Последние дни Амвелеха

Ревекка закивала.

— Даже год. Это было бы чудесно! — она осторожно коснулась его пальцев, потом сжала его руки в своих горячих ладонях. — Мне всё равно, что со мной будет, я погибну в любом случае, если останусь здесь. Пожалуйста, возьми меня с собой. Я хочу увидеть Амвелех.

Айзек не знал, что ей ответить. Девушка вызывала в нем приятные чувства: участие, симпатию, жалость, что-то еще, что он до конца не понимал, но он боялся принимать такое важное решение. Что скажет отец? Что в действительности ждет ее в Амвелехе? Решение взять Ревекку с собой предполагало ношу, которую он не готов был на себя взвалить.

— Я не знаю. Мне нужно подумать. Прости, — ответил он после короткого раздумья.

Ревекка отпустила его руку и, подтянув к себе, колени обвила их руками.

— Пора возвращаться, — сказала она и обвела пальцем след, оставшийся от ремешка сандалий. — Сегодня вы отправитесь к Ликократу?

— Наверное.

— Вы вернетесь?

— Я не знаю.

— Нет, не вернетесь, — она грустно улыбнулась, следя за своим пальцем. — Не может быть, чтобы ты вернулся за мной.

— Я вернусь, — ответил Айзек и, схватив Ривку за плечи, развернул к себе. — Вернусь, я обещаю, и тогда мы поговорим.

— Хорошо, — Ривка улыбалась, хотя по ее лицу было ясно, что она не верит ни единому слову.

— Я не могу тебя взять с собой сейчас. Я даже не знаю, что скажу отцу. Да и у Ликократа тебе будет небезопасно. Ты же сама сказала.

— Да. Я так сказала.

— Я правда не могу решить сейчас, — сказал Айзек, начиная злиться. — Я поговорю с отцом, но даже если он не даст согласие, я вернусь. Слышишь?

— Я слышу. Всё в порядке, даже если не вернешься. Я должна была попробовать — в этом всё дело, — Ревекка высвободилась из его хватки и встала. Она выглядела слабой, обречённой, хотя всё еще пыталась удержать на губах улыбку. — Пойдем. Тебя уже ждут.

— Просто дождись меня, хорошо? — Айзек догнал ее у выхода и снова взял за руку. — И мы что-нибудь придумаем.

— Хорошо, — кивнула Ревекка, по-прежнему глядя в пол.

— Нет. Посмотри на меня, — Айзек угрожающе шагнул вперед. Ему не нравилось, что после всего, что она наговорила с такой горячностью и отчаянием, Ревекка прячет взгляд. Ему казалось, что она что-то задумала. — Обещай.

Девушка поняла голову и посмотрела Айзеку в глаза. В них было нетерпение и та же злая насмешка, что в начале разговора.

— Я обещаю и я верю тебе.

Айзеку стало горько от этого взгляда, словно она нарушила атмосферу откровенности и близости, что царила между ними еще недавно. Он хотел отстраниться, но Ревекка вдруг притянула его голову к себе и поцеловала в губы. Затем, высвободив руку из его пальцев, пошла дальше по коридору. Услышав тихий, задушенный всхлип, Айзек не стал больше ни о чем спрашивать и просто поплелся рядом.

Ревекка остановилась и указала направление.

— Туда. Отсюда слышно голоса. Не заблудишься. Иди, — сказала она, не глядя на Айзека, сразу же повернулась и пошла в обратную сторону.

Ай­зек смот­рел ей вслед, ку­сая гу­бы. Он хо­тел бы­ло ок­ликнуть её, по­обе­щать, что возь­мет её с со­бой пря­мо сей­час, да­же под­нял ру­ку, но это бы­ло бы неп­равдой. Ему нуж­но бы­ло вре­мя, что­бы ра­зоб­рать­ся со всем этим, что­бы по­гово­рить с от­цом, что­бы ре­шить­ся. По­это­му Ай­зек опус­тил ру­ку, по­вер­нулся к Ревекке спи­ной и по­шел на зву­ки го­лосов. Ай­зек знал, что поступает правильно, но всё рав­но чувс­тво­вал се­бя под­ле­цом.

========== Глава двенадцатая. Последний царь илотов ==========

С гор Белшар-Уцур походил на торчащие вверх изъеденные артритом пальцы. Из-за сурового климата и недостатка подходящего места город застраивали скученно, а когда строиться вширь стало невозможно, город стал расти вверх. Устойчивость этой крайне неоднородной конструкции обеспечивала внутренняя сетчатая мембрана-перекрытие, связывающая здания между собой. Из-за неё эклектичный конгломерат казался единым строением — этаким лабиринтом-термитником, построенным без какого-либо архитектурного плана, и вообще без участия разума человека.

