Страница 47 из 55
Придется больше давить за моральную да юридическую ответственность перед государством.
Когда раскрасневшая от нервов и бега Надежда вновь была введена часовым в кабинет, они уже были готовы: следователь деловито оформлял новую «шапку» допроса. Лист на это раз взял не из черновиков, чистый. Чуял опытный работник, что этот протокол далеко пойдет и даже, может быть, его будут почитывать в наркомате НКВД!
Логинов на всякий случай перечитывал прежний протокол, где Надежда нагло обманывала следователя. И не безрезультатно, между прочим!
Но, вывалив на следователя большой объем информации, она, вольно или невольно, вывалила много полезного материала. Следователь на него тогда не обратил внимания, но Логинов, знавший куда больше, сразу же вцепился.
Она несла обед. Кому? К знакомому? Просто так ее часовые не пропустят. Значит, это был конкретный человек, работающий на стройке. И обязательно местный, поскольку чужого бы просто так не пустили, сами бы люди сказали, что не их человек, опасный.
Но поначалу надо ее напугать. Логинов двинул ногой следователя: «Пора разговаривать».
Тот понял правильно. Дописал шапку, указал вопрос:
- Как фамилия, имя, отчество?
Это был еще не самый сложный вопрос. Она, не раздумывая, сказала:
- Разжуваева Надежда Феоклитьевна.
Следующий вопрос был с подковыркой:
- А настоящие?
- Так это настоящие, - Надя с мольбой посмотрела на Логинова и заплакала.
Тот кивнул. Пока можно отступить. Временно:
- Настоящее, Надежда, подлинные. Не обманула!
Следователь, как злой крючкотвор, которого уже раз обманули и который теперь ничему не верит, нехотя кивнул:
- Ладно, поверим. Пока. К кому шла с обедом на стройку?
И оба замерли. Скажет – не скажет?
Не сказала. Вернее, не сказала правду:
- К мужу своему Геннахе. К кому еще могу идти?
Логинов счел еще раз вмешаться:
- Не ври, Надежда. Подожди, - остановил он женщину, попытавшую что-то еще сказать – то ли соврать, то ли полегче – слукавить, но правду не говорить, - ты пойми, что пошла по скользкой тропинке предательства. И конец ее, как и у остальных предателей одинаков – расстрел, а то и веревка. Но государство наше доброе. Особенно к женщинам и к детям. Если будешь говорить правду – накажет, но мягче. Крови за тобой нет, предательства тоже.
Он помолчал, посмотрел на насупившуюся женщину, добавил:
- Подумай о своей судьбе, о будущем ребенке, о Фридрихе, который может еще попасть в плен.
Надежда отрицательно покачала головой:
- Фридрих сказал, что его, как диверсанта, обязательно расстреляют. Мол, закон такой существует. И что другого пути ему уже не существует.
Ну, про это он и сам знал:
- Фридрих твой сам не знает и тебя с панталыку сбивает, юрист бестолковый, - она посмотрела на него с некоторой надеждой, - в фашистской Германии там да, есть такой закон, по которому всех разведчиков и диверсантов в плен не берут. На месте расстреливают. Фюрербефель называется.
А в СССР такого закона нет. Если он сдастся НКВД и тяжкой вины на нем нет – отправят в лагерь военнопленных, а после войны домой. Если провинился в чем, будут судить. Помогай своему возлюбленному, потому как суд это обязательно учтет и, если что – приговор смягчит.
- Да? - Надежда заплакала, стала причитать: - я не хотела никого предавать, я только хотела быть рядом с моим Федей. Баба я, а он мужик, при чем тут предательство, да еще злостное!
- Так к кому ты шла? - мягко повторил вопрос Логинов.
Она еще немного помедлила, посчитала в уме, что им будет, и решилась:
- Андрюха это по прозвищу Один Палец.
- странное имя, - покачал головой следователь.
