убить меня, потому что этого потребовал от него Господин. Любящий и милосердный бог, которому я хотел посвятить свою жизнь! И я знаю, что отец не сожалеет об этом ни секунды. Я видел твою умершую мать, Исмэл, видел Призрака, посланца богов, который открыл мне, что значит быть человеком — весь ужас этого! Я видел добрых людей, которые отказались от насилия — и поэтому они живут и умирают в муках! Я знаю, что мир несправедлив, что всем нам грозит гибель, что боги оставили нас на веки, но это еще не конец. — Айзек замолчал. Заметив, что впился ногтями в собственные ладони, он разжал кулаки. Потом перевел взгляд на молча глядящих на него мужчину и женщину в полицейской броне. В нескольких шагах лежал убитый Элизаром эгемон Террах и вирт-гоплиты, а у ног Исмэла — второй архонт Ямвлих. Мертвецы.

— «Кто устилает дорогу в рай мертвецами?» — сказал Айзек, глядя на свои руки. Ему показалось, что в эту секунду он понял нечто, что раньше не было ему доступно. Это было чувство, а не идея — выразить в словах, Айзек его не мог. Вокруг словно потускнел свет. Безнадежно.

— Ты прав. Мы еще повоюем, — сказал Исмэл. — Это не конец, это начало, но не для таких, как Ямвлих. Не для таких, как наш отец или Терапевт. Другим мы дадим шанс.

— Исмэл, я хотела поговорить с тобой об этом…

— Позже, Руфь. Ты пойдешь со мной, Айзек? Ты и твоя подруга? Тебе я предоставлю выбор.

Вспомнив о существовании Ривки, Айзек нашёл её руку. Она глядела на него настороженно и серьезно. Крепко сжав ладонь Айзека, она придвинулась к нему поближе. Женщина, которую Исмэл назвал Руфью, отвела взгляд, но потом снова мрачно на них уставилась. Она смотрела на их сцепленные руки.

— Только мне? — спросил Айзек.

— Да, только тебе.

— А как же Театр? Ты получил доступ?

Исмэл невесело хохотнул и покачал головой.

— Я скажу тебе, что такое Театр, Айзек. Это имя нашего страха. Что бы не случилось, даже если последние колодцы иссякнут в одночасье, я больше не буду медлить, — с выражением гадливости, он очистил перчаткой шлем от крови архонта и надел его. — Я предоставляю тебе выбор, Айзек, но я не уверен, что он у тебя есть. Ты сам сказал, колодцы пусты, когда об этом узнают остальные, Амвелех ждет анархия и хаос. Спрятаться будет негде, разве что вернуться в Пустыню. Мы заберем с собой тех, кто привык жить в Сети. Не только виртов, но и тех, кто поносит нас сейчас. Им найдется место, чтобы….

— Но зачем, Исмэл? — подала голос Руфь. — Это только перенесет вражду в Сеть.

— Там мы с ними справимся. «Симулякр» изменит их взгляды, я уверен. Он изменит само сознание. Оставлять их здесь, значит бросить на произвол судьбы.

Айзек тряхнул головой. Он старался не смотреть на трупы, но взгляд то и дело возвращался к старику в нарядном жреческом хитоне. Его вопрос так и остался без ответа. Почему Исмэл его убил, разве он убийца?

— Даже если вам это удастся, колодцы не наполнятся. Вы все равно будете зависимы от Амвелеха. Его последний день станет последним и для вас.

Исмэл досадливо поморщился. Точно тоже самое сказал Терапевт.

— Я предоставлю эту проблему нашему отцу и Терапевту. Пусть забирают наши тела для удобрения своего «Сада», — сказал он с усмешкой. — «Театр»… Я не знаю, каков он внутри, но снаружи… — лицо Исмэла снова приобрело то брезгливое выражение, которое его очень портило. Ухмылка, за которой он пытался скрыть разочарование была слишком ненатуральной, даже болезненной. — Тебе, с твоим добрым, сочувствующим сердечком, лучше этого не видеть. Они погрязли в грязных тайнах. Неудивительно, что одна мысль о Театре, вызывала у них суеверный ужас. То, что они делают настолько чудовищно с точки зрения их же веры, что я удивлён, что наш отец и этот… «ересиарх» так долго сохраняли рассудок. «Генезис» был создан для создания искусственного Эдема, Айзек. Ты можешь в это поверить? Более того, они пытались создать Бога! — Исмэл порывисто расхохотался. — Об этом ты знал?

Айзек побледнел и мотнул головой, сильнее сжимая руку Ревекки.