Белшар-уцур был слишком беспорядочен и нестроен, чтобы Абрахам мог бы заподозрить в нем замысел Великого Архитектора. «Без всякого сомнения, — думал он, оглядывая безвкусное, пёстрое строение, — Господин оставил это место и лишил илотов разума». В неуклюжей архитектуре Белшар-Уцура Абрахам видел результат действия инстинктов, подобных тем, что заставляют животных рыть себе норы, а насекомых выстраивать причудливые жилища. Только слепая потребность в защите и желание пустить пыль в глаза пышным и абсолютно нефункциональным оперением могли двигать людьми при строительстве подобного убожества, но никак не здравый смысл.

Абрахам еще больше укрепился в этом мнении, когда они въехали в черту города. Многие здания на окраине были наполовину разрушены и держались только за счет внешнего каркаса. От других остались только ржавеющие остовы с остатками бетонных стен. Некоторые блоки висели в воздухе на проводах, растянутых между опорами перекрытий. Люди, которыми кишели улицы, ничуть не тревожились по этому поводу — несмотря на то, что многие из уже были увечны и больны. Казалось, им нет дело ни до чего, кроме дикой пестроты, которой они себя окружали. Выглядели они броско и причудливо: респираторы, спасающие от пыли разрухи и выхлопных газов, сверкали ядовитыми цветами, грубые, металлические сочленения дешевых протезов были выставлены на показ, как нечто достойное восхищения, а мало что скрывающая, одежда блестела и переливалась в свете голограмм.

Абрахам снизил скорость и ехал теперь медленно, чтобы лучше рассмотреть местных жителей. Большинство из них не обращали внимания ни на него, ни сопровождавших его дулосов и Аарона. Хотя роботов в Белшар-Уцуре встречалось относительно немного, никого не удивляли амвелехские дулосы старой модели, если что и заставляло людей оглядываться и ретироваться, то только новые, блестящие гиппосы. Разглядывая этих жалких людей, похваляющихся своим безумием, и окружающую обстановку, от которой так и веяло нездоровьем и пороком, Абрахам с удовлетворением отметил, что был прав, оставив Айзека в Харане.

Свет солнца не проникал дальше верхних этажей, поэтому улицы были погружены в полумрак, освещаемый только голограммами и редкими лампами на стенах. Если бы Абрахам не знал точное время, он мог бы подумать, что солнце давно скрылось за горизонтом, и на город опустились сумерки. Вверху можно было разглядеть светлую полоску неба, но она терялась за стальным каркасом перекрытий, обезьяньими лазами, соединяющими верхние этажи зданий, и сотнями кабелей, провисающими между балками. Провода и черные, толщиной с человеческую руку, тросы ползли по стенам домов и тянулись к гудящим охладительным установкам и голографическим проекторам, воспроизводящим повсюду однотипные двухмерные картинки. Почти все голограммы в Белшар-Уцуре изображали Ликократа в образе той или иной ипостаси Господина или в свете царской славы — в золотой маске волка. Абрахам кривился от отвращения. Этот город был последней остановкой перед пропастью.

Узкая колея между зданиями — язык не поворачивался назвать дорогой — была загромождена рухлядью, которую местные использовали для передвижения. Тут же между машин сновали люди и дулосы, отчего движение еще более замедлилось. Когда удалось продвинуться чуть вперед, Абрахам увидел по обеим сторонам узкого проулка торговые лавки с различными гаджетами, странными светящимися напитками и другими товарами, которые Абрахам не успел разглядеть, так как торговлю начали спешно сворачивать.

— Они думают, ты один из людей Ликократа, — пояснил Аарон через передатчик, когда Абрахам его об этом спросил.

— Люди Ликократа — кто они? Охрана? Полиция?

— Они же бандиты, они же и полиция. Они редко наведываются в эти районы, только если Ликократу что-то нужно от местных.

— Что здесь продают?

— Здесь, помимо необходимых в быту вещей, продают мелочевку — нелегальные лекарства, импланты, искусственные органы и слабые наркотики. Если забраться в квартал поглубже, можно найти намного больше: наркотики, проституток любого возраста, пола и вида, и даже настоящие органы. Впрочем, на последнее спрос небольшой, никому, кроме окружения Ликократа, они не нужны. Слишком дорого и непрактично.