- Не странное, гражданин следователь, страшное, - не смело улыбнулась Надежда, - бандиты эти ушлые, которые еще живые при немцах, рассказывали, - в арестантском лагере тросом ему на левой руке отрезало четыре пальца. Только один остался. И он так наблатыкался ими чувства показывать, что его только Одним Пальцем и называли.
Витька Соболев по прозвищу Чумичка с ним нечаянно встретился. Оказывается, после освобождения он жил здесь. Сам-то он из Белоруссии, но туда сейчас нельзя. ,Чумичка и попросил им помочь, якобы он с друганом хотят уйти от облавы. Один Палец и согласился за пять тысяч.
- Тьфу! Хороша помощь за такие деньги, - в сердцах сплюнул следователь Виктор.
- Ага, - согласился Логинов, ничуть не удивившись. Это же бандиты, при чем тут человеческие чувства! Подумал, спросил следователя: - а что Надежде будет, товарищ лейтенант?
Вопрос был также с подвохом. Разжуваева должна твердо понять – она обязана оставаться только в правовом поле государства. Там накажут, конечно, но не бросят.
Следователь в раздумье почесал нос:
- Так-то трибунал должен поставить на расстрельные статьи. Война же. Но, - он посмотрел на вновь заплакавшую Надежду, - если кто-то важный из НКВД попросит. Да еще ты поможешь в ходе расследования, скорее всего, окончится лагерем.
- Поняла? - неожиданно жестко сказал Логинов, - ты перед государством виновата. И очень сильно. Но оно доброе и не хочет тебя убивать. Накажет, но не сильно. Но за это ты тоже должна помочь государству – конкретно, помочь обмануть этого Андрюху и помешать немецким диверсантам взорвать стройку.
- А их не ненароком не убьют? - продолжала колебаться Надежда.
- Тебя не расстреляют, - уже немного раздражено – сколько ж можно говорить? – сказал Логинов, - и кавалера твоего не расстреляют. А вот если они в огневой бой втянутся, то там уже пусть сами думают – умирать или не умирать.
Это было несколько меньше, чем она хотела, но все-таки больше, чем боялась представить. Ей еще рано умирать. И, главное, зачем?
И Надежда кивнула, соглашаясь.
Глава 22
Кажется, немецкие диверсанты уже намертво вляпались сюда. И надо лишь показать, что они на правильном пути и судьба откровенно фартит. Да?
Но как? Диверсанты – не женщины, их просто так не разжалобишь.
Оставив в кабинете рыдающую Надежду Разживину и грубовато утешающим ее следователя Васильева (а заодно он брал свидетельские показания), он ушел во внутренний дворик.
Большая стройка была видна со всех сторон. Просто с разных сторон и разных ракурсов. Копали землю, рубили дерево, плотничая, варили стальные стойки.
И в каждый день она становилась все больше и значительнее. Крупное строение, первоначально строящееся в землю, в огромный котлован, теперь шло в стороны, в верх. Чувствовалось, что планируют здесь годы напряженного труда.
Жалко было стройку, стремительно растущую. Ведь ее почти на сто процентов пустят под нож – взорвут, сожгут дотла.
Лучше подумать о народнохозяйственном значении. Основа современного оружия – это порох. И без его производства, любое оружие – это просто металл.
Логинов не был строителем. Он вообще никак не относился к народному хозяйству. Н в этот момент в полной мере считал себя в строю трудящихся, ибо без его старательного труда все это пойдет прахом.
Впрочем, как и бойцы, и командиры отдельного батальона НКВД. После завтрака-разговора с его комбатом старшим лейтенантом Кожемяко, он активно подсуетился. Усилиями его личного состава на глазах появились линии охраны, а чуть дальше нормальных укреплений.
Комбат имел большие полномочия и воспользовался этим. В линии защитных укреплений появились ленлизовские танки английские «Черчилли» и американские «Шерманы». Снятые с воинского эшелона, идущего на фронт, они значительно усиливали оборону.
Знакомые танкисты Логинова отзывались об этих танках пренебрежительно. Мол, и броня тонковата, и калибр танковых орудий маловат, и ходят на нашей грязи кое-как. Отечественные Т-34 гораздо лучше.