Хранители

Когда я в следующий раз взглянула в окно, Георгис и Энцо сидели друг против друга, стол был уставлен всякой всячиной, посреди красовался внушительный кувшин с домашним вином. За плечи Энцо обнимала высокая черноволосая женщина, хохотала и время от времени давала ему подзатыльники. Я даже засомневалась, есть ли мне место в этом безудержном веселье друзей. А потом увидела его. В смысле костюм. С прямой длинной юбкой и блузой по фигуре. К ним прилагался широкий пояс с круглой пряжкой. Одежка была из мягкого коричневого материала вроде тонкой замши. Когда вышла из примерочной, две продавщицы заголосили-затараторили, из их жестов поняла: я – тонкая, а талия – еще тоньше. Костюм придавал мне вид немного хулиганский и в меру чувственный. Вырез был глубок, его темные края изгибались вокруг белых пухлых бугорков. Ваня точно сказал бы: «Если б это была не ты, я бы сделал тебе хорошо и приятно».

Улыбаясь этим мыслям, я отметила, что впервые со дня смерти Ивана воспоминания о нем не топят меня в отчаянии. Впервые я думаю о нем как о живом.

Расплатившись, вышла на улицу.

Энцо стал еще краснее, на лбу у него выступила испарина. Георгис сидел отодвинувшись от стола и положив щиколотку одной ноги на колено другой. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты. Два объекта из присутствовавших ранее отсутствовали: жена Энцо и большой кувшин. Наверное, она ушла за очередной порцией вина.

Увидев меня, Георгис перестал улыбаться словам Энцо. Медленно опустил глаза от моей груди к ногам и вернулся обратно, сосредоточившись на вырезе. Вместе с подбирающимися вслед за его взглядом мышцами и раскрывающимися губами во мне закипала свирепая радость от того, что вот я – не теряю сознание, не раздираю кожу при падении. А вызываю возбуждение в глядящем на меня мужчине. От бешеного желания почувствовать на себе его губы и руки – особенно там, куда он сейчас смотрел, – свело затылок.

Наше визуальное кружение не укрылось от Энцо. Он замолчал и тоже уставился на меня.

– Энцо... это – Вера.

Я видела, как под рубашкой поднимается грудь Георгиса. С трудом оторвавшись от этого зрелища, облизнув пересохшие губы, я улыбнулась толстому коротышке:

– Здравствуйте!

Ха-ха-ха! Это был итальянец, более того – сицилиец. Проворно вскочив, обежав стол, он практически упал мне на грудь. Обхватил руками, поглядел в глаза и заголосил по-английски:

– Мамма мия, Йоргос, где ты отхватил такую красотку!

Я смеялась, надеясь, что шлепать меня не будут. В это время послышались уже женские крики на итальянском. Оборачиваясь на голос, Энцо радостно прокричал, мешая итальянские слова с английским:

– Лора, радость моя, я люблю тебя сильнее всех женщин вместе взятых! И даже больше! Познакомься! Лора, это Вера! Вера, это Лора!

Мы с Лорой тоже обнялись. Смеясь, я наконец уселась за стол. С удовольствием съела кусок пиццы с грибами и, когда стали пить за встречу с новыми знакомыми, обернулась к Георгису. Он сидел все так же – боком к столу, лицом ко мне. Притянув его взгляд в глубину своих глаз, я промокнула пальцем нижнюю губу, влажную от вина.

Георгис кашлянул, вернул себе нормальное положение и повернулся за стол. На меня старался больше не смотреть. Удавалось ему это не всегда.

С моим появлением разговор пошел на английском. Энцо рассказывал про синьору Лоретти, жившую рядом с Аппиевой дорогой. К ней приходили за неким мистическим опытом, который сам Энцо определял как «совет о будущем». По его словам, люди видели разное: кто картинки из прошлого, кто – из альтернативного будущего, то есть которое могло бы случиться, но не факт, что случится. Цель всех этих видений была одна – помочь человеку сделать выбор, увидеть главное.

– А как, как она это делает? – спросила я.

– Непонятно! Просто приходишь к ней, ложишься на кушетку, и все! Через какое-то время начинаешь видеть, – сказала Лора.

– Мы с Лорой ходили, – вставил Энцо.

– Видишь – то есть с закрытыми глазами или с открытыми?

– Конечно, с закрытыми! Хочешь адрес? – спросила Лора и в ответ на мой кивок начала писать на салфетке.

– Только имей в виду – это не предсказание. Это такой способ заглянуть в себя, – сказала она.

– А вот что касается предсказаний, то у нас на Сицилии была одна старуха-ливийка… – начал Энцо, но Лора хлопнула его по голове (вообще, лупили они друг друга, хоть и в шутку, постоянно).

– Мадонна! Да сколько можно уже про эту вашу Сицилию и мигрантов!

– Э-э-э, сладкая моя, напрасно ты так. Те годы дали твоему мужу колоссальный опыт!

– Например?

– Например, рефлекс: глядеть в сторону, противоположную от тычка. Если тебя толкают справа, значит, тырят бумажник из левого кармана. Вот так. – С этими словами Энцо ущипнул Лору за правый бок и, когда она, ойкнув, повернулась, схватил ее за левую грудь.

В итоге мы засиделись до вечера и распрощались, когда зажглись фонари.

Медленно пошли к форумам и освещенному кругу Коллизея. Глядя на подсвеченные колонны античных храмов, я спросила:

– Георгис, вы не собираетесь возвращаться на Крит? Я имею в виду с Лесбоса.

Он помолчал.

– Почему вы спрашиваете?

– Когда мы ехали в Аликианос, я думала, что ваш брат, призывающий вернуться в Сфакью, и прав, и не прав. С одной стороны, вы плоть от плоти Крита. С другой – в маленькой деревушке вам будет тесно. У вас столь же деятельная натура, как у вашего духовного отца митрополита. Мне кажется, вам необходимы перелеты, необходим весь мир. Но также нужно место, куда вы будете возвращаться.